В данном случае обратим внимание на замечание Князева о беженских повествованиях, «напоминавших заученный урок». В конце марта 1921 года ЦК РКП(б) проводит специальное заседание, посвященное мерам «по разложению войск барона Унгерна в Монголии». Разработкой операции по внедрению в белогвардейские части красной агентуры руководил лично полномочный представитель ВЧК по Сибири И. П. Павлуновский. О том, насколько значительной и массовой была инфильтрация чекистов в белогвардейское движение, может свидетельствовать и такой факт: через несколько лет вся жизнь русского Харбина, центра белой эмиграции на Дальнем Востоке, без лишних слов была поставлена под контроль многочисленными агентами советских спецслужб. Против такого мощного потока большевицких разведчиков контрразведка Унгерна ничего поделать не смогла. По словам М. Г. Торновского, белые «были плохо или совершенно не осведомлены о работе большевистских эмиссаров и не уничтожили очагов пропаганды. Капитан Безродный три месяца слонялся по Западной Монголии, ища крамолу среди русских, а просмотрел большевистский очаг в Хытхыле. А Н. Князев, сидя в Урге, не знал и ничего не предпринял против очага в Алтан-Булаке. Агитационной и противобольшевистской работы ни монгольское правительство, ни штабы генерала Унгерна никакой не вели и не пытались даже наладить ее». Чекистам удалось завербовать бывшего управляющего Иркутской губернией П. Д. Яковлева, который, в свою очередь, привлек к агентурной работе нескольких бывших служащих Иркутского губернского управления, оказавшихся в Маньчжурии и Приморье и имевших тесные связи в среде дальневосточных белогвардейцев. В результате непрофессиональных действий белой контрразведки даже в окружение самого Унгерна под именем офицера фон Зоммера сумели внедрить чекиста Б. Н. Алтайского… Непосредственно на местах красная агентура широко внедрялась и в многочисленные группы беженцев, искавших спасения от большевицкого террора на территории Монголии и Китая. Как мы отмечали выше, советской разведкой были завербованы или подкуплены даже многие монгольские вожди, входившие в том числе и в окружение Богдо-гэгэна. У самого же Унгерна агентурная сеть на территории советских Забайкалья и Сибири фактически полностью отсутствовала. Точных и проверенных сведений по реальной политической обстановке, складывавшейся в Забайкалье и Сибири весной 1921 года, а тем более крайне необходимых сведений о дислокации и состоянии частей Красной армии получить барону было просто-напросто неоткуда. Лишь незадолго до своего выступления Унгерн отправляет в пограничные с Монголией забайкальские станицы войсковую разведку под начальством Тубанова, того самого бурята, который выкрал с тибетцами Богдо-гэгэна из его «Зеленого» дворца во время штурма Урги. «Конечно, Тубанов был отчаянный головорез и решительный не по разуму проходимец, — отмечал в своих воспоминаниях Д. П. Першин, — но он никак уж не годился к выступлению в роли политического разведчика…» Разведывательная миссия Тубанова вылилась на деле в грабеж и убийства местного населения, которое в результате отказало в поддержке унгерновским войскам. Внимательный и беспристрастный свидетель Першин отмечает в своих воспоминаниях: «Главное несчастье барона Унгерна было в том, что он был одинок и вблизи его не было людей, знающих и осведомленных о том, что происходило за тесным кругом вне его походной жизни. Ахиллесовой пятой Унгерна была плохая информация, или, вернее, отсутствие таковой, и он мало знал о том, что делалось за Байкалом и на границе Монголии, не говоря уже про Иркутскую губернию и Западную Сибирь».
Рассказы беженцев о массовых крестьянских и казачьих выступлениях против коммунистов, о проводимой в РСФСР политике «красного террора» укрепили барона во мнении начать широкомасштабный освободительный поход весной 1921 года. Согласованно должны были выступить подчиненные барону белопартизанские отряды Кайгородова, Казанцева, Казагранди, Бакича… С Дальнего Востока атаман Г. М. Семенов писал Унгерну о своем предстоящем выступлении против большевиков с армией, состоящей из трех групп: Амурской — генерала Е. Г. Сычева, Уссурийской — генерала Н. И. Савельева и Гродековской — генерала Ф. Л. Глебова. Следует заметить, что белые части, собиравшиеся в поход против Советской России, были крайне немногочисленны — так, вся семеновская армия насчитывала около 4000 человек. Совокупная численность антикоммунистических повстанческих отрядов, действовавших на советской территории, оставалась практически неизвестной, но в реальности вряд ли превышала несколько тысяч человек. Основной расчет делался на вооруженное сопротивление в тылу у большевиков, которое с переходом советской границы регулярными частями белой армии должно будет приобрести еще более массовый характер и перерасти в общенациональное восстание. О так называемой теории снежного кома, на которой строил свои политические расчеты барон Унгерн, мы уже говорили выше… [34] 21 мая 1921 года генерал-лейтенант Р. Ф. Унгерн-Штернберг издает свой знаменитый Приказ № 15, озаглавленный как «Приказ русским отрядам на территории Советской Сибири», открывший новый, трагический и последний этап в жизни барона Унгерна.
Глава 13Последние бои
По воспоминаниям офицеров Азиатской дивизии, авторами Приказа № 15 являлись известный нам литератор Ф. Оссендовский и бывший присяжный поверенный К. И. Ивановский, бежавший от красных из Владивостока, застрявший в Урге и назначенный Унгерном начальником штаба Азиатской дивизии вместо полковника Дубовика. Собственно, удивительного в данном факте ничего нет — в прямые обязанности начальника штаба войскового соединения и входит подготовка для командующего текстов подобных приказов, директив, распоряжений и т. д. Несомненно одно: текст приказа создавался при непосредственном участии самого Унгерна — он является своеобразной квинтэссенцией политических, религиозных, историософских взглядов барона, изложенных им ранее в многочисленных письмах и частных беседах. «Приказ этот, безусловно, представлял собою нечто большее, чем простая оперативная директива, — пишет А. С. Кручинин, — и недаром он начинался в торжественном стиле манифеста:
Я — начальник Азиатской Конной Дивизии Генерал-Лейтенант Барон Унгерн — сообщаю к сведению всех русских отрядов, готовых к борьбе с красными в России, следующее:
1. Россия создавалась постепенно, из малых отдельных частей, спаянных единством веры, племенным родством, а впоследствии особенностью государственных начал. Пока не коснулись России в ней по ее составу и характеру неприменимые принципы революционной культуры, Россия оставалась могущественной, крепко сплоченной империей. Революционная буря с Запада глубоко расшатала государственный механизм, оторвав интеллигенцию от общего русла народной мысли и надежд. Народ, руководимый интеллигенцией как общественно-политической, так и либерально-бюрократической, сохраняя в недрах своей души преданность Вере, Царю и Отечеству, начал сбиваться с прямого пути, указанного всем складом души и жизни народной, теряя прежнее, давнее величие и мощь страны, устои, перебрасывался от бунта с царями-самозванцами к анархической революции и потерял самого себя. Революционная мысль, льстя самолюбию народному, не научила народ созиданию и самостоятельности, но приучила его к вымогательству, разгильдяйству и грабежу. 1905 год, а затем 1916–1917 годы дали отвратительный, преступный урожай революционного посева — Россия быстро распалась. Потребовалось для разрушения многовековой работы только 3 месяца революционной свободы. Попытки задержать разрушительные инстинкты худшей части народа оказались запоздавшими. Пришли большевики, носители идеи уничтожения самобытных культур народных, и дело разрушения было доведено до конца. Россию надо строить заново, по частям. Но в народе мы видим разочарование, недоверие к людям. Ему нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно — законный хозяин Земли Русской — Император Всероссийский Михаил Александрович, видевший шатанье народное и словами своего ВЫСОЧАЙШЕГО Манифеста мудро воздержавшийся от осуществления своих державных прав до времени опамятования и выздоровления народа русского». После идеологической «вводной части» следовало изложение детального плана военных действий против красных с указанием направлений военных операций всех подчиненных генералу Унгерну отрядов, давались указания по вопросам снабжения, мобилизации населения и т. д. Но особо пристальное внимание у всех историков и литераторов, занимавшихся бароном Унгерном, вызывал пункт 9 Приказа № 15. Пункт этот гласил: «Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с их семьями. Все имущество их конфисковывать».
Еще ниже приводились разъяснения и обоснования: «Старые основы правосудия изменились. Нет «правды и милости». Теперь должны существовать «правда и безжалостная суровость». Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем. Ярости народной против руководителей, преданных слуг красных учений, не ставить преград. Помнить, что перед народом стал вопрос «быть или не быть».
Часто строки из приказа цитируются лишь для того, чтобы вновь заклеймить Унгерна как «кровавого безумца, убивающего без особого разбора и своих, и чужих». Выше мы уже неоднократно указывали, что пресловутая унгерновская жестокость не носила патологического или личностного характера. Причина ее кроется в особенностях средневекового мировоззрения барона, каковое невозможно адекватно оценивать, исходя из установок современной цивилизации. Хотелось бы обратить внимание обличителей барона еще на один момент. Пункт 9 — отнюдь не новация Унгерна, а всего лишь ответная реакция на действия большевиков. Первыми безжалостно уничтожать своих политических и военных противников «вместе с семьями» начали именно они. Именно большевиками был введен институт заложничества, когда в ответ на покушения, направленные против красных вождей, уничтожались тысячи мирных обывателей, виновных лишь в том, что принадлежали они к «контрреволюционным классам»: дворянству, духовенству, купечеству, кулачеству…