Баронесса. Эхо забытой цивилизации — страница 8 из 109

— Есть ли в документе что-то, что не было передано? — спросила я.

Работник архива кивнул:

— Да, в перечне указаны фамильные драгоценности Керьи: три браслета с рубинами, а также отрезы бархата и парчи, постельное бельё и текстиль — всё это отсутствует.

Я задумчиво прикусила губу, осознавая, что раскрыть правду будет непросто. Возможно, отец с самого начала не планировал отправлять эти вещи. Возможно, моя мачеха забрала их в последний момент. Или, может быть, мой муж Кайрос решил вернуть часть потраченных на меня денег, обвиняя моего отца в том, что он не передал драгоценности.

Как бы то ни было, долг такого размера означал одно — я не смогу покинуть семью д’Арлейн, даже если смогу развестись, пока моя семья не выплатит обещанное приданое.

Ничего. Я заработаю денег сама и выплачу этот долг. Всё, лишь бы не быть привязанной к этому семейству. Никакой свободы в этом браке меня не ждет, это я понимала как никогда.

— Спасибо. А последний документ?

— Это уведомление о переносе «Указания о сдаче вдовьего надела Талиры Керьи на двадцать пять лет» в архив герцогства Дрейгмор.

Герцогства Дрейгмор? Баронство моего мужа находилось на его территории, и мы платили герцогу налоги за использование общих дорог и за их безопасность. Но… почему информация о сдаче моего вдовьего надела находится там?


И ещё… почему у меня вообще был вдовий надел? Я ведь была замужем, и мой муж был жив. Эти слова не имели смысла.

— Скажите… как у меня может быть вдовий надел, если мой муж жив? — спросила я, не обращая больше внимания на людей вокруг и на то, что они могут подумать. Сейчас мне было всё равно. Этот архивариус оказался первым человеком, который не был заинтересован в том, чтобы мне лгать, и при этом знал, о чём говорит. Он уже сообщил мне больше, чем я ожидала.

— Вдовий надел принадлежит вам с первого дня замужества и не может быть отнят, — невозмутимо пояснил служащий архива. — Но священной обязанностью жены является рождение наследника.

От его слов я едва не задохнулась. Оказывается, у меня был свой собственный уголок? Я могла жить там столько, сколько хочу, если только супруг не решит, что я делаю недостаточно для того, чтобы забеременеть. Конечно, скрывать от меня такую информацию было выгодно. Более того, они сдали мой вдовий надел в аренду. Но кому?

— Могу ли я отменить ар… сдачу вдовьего надела? — взволнованно спросила я.

— Ваш вдовий надел был сдан кому-то в герцогстве Дрейгмор. Вам нужно искать ответы там, в главном храме. Там же вы сможете узнать, при каких условиях возможно расторгнуть соглашение.

— Спасибо… А могу ли я отменить указ о передаче моего содержания в казну д’Арлейн? — как же я была глупа, подписывая эти бумаги. Судя по всему, условия о содержании супруги среди знати были в порядке вещей, но никто в моей семье об этом не упомянул.

— Вы можете это сделать, но только в присутствии вашего супруга, — его ответ был коротким, словно он хотел закончить разговор, и, оглянувшись, я поняла, что наступило время их дневной молитвы.

— Благодарю, — сказала я, зная, что когда-нибудь вернусь сюда. Я надеялась что снова смогу найти этого же работника.

Направляясь к выходу из храма, я заметила открытую дверь в одну из комнат. Там стояло множество столов, и мужчина в зелёной робе собирал с них деревянные таблички. А на другом столе я увидела книгу — первую книгу в моей жизни. Страниц в ней было немного, она была сплетена из толстых листов пергамента, но всё же это была настоящая книга.

Вероятно, это была храмовая школа.

— Могу ли я купить у вас одну табличку и книгу? — спросила я мужчину в зелёном.


***


Мы возвращались обратно на телеге, направляющейся к деревне у поместья д’Арлейн. Я специально не хотела идти пешком — мы обе устали, к тому же в телеге было безопаснее: шанс, что за нами проследят и обворуют, был меньше. В таких телегах почти не было места, и две худенькие девушки терялись среди крепко сбитых деревенских жителей.

На середине пути мы спрыгнули с телеги в высокие кусты и постарались незаметно пробраться к берегу, где находился наш схрон. Я вновь оставила Яру следить за дорогой и за следующей телегой — из-за ярмарки сегодня и завтра движение было довольно оживлённым.

Ящик, который я оставила с утра, нашёлся быстро — его по-прежнему никто не видел. Я спрятала в него деревянную табличку и книгу, которые купила за безумные деньги у одного из служителей Первородной Велирии. По правилам, ему было строго запрещено продавать книгу с мольбами первородной, как и деревянные таблички, являющиеся первыми аналогами азбуки, но я смогла изменить его мнение.

Я… и один золотой.

Оставшиеся деньги я спрятала в том же ящике.

У ящика была удобная ручка, но он был тяжёлым и громоздким. Яра посмотрела на меня с удивлением — она не могла понять, почему моя рука находится под странным углом, словно я несу что-то объёмное.

— Подмышка чешется, проветриваю, — отшутилась я, и Яра, да благословит её Первородная, кивнула и указала на приближающуюся телегу.

Когда на горизонте появилось поместье, моё сердце забилось чаще. Проведённое в городе время, да ещё и с деньгами, дало мне иллюзию независимости, но реальность была другой — она оставалась здесь, в поместье. Я жила в доме мужа, который сам находился в столице, и меня окружали люди, которые делали всё, чтобы я была как можно более незаметной и незначительной, даже для соседей.

Слуги бросили на нас несколько любопытных взглядов, но, казалось, большее внимание они уделяли Яре. Ей «полагалось» сегодня две плети — варварское, жестокое наказание за ничтожный «проступок»: она не доложила Марис о моём возвращении.

Однако сегодня я собиралась показать Марис, что Яра — моя служанка, и если наши приказы вступают в конфликт, мой приказ всегда должен иметь больший вес. Тот факт, что Марис вообще думала иначе, уже был показателем того, насколько незначительным было моё положение в этом доме и насколько мало меня уважали.

Я попыталась выпрямиться так, как это делают благородные дамы, желая казаться выше, и уверенно подошла к поместью, встретившись взглядом с каждым слугой, кто осмелился посмотреть на меня с пренебрежением. Я смотрела на них задумчиво, словно мысленно решая, как поступлю с каждым. Тёплая накидка и красивая пелена, скрывающая мои волосы, выделяли меня, говорили о другом статусе. Несколько человек, встретив мой пристальный взгляд, смутились и отвели глаза, но были и те, кто едва заметно усмехался.

Наверняка Марис уже докладывают о нашем возвращении.

Оказавшись в нашем крыле, я поставила ящик в углу комнаты, так, чтобы никто случайно о него не споткнулся. Осмотрела комнату: старые деревянные полы, относительно чистые, потому что я сама поддерживала порядок. Из мебели — только кровать, сундук и стул, который я принесла сюда в первый день. Маленькое окно, к счастью, имело ставни, которые я могла закрыть и сохранить тепло. Но стены были тонкими, с огромными щелями, и света практически не было.

Здесь был камин, но он ни разу не топился. Топор мне не доверяли, а Яру освобождали только ближе к полуночи.

Усталость накатила на меня волной, мне хотелось упасть на кровать, позволить головной боли утихнуть и спать, просыпаясь только для того, чтобы поесть или удовлетворить естественные нужды.


Но сначала я должна, обязана решить вопрос с Марис. Ради Яры, которая всегда меня поддерживала.

Дверь с грохотом распахнулась — как и всегда, Марис не стучала, открыто демонстрируя своё неуважение ко мне.

— Яра, следуй за мной на площадь. Еще две плети за непослушание, — бросила она, даже не поздоровавшись, и направилась к выходу.

— Яра, стой! — резко сказала я, чтобы Марис услышала меня с другой стороны двери.

Высокая, грузная ключница вернулась, спокойно вошла в комнату и встретила мой взгляд. Я не отводила глаз, наоборот, выпрямилась, глядя на неё с тихим гневом, пряча свою усталость и головную боль.

Глава 4. Женщины дома д’Арлейн

Марис не удостоила меня и словом. Увидев растерявшуюся Яру, она подошла к ней широкими шагами и схватила подругу за запястье, тут же потащив наружу.

— Я приказываю тебе оставить Яру в покое, Марис, — громким, низким голосом произнесла я.

Откуда-то из глубин сознания всплыли уроки одной из дисциплин, которые были вложены в меня — той самой, где учили устанавливать лидерство.

«В случае проявления открытого неуважения, сохраняйте спокойствие и контролируйте свои эмоции, чтобы не утратить управление ситуацией. Говорите уверенно и спокойно, поддерживая низкий тон, демонстрируя невозмутимость. Установите чёткие границы, объяснив, что подобное поведение недопустимо, и не делайте попыток оправдать свою позицию. Ваши жесты, осанка и взгляд должны подкреплять уверенность и подчёркивать ваше лидерство.»

Марис замерла, не веря, что я открыто приказала ей. Это был первый раз, когда я использовала это слово. До этого я всегда верила, что, даже будучи хозяйкой, смогу оставаться вежливой со слугами, несмотря на то, что мои просьбы по сути являлись приказами. И это был первый раз, когда я обратилась к ней на «ты».

Женщина не обернулась ко мне, к ней медленно приходило осознание, что я больше не собираюсь притворяться, будто не замечаю, как ужасно со мной обращаются.

Спустя секунду, она снова потащила Яру к двери.

— Ты открыто игнорируешь мой приказ, Марис?

Ключница замерла и на этот раз повернулась ко мне. Конечно, она не раз уже игнорировала мои слова, но тогда это было по приказу Фиррузы д’Арлейн. Однако сейчас наш разговор касался лишь нас двоих. Моя свекровь, скорее всего, даже не помнила о существовании Яры, и желание «наказать» подругу полностью принадлежало Марис.

Я видела её глаза — расширенные, полные неверия. После пяти месяцев унижений при других слугах, я вдруг обрела голос. Раньше ей было легко игнорировать мои слабые замечания, притворяясь, что их просто не существует.