— Женщина, сэр! Все глупости в своей жизни я делал из-за женщины. Я дрался из-за нее и заработал вот это, — быстрым движением он коснулся щеки. — Пришлось оставить фрак и галстук-бабочку — клиенты не любят официантов с подобным украшением. У меня всегда были ловкие пальцы, и я выбрал профессию, для которой это могло пригодиться, и, конечно, такую, чтобы хорошо зарабатывать. Должен сказать без ложной скромности, я был неплохим грабителем, но однажды сглупил, и Сюртэ узнала о моем существовании. Я приехал в Англию, но здесь трудно работать — очень большая конкуренция. В конце концов я оказался не у дел. Тут один английский коллега познакомил меня с Гарстоном. Я встретился с ним позавчера в пять вечера у Башни. Он дал мне Звезду и поручил отнести ее Леверсону… К несчастью, я ничего больше не знаю. Сегодня, увидев, что в конверте Гарстона банкноты Святой Липы, я решил отправиться к нему и взыскать долг. Остальное вам известно. Хотите еще кофе, сэр?
— Нет, спасибо, Бидо. Вы не против помогать мне и дальше?
— И даже очень!
— Тогда не теряйте со мной связи. Попытайтесь найти своего английского коллегу и выяснить, откуда Гарстон мог получить Звезду. Если хотите здесь переночевать — оставайтесь. — Адрес — Фуллер Мэншнс, 29. Когда вам потребуется мне что-то сообщить, оставляйте здесь записку. А сейчас мне надо идти. Если вам нужны деньги — не стесняйтесь, берите.
Джон указал на лежащий на столе бумажник.
— Надо поделить это, сэр, — возразил Бидо. — Прошу вас.
Мэннеринг тихонько рассмеялся.
— Дорогой мой Бидо, вы мне нравитесь, и я кое-что расскажу вам. Деньги, которые вы передали Гарстону, недолго пролежали у Лаба. Они у меня.
Бледно-голубые глаза с сомнением прищурились, потом в них засверкали веселые огоньки.
— Честное слово, сэр, я готов сделать ради вас что угодно. Работать для такого человека, как вы, — большая честь.
Через пятнадцать минут Джон приехал на Кларедж-стрит и сразу же принял горячую ванну. Потом растянулся на кровати и стал ждать. Как там Леверсон? Где Мари-Франсуаза? А главное, сумеет ли Гарстон держать язык за зубами и не проболтаться о Бароне?
Перед глазами у него крутились каруселью: Лаба с его мрачным взглядом, добрая улыбка Леверсона, ироничный рот Бидо, белокурые кудряшки Мари-Франсуазы, странное лицо Минкс… И вдруг все куда-то исчезло — Джон думал только о Лорне. Чего бы он только ни отдал, чтобы сейчас она была здесь, рядом с ним! Лорна — насмешливые глаза и нежный голос… ах, как нужно изменить это дикое, мучительное положение! Необходимо…
Зазвонил телефон. Голос Флика звучал очень устало и совсем по-стариковски.
— Джон, я никогда не сумею вполне отблагодарить вас…
— Я вас умоляю! Это Бидо надо сказать спасибо.
— Бидо?
— Да, я вам все потом расскажу. Флик… Вы не очень… — Джон запнулся и в конце концов пробормотал: «устали», — он отлично понимал, как смехотворно сейчас звучит это слово.
— Я отдохну несколько дней… Вечер был… ужасен. Вам надо бросить заниматься этим делом, Джон. Эти люди не вполне нормальны.
— Я это знаю лучше, чем кто бы то ни было, но надо завершить начатое. Они не говорили при вас о девушке по имени Мари-Франсуаза?
— Да. Ее, кажется, похитили, но девушка сбежала.
— Тем лучше для нее!
— Спокойной ночи, Джон. И действуйте осторожно. Я буду все время думать о вас.
Мэннеринг повесил трубку, выключил свет и закрыл наконец глаза.
Через минуту он спал глубоким сном.
На следующий день около полудня Грюнфельд вошел в комнату, где томилась в заключении Минкс.
Молодая женщина лежала на кровати. От нее осталась только тень: тусклые волосы, безжизненные глаза, мертвенно-бледная кожа. Минкс давно не умывалась и не подкрашивала лицо — на щеке явственно проступал шрам, постоянно дергающийся от нервного тика.
Машинально, без всякой надежды молодая женщина взмолилась:
— Дай мне одну понюшку, Лью, только одну!
— Иди одевайся. Получишь свою дозу и все, что захочешь.
Минкс бросилась было выполнять приказ, но чуть не упала. Грюнфельд подхватил ее под руку, и они вместе поднялись на верхний этаж. Там Лью вытащил из кармана пакетик из белой бумаги и протянул Минкс. Молодая женщина торопливо направилась в свою комнату.
— Потом приходи ко мне в кабинет.
Минут через десять порог кабинета переступила уже совсем другая женщина. Накрашенная, причесанная, в строгом платье из серого джерси она, казалось, полностью восстановила прекрасную форму. И только слишком сильно сжатые ноздри выдавали недуг.
Грюнфельд, сидя перед секретером, раскладывал бумаги. Лаба, развалившись в кресле, подпиливал ногти. Он бросил на Минкс восторженный взгляд.
— Быстро же вы приходите в себя!
Минкс ослепительно улыбнулась, а Грюнфельд сердито рявкнул:
— Я тебя позвал не глазки строить! На, держи, — он вытащил из секретера плоский пакетик, обернутый пергаментом. — Этого тебе надолго хватит!
Молодая женщина жадно вцепилась в пакетик. Грюнфельд перешел на диван.
— Сядь-ка рядом со мной, моя красавица… Давненько мы с тобой не беседовали в спокойной обстановке…
Минкс послушно села рядом, и Грюнфельд положил жирную лапу ей на колено. Женщина вздрогнула от омерзения, но промолчала.
— Может, мне лучше выгати? — спросил, не вставая с кресла, Лаба.
— Дурак! — любезно отозвался Грюнфельд. — Минкс, мне нужна твоя помощь. Ты этого еще не знаешь, но из-за твоей глупости Мэннерингу удалось бежать. Да-да, он выбрался через туннель, несмотря на высокий прилив. Я так до сих пор и не понял, как ему это удалось! Черт, а не человек… Признаюсь тебе честно, я бы предпочел работать вместе с ним, а не против… Но это дело прошлое. Он звонил мне сегодня ночью.
— Звонил?
— Не беспокойся, не сюда, а в Баттерси.
Минкс изумленно вытаращила глаза.
— И это при том, что наш тамошний дом знают всего несколько человек: ты (но у тебя самое лучшее алиби, можешь не нервничать), Лаба, Арамбур и Гарстон. Я, конечно, сразу исключаю Лаба…
— Весьма польщен, — проворчал француз.
— …И Арамбура, с которым у Мэннеринга не было никаких дел. Итак, остается Гарстон. Только не спрашивай, каким образом Мэннерингу удалось выяснить адрес Гарстона и вообще пронюхать о его существовании, — я сам ни черта не понимаю!
— А может, он выследил его вчера через старикашку, который вырвал у меня из рук деньги? — заметил Лаба.
— Верно! Об этом я не подумал…
— Но Гарстон не мог проболтаться, Лью, он тебя до смерти боится!
— И не зря! — Грюнфельд злобно хихикнул. — Так вот, первая твоя забота, Минкс, — выяснить, что стряслось с Мэтью.
— Нет ничего проще! Он от меня мало что скрывает.
— Знаю, знаю… Подумать только, этот кретин проболтался тебе, что купил Звезду и собирается перепродать Леверсону! Он воображает, будто ты его любишь, этот жирный павлин! Все-таки мужчины иногда бывают полными идиотами!
— Не правда ли? — пробормотал Лаба, бросив иронический взгляд на своего шефа.
— Договорились, Лью. Ближе к вечеру я схожу к Гарстону.
— Только не очень поздно. Я хочу, чтобы ты потом зашла к Мэннерингу.
— К Мэннерингу???
— Да… — В водянистых глазках появилось выражение звериной жестокости. — Надеюсь, ты сумеешь вести себя прилично. Однажды ты уже полюбезничала с ним, и довольно. Ты же не хочешь вернуться в третью комнату?
— Но при виде Минкс Мэннеринг может тут же заподозрить подвох, — вмешался Лаба.
Молодая женщина самоуверенно улыбнулась.
— Не думаю… в тот раз я уговаривала его присоединиться к нам… и я знаю, что ему сказать… Мэннеринг воображает, будто я только и мечтаю, как бы сбежать от тебя, Лью, и уже предлагал мне помощь.
— Отлично. Я хочу, чтобы ты сказала ему, будто бриллианты в Баттерси, а по вечерам там никогда не бывает ни души… Пусть только сунется туда — и мы от него навсегда избавимся!
— Мэннеринг ни за что не поверит! — повторил Лаба.
— Не забывай, что он чудовищно самонадеян.
— А если он явится с сообщником?
— С каким это?
— Да со стариканом, о котором я вам говорил…
— А, тот, что тебя так здорово облапошил… Ты хоть уверен, что это был не Мэннеринг собственной персоной?
— Вы смеетесь, патрон? Ему не меньше шестидесяти лет, и эти жуткие зубы…
— Тогда это точно не Мэннеринг, — начала было Минкс, — у него неотрази…
Ледяной взгляд Грюнфельда заставил ее умолкнуть.
— Ну что ж, тем хуже для старикана! Ты хорошо поняла меня, Минкс?
— Все будет в порядке. Если бы всегда было так легко зарабатывать себе на жизнь!
— Ваша жизнь… — с отвращением проговорил Лаба, — и у вас хватает бесстыдства? Это коку вы называете своей жизнью?
— Я тебя уже предупреждал, Лаба, что не желаю ничего слушать на эту тему. Каждый волен поступать как хочет. Да или нет?
Француз холодно взглянул на главаря.
— С условием не терять голову и не рисковать ни своей шкурой, ни чужими.
Минкс поднялась.
— Пойду готовиться.
— Отлично. Я весь день пробуду в Баттерси. В случае чего найдешь меня там. Лаба и Арамбуру придется поработать. Надо же приготовить нашему другу мистеру Мэннерингу… самый горячий прием!
Минкс слишком хорошо знала Грюнфельда, чтобы расспрашивать, о какой работе и о каком приеме идет речь.
— Минкс, попробуйте хоть чего-нибудь съесть, — ласково попросил Лаба. — Не можете же вы питаться только этим поганым зельем! Я уже видел, как красивые женщины вроде вас превращаются в скелеты, гремящие костями!
— Опять ты за свое! — прорычал Грюнфельд.
Минкс, насмешливо улыбаясь, вышла.
— По-твоему, это очень умно? — заворчал Грюнфельд. — Мне нужна эта женщина. Благодаря кокаину я точно знаю, что она никуда не денется. Минкс нам полезна…
— И нравится вам, — спокойно закончил Лаба.
— Во всяком случае, на нее можно положиться. Это тебе не идиот, которого ты нанял убрать Мэннеринга! Даже не знаю, стрелял ли он вообще, и если да, то в кого… Сегодня ночью Мэннеринг был жив-здоров и весел как щегол! Но на этот раз мы его точно прищучим. Я не могу спокойно ждать, что с минуты на минуту в Баттерси нагрянет полиция, и не хочу переезжать — все это чертовски дорого стоило!