— Прекрасно. Ведите сюда, я жду.
Он повесил трубку и весело посмотрел на Джона.
— В завершение вашего многотрудного вечера хочу вас порадовать, Мэннеринг. Мои люди отыскали-таки мадемуазель де ла Рош-Кассель.
— В канаве, на дне Темзы или на рельсах?
— Ошибаетесь, дорогой мой! В гостиной семейного пансиона в Стретхеме.
Появление мадемуазель де ла Рош-Кассель в кабинете суперинтенданта Линча по эффектности ничуть не уступало тому, которым Джон имел удовольствие любоваться у Лорны. Вихрем взметающаяся юбка, стук каблучков по плиткам и замечательно свежий вид для девушки, оказавшейся в полиции в два часа ночи, к тому же совсем недавно узнавшей об убийстве отца. В ее властном и решительном голосе на сей раз явственно звучал гнев.
— Не будете ли вы так любезны объяснить мне, по какому праву меня притащили сюда? Это переходит все границы! Вам бы следовало искать убийцу моего отца, а меня оставить в покое. Вы что, забыли, что я французская гражданка? Я требую прежде всего, чтобы вы позвонили консулу!
Линч смотрел на нее с восхищением. Еще немного — и он бы охотно согласился, что перед ним праправнучка короля Людовика Шестнадцатого.
— Мне бы хотелось задать вам всего несколько вопросов, мадемуазель, а затем вас доставят обратно.
Мари-Франсуаза гордо вздернула белокурую головку.
— Благодарю вас, — сухо сказала она, — я приехала с другом, и он меня отвезет.
Джон, остававшийся все это время в тени, незаметно вышел — ему было крайне любопытно взглянуть на этого друга. У подъезда Ярда действительно стоял «остин-хейли» стального цвета. За рулем нервно курил трубку молодой человек. Джон не стал раздумывать, француз он или англичанин: длинный выступающий подбородок, фарфорово-голубые глаза, неопределенного оттенка светлые волосы и твидовый костюм достаточно красноречиво свидетельствовали о его национальности.
— Вы позволите? — спросил Джон, открыв дверцу и усаживаясь на красное кожаное сиденье.
Молодой человек на мгновение остолбенел, но быстро взял себя в руки и, сильно растягивая слова, прогнусавил:
— Моя машина — не автобус, мистер…
— Мэннеринг, Джон Мэннеринг.
Трубка, зажатая в крупных желтоватых зубах, чуть не упала.
— Кажется, вы меня знаете? — спросил Джон. — Ну а я с кем имею честь?
— Ричард Клайтон, — пробормотал молодой человек.
— Вы друг мадемуазель де ла Рош-Кассель?
— Друг??? Я ее жених!
— Извините, но, поскольку она не носит кольца… — заметил Джон, сразу припомнив очаровательные, но без единого украшения руки девушки.
— О, она находит это старомодным. Понимаете, у Мари-Франсуазы свои представления обо всем на свете. А я и в самом деле знаю о вас, мистер Мэннеринг. Господин де ла Рош-Кассель много мне о вас говорил. Ведь это вы собирались купить у него Звезды, правда? Все прошло удачно?
Теперь Джон едва не потерял дар речи от удивления. У Мари-Франсуазы есть жених, но маленькая деталь: она даже не считает нужным сообщить ему о смерти своего отца! Что за странная девушка!
— Удачно? — проворчал Джон. — Право же, не сказал бы… И я очень огорчен этим обстоятельством, потому что ла Рош-Кассель был мне глубоко симпатичен.
— Был?
— Разве вы не знаете о его смерти?
Казалось, Ричард Клайтон был сильно поражен, но Джон в его поведении уловил нечто фальшивое, как это уже было с Мари-Франсуазой. Молодой человек не стал терять время на заупокойные речи. Он только огорченно проговорил:
— Умер? Значит, мои деньги…
— Ваши деньги? — переспросил, закуривая, Джон.
Приборная панель маленькой машины слабо мерцала в ночи. Мэннеринга охватили усталость и отвращение: жениха Мари-Франсуазы больше всего волнуют его деньги!
— Да, я одолжил ему денег. Я только что получил небольшое наследство — шесть тысяч фунтов. Вы знаете, я давно знаком с Мари-Франсуазой, мы оба часто отдыхали в Туке. А этой зимой я приехал к ней в Париж, и мы решили пожениться. Но мои родители — люди очень чопорные и большие снобы, а потому смотрят на наш союз довольно неодобрительно. Если бы я смог доказать им, что семья моей невесты — прямые потомки Людовика Шестнадцатого, это бы очень облегчило положение. И вот я одолжил де ла Рош-Касселю денег, чтобы он мог продолжать свои генеалогические изыскания, — кажется, у него там шли какие-то тяжбы. Но он все никак не мог добиться своего и не возвращал денег. Неожиданно ла Рош-Кассель объявил, что собирается продать фамильные драгоценности. Мне и в голову не пришло что-либо заподозрить, и лишь сегодня утром я узнал, о какой семье шла речь. Но было поздно! Не могу же я бросить Мари-Франсуазу?! А знаете, бедняга ла Рош-Кассель был честнейшим человеком… И с его точки зрения, это не он, а французское правительство украло бриллиантовые Звезды во время революции восемьдесят девятого года!!! По-моему, он явно слегка тронулся…
— У меня сложилось такое же впечатление. Послушайте, а что, если вы мне расскажете, как вы оба провели сегодня день и каким образом Мари-Франсуаза оказалась в пансионе?
Молодой человек покраснел.
— Гм… Это мой пансион. Она приехала ко мне около полуночи и потребовала, чтобы я нашел ей жилье. У моей домовладелицы нелегкий нрав, и особенно опасно тревожить ее в неурочное время, но Мари-Франсуаза обычно добивается, чего хочет, и ей нашли комнату.
— А раньше, днем, вы не виделись?
— Мы вместе пообедали, потом я проводил ее в «Ригел», где они с отцом остановились. Мы стали ждать ла Рош-Касселя, но его все не было, и в половине четвертого Мари-Франсуаза попросила меня отвезти ее на Кларедж-стрит — это ведь ваш адрес, правда? А затем, поскольку там никого не оказалось, — к Фаунтли. Там я ее оставил, а сам поехал домой.
— Мари-Франсуаза не рассказывала вам, чем занималась с тех пор?
— Нет, она рассказывает только то, что считает нужным.
Мэннеринг живо представил себе маленький волевой подбородок девушки.
— Охотно верю. Но мне все-таки надо с ней поговорить. Я подожду ее вместе с вами. Скажите, ла Рош-Кассель сам украл Звезды?
— Как вам такое только в голову пришло? Конечно, нет! Он поручил это профессионалу, кажется, какому-то Грюнфельду. Скажите, Мэннеринг, где эти бриллианты? Теперь они принадлежат Мари-Франсуазе…
— Должен вас огорчить, но прежде всего это собственность французского правительства. Общаясь с ла Рош-Касселями, вы как-то слишком легкомысленно об этом забыли. А впрочем, сейчас все равно никто не знает, где они. В папке ла Рош-Касселя оказались лишь копии.
— Это невозможно! Я видел их перед обедом, и это были настоящие бриллианты!
— Возможно или невозможно, но это факт. А вот и наша очаровательная приятельница.
Мари-Франсуаза казалась особенно хрупкой рядом с импозантным внушительным Линчем. Джон вышел из машины и придержал дверцу, пока девушка усаживалась, взметая вихрь голубого шелка и белоснежного английского шитья. Она бросила на Мэннеринга тяжелый, враждебный взгляд.
— Разумеется, мадемуазель, вам не следует удаляться из нашего поля зрения, — говорил тем временем Линч. — Мне бы хотелось всегда иметь возможность связаться с вами по телефону.
Мари-Франсуаза сердито пожала плечами.
Линч собрался уходить, а Джон, закрывая дверцу, вкрадчиво проговорил:
— Может быть, вы все-таки решитесь сказать правду, Мари-Франсуаза?
Девушка не ответила, хотя веки ее чуть заметно затрепетали.
— Не может быть, чтобы вы действительно надеялись и впредь все от всех скрывать!
Большие голубые глаза захлестнула волна ненависти и печали.
— Вы, очевидно, хотите, чтобы меня тоже убили? Это из-за вас погиб мой отец! Его убили, потому что он шел к вам! И без вас он был бы сейчас жив!..
Она так повысила голос, что Линч повернулся и пошел обратно к машине. А девушка вдруг разрыдалась.
— Быстро, Дики, быстро, — жалобно забормотала она, — уедем отсюда…
Кинув на Мэннеринга свирепый взгляд, Клайтон завел мотор и рванул с места.
Джон посмотрел на суперинтенданта.
— Пожалуй, на сегодня с меня хватит. Одолжите мне машину и шофера, старина, сил нет идти искать такси — эта юная пантера меня доконала.
— А что она вам сказала? — с живейшим интересом осведомился Линч.
— Что она меня обожает, черт возьми! До скорого…
9
Лорна откинула непокорную прядь каштановых волос и быстро перевернула яйца, подрумянивавшиеся в духовке. Известный портретист и, что производило гораздо большее впечатление на Джона, действительно талантливый художник, Лорна всегда работала, а частенько и ночевала в своей мастерской в Челси, хотя официально считалось, что она живет у родителей, в их роскошном особняке на Портленд-плейс. Мастерская представляла довольно своеобразное обиталище, обставленное удобными мягкими диванами ярчайших расцветок, деревянными статуями французского средневековья и увешанное дорогими коврами. Кроме того, здесь были вполне современная кухня и ванная, достойная восточного вельможи. Лорд и леди Фаунтли лишь однажды переступили порог этого приюта муз, но в конце концов, как сказал его сиятельство своей почтенной супруге:
— Лучше уж этот конек, чем какой-нибудь другой. Лишь бы она не якшалась с коммунистами и не попадала на страницы газет.
Лорна вытащила из духовки аппетитно подрумянившиеся яйца и поставила перед Джоном.
— Только не смейтесь надо мной, я вовсе не ревную, но, по-моему, эта крошка уж слишком занимает ваши мысли.
— Как вы считаете, она действительно это думает?
— Что вы повинны в смерти ее отца? О, она вполне на это способна. Ну и что? Неужели только из-за того, что какая-то истеричная девчонка наговорила вам гадостей, надо рисковать жизнью? Ради удовольствия, которое вы получите, доставив ей убийцу отца связанным по рукам и ногам? Ваш завтрак остынет, милый!
— Я скажу вам одну вещь, Лорна, о которой я не говорил еще никому — ни Флику, ни Линчу. Оба они только лишний раз обозвали бы меня Дон Кихотом. Мои противники — не просто банда гангстеров. Я почти уверен