— А как его документы оказались у тебя в сарае?
— На этот вопрос я тоже ответила вашим коллегам. Он спрятал их от своей жены.
— Не сходится, Оксана. Его жена давно уже уехала в Самару.
— Она подсылала к нему людей, чтобы выкрасть документы.
— Зачем?
— Чтобы оформить квартиру на себя.
— Да что с ней разговаривать, видишь, она конченая! — не выдержав, взорвался Прохор. — Сидит тут наглющая стерва и вешает нам лапшу на уши! В камеру ее, в камеру! Пусть немножко подумает возле параши!
— Погоди, погоди, спокойней, — охладил пыл своего подчиненного Алексей. — Я думаю, что Оксана сама понимает, что попала в такую ситуацию, что ей сейчас выгоднее во всем признаться и сдать своих подельников.
— В чем признаться?! Какие подельники?! — истерично вскрикнула женщина. — Я мать-одиночка, мне надо воспитывать сына…
— Одного «воспитала» до гроба! — перебил ее криком Прохор. — Второго сейчас доконаешь!
— Это не ваше дело! — взвыла женщина. — Как умею, так и воспитываю! Где он сейчас, Володенька мой?!
В это время открылась дверь, и один из оперативников отделения завел в кабинет уже арестованного Бубнова.
— Будем проводить следственные действия — проверка показаний на месте, — доложил он Алексею. — Сейчас поедем в лес.
Увидев Крашенинникову, Бубнов опешил и пробормотал:
— Здравствуй, Оксана.
Не менее опешившая женщина потерянно смотрела то на арестованного, то на оперативников, а затем сникла, уставившись взглядом в пол.
Алексей, еще не понимая, почему на Крашенинникову произвело такое сильное впечатление появление Бубнова, приказал оперативнику:
— Идите в другой кабинет, мы тут разговариваем с гражданкой.
Когда за Бубновым закрылась дверь, женщина судорожно вздохнула и через силу выдавила:
— Признаюсь во всем. Это я убила Сорокина.
Оторопев от такой неожиданности, Алексей осведомился:
— Где труп?
— Но вы же в курсе дела, — усмехнулась она. — Что из себя строите незнаек.
«Ба, что это значит?! — сверлили голову сыщика мысли. — Она говорит, что мы все знаем. Откуда взяла? Ее поведение изменилось резко, когда она увидела Бубнова. Он ее подельник?! Такое совпадение бывает один раз на миллион! Неужели нам подфартило?!»
Сыщики завороженно молчали и, боясь подпортить своими неуместными вопросами обещающую тишину кабинета перед раскрытием преступления, ждали, когда заговорит их руководитель.
Алексей схватил со стола первую попавшуюся справку и, делая вид, что внимательно изучает ее, вскользь заметил:
— Да, нам все известно, но мы хотели бы все это услышать от тебя, из твоих, так сказать, уст.
— Но почему именно из моих уст? — пожала плечами подозреваемая. — Сергей, наверное, все рассказал…
«Все, Бубнов ее подельник!» — ликовал в душе сыщик.
Всем своим видом показывая, что тема разговора не застала его врасплох, Алексей продолжил:
— Люди дают показания, дело осталось за тобой. Оксана, как ты сразу не догадалась, когда мы пришли к тебе с обыском? Без полного расклада мы бы к тебе не сунулись.
Ответ женщины привел в ступор всех оперативников, находящихся в кабинете:
— А почему тогда труп сразу не вытащили?
«Час от часу не легче! — промелькнуло в мозгу у сыщика. — Труп где-то там запрятан, но наши не смогли его найти. Эх, мне надо было самому искать, а я возился с мальчиком! Она сказала так, словно труп не закопан, а спрятан где-то, но наши прошли мимо. Где? В подполье? Нет, на улице жарко, он бы разложился, и мы почувствовали бы запах. Думай, Алексей, думай. Ледник? Точно ледник! Надо спросить у Проши, заглядывал ли он в ледник. Берем тайм аут».
— Не все сразу, — ответил ей Алексей и, позвав с собой Прохора, вышел в коридор.
В коридоре он схватил оперативника за лацкан пиджака и шепотом выдохнул:
— Заглядывал в ледник?!
— Да, заглядывал.
— Что там было?!
— До половины загроможден льдом.
— Еще что-нибудь было?!
— Больше ничего.
— Значит, там было холодно?! Ты спускался туда или заглянул только сверху?
— Там дубак, лед не тает, подполье сделано на совесть, с двойной крышкой. А заглядывал я сверху, подсветил фонариком… Алексей, думаешь, что тело там?
— А где же еще?! Только там, просто тебе надо было хорошенько поискать! Пойдем дальше колоть!
— Ну, не подумал, что до того дойдет, что эта стерва будет хранить мужа в леднике, словно говядину, — виновато выронил Прохор, следуя за Алексеем в кабинет.
Присев на стул, Алексей продолжил беседу с Крашенинниковой:
— А сразу мы не достали тело, чтобы сначала тебя допросить. По закону ты должна дать признательные показания, а потом сама же должна показать место, где лежит труп. Да что я тебе объясняю, ты же судимая и знаешь эту процедуру.
— Конечно, знаю, — кивнула женщина и поинтересовалась: — А Филю задержали? Это они с Сергеем запихивали Гошу в ледник.
«Ну вот и все, круг замкнулся! — облегченно выдохнул про себя Алексей. — Все преступники у нас в руках! Даа уж, действительно, дело случая, когда два бродяги, задержанные нами за убийство извозчика самым удивительным образом оказались фигурантами другого дела!»
Заговорщически подмигнув Прохору, Алексей предложил подозреваемой:
— Оксана, сама все напишешь, или нам писать твои признания?
— Лучше вы сами, я плохо пишу.
— А что так? Я видел твое заявление, когда пропал Аркадий — сплошные ошибки. Плохо училась?
— Я воспитывалась в детдоме и не придавала значения учебе. Постоянно убегала оттуда, за что мне даже поставили диагноз — синдром бродяжничества.
— А как к тебе пристала кличка Баронесса?
— Будучи девочкой, одно лето жила в цыганском таборе, — через силу мучительно улыбнулась она, уносясь воспоминаниями к временам сурового, но все равно счастливого детства. — После этого ко мне прилипло это прозвище.
«А ведь она не глупа, — думал сыщик, испытывая к этой потерянной женщине что-то наподобие жалости. — Если бы в свое время у нее были хорошие воспитатели, кто его знает, кем бы она была сейчас».
— Что, Оксана, начнем писать? — спросил ее Алексей, положив перед собой на стол чистый бланк протокола допроса. — Ты потихоньку рассказывай всю свою жизнь, начиная с того момента, как помнишь себя, а я буду записывать твои показания.
Прежде чем начать, она попросила стакан воды, отпила половину и, устроившись поудобнее, стала рассказывать.
7
Оксана родилась в неблагополучной семье. Отец ее, когда-то известный бондарь Владимир Прокопчук был безвольным и тихим пьяницей, не претендующим ни на что, поэтому мама дала дочери свою фамилию, чтобы таким образом как-то продолжить исчезающий род Крашенинниковых. Родители умерли один за другим, когда девочке не было и семи лет, других детей в семье не было. Ее взяли на воспитание дальние родственники — муж с женой, у которых не было детей. Душа к новым родителям не лежала, и девочка стала часто сбегать из дома, пропускать уроки и, в конце концов, оказалась в детском доме. Тут она привычку не бросила, плохо училась и частенько убегала из интерната. В одно лето ее не могли найти почти полтора месяца. Оказалось, она была в таборе у цыган, которые приехали из Молдавии, где научилась не только попрошайничать и воровать все, что плохо лежит, но и играть в карты, гадать по рисункам ладони, за что ее нарекли Баронессой. Когда ей исполнилось восемнадцать лет, она ушла из интерната и заселилась в отчем доме в пригородном поселке, где после смерти родителей проживал старик по имени Капитон — друг отца. Мягкий по натуре, старик заменил ей родителей, старался поддержать во всем сироту, и, к большому удивлению, она прониклась к нему уважением и была не прочь жить с ним под одной крышей. Капитон через своих знакомых устроил девушку диспетчером на заводе, по меркам поселка зарплата была довольно приличной. Так прошло три года. За это время старик умер, она стала жить одна. Дело молодое — она стала приводить в дом своих подруг и друзей, где нередко выпивали и танцевали, устраивали вечеринки. Однажды во время очередных посиделок чересчур выпивший парень стал приставать к ней, при этом оскорбил ее последними словами:
— Шваль подзаборная, сирота казанская, ты у меня будешь в ногах валяться! Покумекала, прошмандовка, какова твоя дальнейшая жизнь?!
Рука сама потянулась за кухонным ножом, который лежал на столе. Когда обидчик, схватившись за грудь, упал на пол, его друзья набросились на девушку, отобрали нож и крепко избили ее, только после этого вызвали скорую помощь. Парень умер в больнице, как было указано в протоколе сухим канцелярским языком, «в связи с получением раны, не совместимой с жизнью».
Состоялся суд, и она, получив свои шесть лет, убыла, как говорится в народе, в места не столь отдаленные. Познавшая жизнь во всех ее проявлениях, Оксана в неволе не растерялась и держалась достойно, не давая себя и своих подруг, которых она приобрела в колонии, в обиду ни перед другими зечками, ни перед администрацией учреждения. Одним словом, у нее появился авторитет среди осужденных женщин, прозвище «Баронесса» пригодилось ей кстати и заиграло новыми цветами — теперь уже колонистскими. Умение играть в карты и гадать по руке только прибавили ей весу среди солагерниц.
В колонии между различными группировками осужденных постоянно происходили стычки, которые нередко заканчивались кровавыми побоищами. Если кто-то подумал, что драчки между женщинами ограничиваются царапаньями и дерганьями за волосы, то он глубоко ошибается. Разборки между осужденными из лиц прекрасного пола бывают куда жестче, чем между мужчинами-зеками, и вызывают оторопь даже у закоренелых авторитетов преступного мира. Оксана была свидетельницей случая, когда одна осужденная во время выяснения отношений с одним «коблом»* (мужеподобная осужденная, активная лесбиянка), ложкой вытащила глаза ей наружу. Такую беспредельную жестокость в мужской колонии редко встретишь.
На одной такой разборке Оксана сапожным шилом, заранее тайком вынесенным из мастерской, потыкала в живот сопернице, относящей себя как раз к тем самым «коблам». Потерпевшая была женщиной тучной, с внушительной подкожно-жировой клетчаткой, так что не получила ни одного проникающего ранения и, соответственно, телесные повреждения врачи отнесли к легким, и теперь судьба девушки полностью зависела от администрации колонии, которая