Жукова Мария Семеновна
Барон Рейхман
М. С. Жукова
Барон Рейхман
Русская романтическая повесть писателей 20--40-х годов XIX века. / Сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Сахарова.-- М.: Пресса, 1992.
Ах, как мила моя княжна!
Немножко ветрена, так что же?
Еще милее тем она.
Пушкин
-- Какая ты хорошенькая, мама! -- говорил четырехлетний румяный мальчик в русской рубашке, с светлыми кудрями, как амур Альбана, хлопал ручонками, прыгая на одном месте перед молодою женщиною, которая поправляла перед зеркалом свои черные, атласистые букли.
-- Ты любишь маму нарядную?
-- Люблю маму, люблю папу.
-- А еще кого?
-- Люблю дядю Лелю.
Молодая женщина обернулась к ребенку, потрепала его по полной щечке и спросила вполголоса:
-- За что же Лелю?
-- У Лели славная сабля, золотые снурки. Леля дает мне розовых карамелей; много, много!
-- Ты лакомка, Коко!
И Коко получил розовую карамель, вероятно, за то, что был лакомка; Коко закричал с радости и побежал показать няне свое приобретение. Мы будем иметь случай познакомиться с Лелею; теперь скажем только, что Коко давал это имя адъютанту своего папеньки, который по целым часам иногда бегал с ним по залам. Между тем маменька продолжала любоваться своею прическою.
-- Мне кажется, эти шатоны совсем ко мне нейдут? Не правда ли, Анюта?
-- Ах, сударыня! все, что вы ни наденете, прекрасно к вам. M-r le Bean, который убирает целый город, то же говорит.
-- А ты перенимаешь у него? -- сказала с довольною улыбкою молодая женщина.-- Не кричи, Коко!
-- Мама, это Леля выучил меня петь.
-- А ты, Serge, ты ничего не скажешь мне об моем туалете? -- продолжала она, обратясь к немолодому уже мужчине, стоявшему у камина.
Serge был мужчина лет... в которые уже и мужчины не любят говорить о летах. Уже шесть лет как он был женат и с первого дня женитьбы принял обыкновение раз в неделю посвящать часть утра прекрасным бакенбардам, которые как черный бархат лежали по полным, румяным щекам его. Он освобождал их от серебряных волосков, которые начинали также показываться и на висках его. Но с некоторого времени это занятие сделалось чаще и отнимало более времени у барона.
В 13-м году, при взятии Лейпцига, Serge был уже полковником и бригадным командиром в последнюю турецкую войну. Густые эполеты шли к его высокому, стройному стану, несколько более чем полному, что, однако, его не портило. Он был, что называется, bel homme {Красавец (фр.).}; сверстники находили его моложавым, красавицы очень любезным, и комплименты, которыми он осыпал их, не казались еще смешными в устах его. Имя его встречалось далеко в летописях Ливонского ордена и, от времени Плетенберга переходя через века, досталось не без известности предку его, который, вследствие неудачной попытки ливонского дворянства у Карла XII-го, переселился на Русь, где Великан созидал новое царство и привлекал дружелюбно иноземцев. Это пересадное дерево так сдружилось с климатом и почвою, что приняло все свойства туземной растительности и от всего немецкого сохранило одно имя, к которому барон был чрезвычайно привязан. Пусть будет он хоть Рейхман.
Густые эполеты барона, равно как и две тысячи душ Натальи Васильевны, супруги его, играли важные роли в их женитьбе. Деревни и эполеты, длинные деревни и густые эполеты суть разнородные вещества, из которых составляется вольтаический столбик большого света, делающий чудеса!.. На сей раз эполеты были проводником, который привлек на генерала благоволение отца Натальи Васильевны, и можно сказать, к счастию ее. Генерал сверх эполет имел порядочное состояние, хотя и не без долгу, как говорили в свете, и множество душевных качеств, которые, казалось, ручались за счастие баронессы. Может быть, он и не влюбился бы в Наталью Васильевну, если б узнал ее в хижине; барон не любил эклог; но теперь он истинно был привязан к ней, как добрый муж.
Но Наталья Васильевна любила его; не скучала его рассказами о Монмартрском сражении, о приступе к Варне и называла его своим героем. Чрез него она имела вход в дворец, бывала на придворных балах, в Белом зале. Честолюбие всегда находит небольшой уголок в сердце женщины; оно развивается, если время и обстоятельства лелеют его, как растение, пересаженное на добрую почву под небом благотворным, и томится как оно, если ни небо, ни почва не благоприятствуют ему. Одним была недовольна баронесса: она находила Сержа слишком матерьяльным, слишком привязанным к прозаической стороне жизни. Он не умел понимать сердца ее. Но как быть? Мир есть страна изгнания, где ничто не совершенно.
При вопросе Натальи Васильевны барон посмотрел на нее с улыбкою несколько насмешливою, что не ускользнуло от ее внимания. С некоторого времени баронесса заметила, что муж ее был как-то странен в обращении с нею; как будто бы он был чем-то недоволен, как будто хотел говорить о чем-то -- и не мог. Наталья Васильевна видела это и потому всегда была готова к войне оборонительной.
-- Разве мнение мое также значит что-нибудь? -- сказал он, не оставляя своего места.
-- Негодный!
Баронесса подбежала к мужу, обняла его одною рукою и другую приложила к губам его, говоря:
-- Целуй, целуй! А то я поссорюсь с тобою.
-- Поссоришься, за что же? Что значит мнение мужа в деле туалета?
-- Вот неблагодарность! Да для кого же, если не для вас, господа мужья, хотим мы быть прекрасными?
-- Очень благодарны! -- отвечал барон, кланяясь в пояс.-- Очень благодарны!
Наталья Васильевна казалась недовольною. Барон обнял ее и несколько минут смотрел на нее, любуясь этим милым личиком, на котором досада оставила следы живого румянца.
-- Знаешь ли, Наташа, что это платье к тебе очень идет? Эти атласистые плечи кажутся еще белее в этой темной рамке синего бархата.
-- Вы очень добры, генерал! -- сказала она, ускользая из рук его с видом, который говорил: я хочу, чтоб следовали за мною. "Ласка женщины -- золото политика",-- думал барон, но исполнил желание своенравной красавицы. Он сел возле туалета ее и с удовольствием смотрел на молодую женщину, которая, стоя перед зеркалом, расправляла свои прекрасные волосы.
-- Право, Наташа! ты сегодня вскружишь не одну голову! Бедный Левин!
-- Это что значит? -- спросила баронесса, обратясь к мужу и совершенно забыв о букле, которую расправляла.
-- Что ж вас это удивило так, M-me la baronne!
-- Serge, да это ни на что не похоже? этот иронический тон! И к чему тут Левин? -- сказала она, подходя к мужу с видом театральной невинности.
-- По совести, Наташа, Левин... нам не противен?
-- Что за мысль? Уж не ревность ли это! О, как я буду рада!
-- Чему же?
-- Ревнивый муж! то есть, немного ревнивый: да это прелесть! всегда надежное средство помучить его, отмстить кое за что... самым невинным образом. Ах, как бы я это любила!
-- Право? Но ты знаешь, что я не ревнив.
-- Ах, да! и это скучно! вечно рассудителен, вечно холоден! С тобою нет средства и поссориться.
-- О, не всегда!
-- Всегда; ты никогда не выходишь из себя... Скажи же, скажи: зачем говорил ты об Левине.
-- Потому что давно хотел говорить с тобою о нем,-- отвечал с важностью барон, что смутило немного Наталью Васильевну.
-- О, да это становится серьезно,-- сказала она, придвинула кресла и села подле мужа, положив руки на плечи его. Она была очень хороша и твердо уверена, что этот маневр обезоружит генерала, который приготовлялся говорить серьезно и об Левине.
Но генерал почитал себя очень сведущим в женской тактике. Он посмотрел с большею важностию на Наталью Васильевну, на лице которой было написано внутреннее волнение, и вдруг засмеялся.
-- О, так и вас, наставниц наших в хитрости, можно провести!-- сказал он.-- Опыт удался прекрасно!
-- Что это значит?
-- Неужели ты думала, что Левин может серьезно беспокоить меня? Он добрый, хороший малый, но как я могу думать, чтоб он привлек на себя особенное внимание моей Наташи? Она не может быть соперницею какой-нибудь Лидии Езерской. Той извинительно влюбиться, хоть по уши, в хорошенького поручика Левина: он по всему ей пара, а не тебе.
-- Благодарю за доброе мнение,-- сказала Наталья Васильевна, несколько покраснев.-- Стало быть, г-н барон не совсем неприступен человеческим слабостям, и если бы Левин...
-- Был каким-нибудь Байроном или Ламартином, это дело другое. У нас в сердечке есть струны, которые сотрясаются при звуках славы или молвы, разносящей известное имя.
-- Может быть.
-- Левин имеет приятные таланты, правда; поет очень мило; довольно хорошо знает музыку, но я не вижу в нем ничего особенного. Словом, он не тревожит меня.
-- А если б это был не Левин, ты ревновал бы, а?
-- Нет; ревность мужа стесняет свободу жены, а я не хотел бы отнимать твоей. Мое дело заботиться о чистоте моего имени, вот и все. Жену без добрых нравов не спасет никакая ревность, никакие предосторожности. Но для чего говорить об этом? Сердце Наташи мне порукою за безопасность мою.
-- Но это все для света; ты не боишься потерять сердце жены твоей?
-- Да мне кажется, что одно не бывает без другого.
-- Ах, Серж:, не говори этого; разве нет Петрарков?
-- Разве я это сказал? Любовь играет в мяч и ходит сгорбясь над клюкой. Примеры виданы; следственно, Петрарки возможны.
-- Нет, вы ужасны, мужчины! вы никогда не поймете сердца женщины.
Генерал улыбнулся.
-- Может быть, Наташа, но я скажу тебе одно: я лучше люблю уступить, чем разделять.
-- О, как это решительно и холодно! Ты не знаешь поэзии любви, Серж; твоя любовь есть что-то прозаическое, материальное.
-- Мне кажется, эта букля немного низко положена; посмотри, Наташа, не лучше ли так!
Наталья Васильевна взглянула в зеркало как бы нехотя, и ей показалось, что поднятые кверху с выражением сердечной скорби глаза ее придавали ей сходство с белокурыми головками плачущих Магдалин Гвидо, и она улыбнулась; в голове ее мелькнуло сравнение...