– Я ж говорил, что везучий. Мадам, прошу – ваш выстрел. – Он передал револьвер Казутиной. – Ну, стреляйте. Вот уж не думал, что вы мой ангел смерти, ха-ха.
Суворов воздел к небу руки, запрокинул назад голову и вдохнул полной грудью. Простояв так какое-то время, он открыл глаза и выдохнул, увидев направленный на себя «наган».
– Что ж вы не стреляете? Я ведь жду. Офицерская честь, мадам, для меня не пустые слова.
– Хватит, Суворов. Руки за голову и вперед к конторе нефтебазы. Имейте в виду, если что, я буду стрелять по ногам. У меня осечки не будет.
– Но мы так не договаривались.
– А я вообще с вами ни о чем не договаривалась, – кивнула головой в сторону конторы Зоя. – Ну!
Василий посмотрел на «наган» в ее руке и пожал плечами:
– Не пойму я вас, большевиков, не пойму, – сказал и не спеша направился в указанную сторону. Казутина – сзади, держась шагах в трех от него. Они шли вдоль железнодорожного полотна – он, сцепив руки на затылке, будто придерживал голову, чтоб не скатилась с плеч, и она – сжимая в ладони револьвер, с тяжелой сумочкой под мышкой. И в этот момент метрах в пятнадцати откуда-то с боку появилась невысокая миловидная девушка. Суворов, заметив ее боковым зрением, скосил взгляд и узнал китаянку Ай, которую подвозил накануне в автомастерскую ее брата. Ай спокойно вытащила из кармана платья пистолет и направила его в сторону Казутиной!
– Зо-о-я-а! – в ужасе крикнул Василий. Казутина вскинула голову, а китаянка повернулась на крик. И в этот момент треснул выстрел!.. Василий лишь вздрогнул слегка и приложил руку к груди, которая обагрилась кровью. Падая, он прошептал: – Бе-ре-гись…
Ай вновь выстрелила в него и направила пистолет на Зою. Казутина даже не успела испугаться, когда раздался третий выстрел!.. Китаянка сделала шаг вперед и… упала, будто споткнулась. Она не успела выбросить руки вперед, чтобы смягчить падение, и ударилась головой о край шпалы, из которой торчал острый осколок скобы для крепления рельсы. Железный штырь с хрустом пробил висок Ай, и из раны брызнула кровь!
– А-а-а!.. – раздался хриплый мужской вопль. Это был голос Юна, брата Ай, который, решив подстраховать сестру, ничего не успел предпринять. Теперь он бежал к истекающей кровью сестре, еще не зная, что та мертва. На ходу, помахивая пистолетом, Юн давил пальцем на курок, выпуская пулю за пулей в сторону того, кто выстрелил в его Ай! Точку в беспорядочной пальбе поставил ответный выстрел мужчины, которого не задела ни одна из обрушившихся на него градом пуль. Юн упал как подкошенный рядом с сестрой на багровую от ее крови землю и затих. Теперь он был спокоен. Лишь подрагивающая в судороге нога, казалось, отсчитывала последние секунды его жизни.
– Василий! – Зоя подбежала к Суворову. Он лежал на спине и, не мигая, смотрел в небо широко раскрытыми серыми глазами. Края губ его были приподняты, от чего казалось, что он чему-то улыбался. Странно, но мертвый Суворов выглядел совсем молодым. Зоя провела ладонью по его векам, и неожиданно навернувшаяся слеза затуманила ее взгляд.
– Это враг, – раздался вдруг голос с характерным акцентом. Зоя, даже не поворачивая головы в сторону, узнала подошедшего. Мужчина, уложивший двумя пулями японских агентов – брата и сестру Линь, сохранивший Казутиной жизнь, но не успевший, а может, не захотевший спасти жизнь белоагента Василия Суворова, был тем, кто каждый день находился рядом с ней и ее семьей – сынишкой и матерью. Это был ее домработник Миша, внедренный в японскую резидентуру в Харбине как агент Шен. Он же – секретный сотрудник ОГПУ, – китайский коммунист Миншенг Гао. – Прошу вас, мадам капитано, пойдемте отсюда. Ему уже ничем не поможешь.
– Может, он еще жив? – потянулась к его шейной артерии она.
– Если так, то ему же и хуже, – сурово усмехнулся Миша, протягивая ей руку, чтоб помочь встать.
Утром, после звонка Суворова, когда Зоя сказала Мише, что задержится после работы по важному делу, это означало, что ее вызывают в «Братство». После ухода молодой хозяйки Миша отпросился у Александры Дмитриевны и, созвонившись с советской резидентурой, поехал на конспиративную квартиру, на встречу со связным Сергеем Ивановым.
– Подстрахуй Зою после работы, – сказал Мише Сергей, когда они проанализировали ситуацию. – Я тоже буду рядом. Все говорит о том, что беляки что-то задумали. Может, изменили сроки теракта?
– Мы встречались с Хольмстом, тот был пьян. Говорили о предстоящей диверсии. Я спросил, все ли остается по-прежнему? Он ответил: да. Но я понял, что он врал. У Хольмста есть одна особенность – перед ответственным, рискованным делом он пару дней беспробудно пьет. По нашему с ним разговору я понял, что вчера был второй день его пьянства. Сегодня он вызвал Зою. Конечно, смешно по таким признакам делать предположения. Через час я буду в японской резидентуре. Там, думаю, кое-чего прояснится. Хотя и без того чувствую – сегодня что-то произойдет, и Зое грозит опасность.
Этот разговор состоялся несколько часов назад, когда все еще были живы. Теперь у железнодорожного полотна лежал с пробитой грудью поручик Василий Суворов. Неподалеку – брат и сестра Линь. Они намеревались совершить диверсию, вряд ли задумываясь, что являются «сеятелями смерти», потому что пришли убивать. Зоя еще раз взглянула на Суворова и, опираясь на руку Миши, поднялась.
– Через час назначена диверсия на станции, – произнесла Зоя.
– Мы все знаем. Хольмст направил туда Смысловского, Моргунова и Перова. Там уже работают наши под прикрытием рабочих и путевых обходчиков. Туда скрытно отправлены еще бойцы отряда особого назначения. Два часа назад я был вызван в резидентуру японцев. Помощник резидента Осаму Акутагава лично ввел меня в курс дела и поручил проследить проведение операции.
– Там Григорий Перов. Как бы с ним ничего не случилось. У него такая маленькая замечательная дочь, – устало сказала Зоя и, опустив голову, пошла рядом с Мишей в сторону конторы нефтебазы. Миша взял ее тяжелую сумочку, в которой находилась мина с часовым механизмом. Остановился, аккуратно открыл ее, убедившись, что адская машина не на взводе.
– Мы должны сымитировать взрыв на нефтебазе, чтобы те, на станции, ничего не заподозрили. Это – часть нашего плана, – сказал Миша. – Вы идите в контору, а мне надо довести дело до конца.
Зоя была уже в конторе, когда прозвучал сильный взрыв. Громыхнуло так, что в комнатах задрожали стекла.
– Что это? – удивилась силе взрыва Зоя.
– Сработала мина, которую вы принесли. Не волнуйтесь, место было подготовлено заранее, – с улыбкой произнес один из оперативных сотрудников, находившийся на телефоне в конторе нефтебазы.
Минут через двадцать-тридцать тот же сотрудник сообщил, что поступила информация – на станции КВЖД также предотвращена диверсия. При задержании двое преступников арестованы, один убит. Зоя с тревогой спросила: кто? Но ей не смогли ответить. Она отошла к окну, о чем-то задумавшись. Минут через двадцать к ней подошел все тот же сотрудник и предложил:
– Зоя Ивановна, вам надо отдохнуть. Давайте я скажу водителю, чтоб отвез вас домой. Поспите немного, у вас усталый вид.
Казутина согласилась. Но на сердце у нее было не спокойно. Уже в машине попросила водителя:
– Отвезите меня в пригород. Улица Набережная, 5.
– Район Фудзя-дянь? Хорошо.
На подъезде к дому Перовых водитель остановил автомобиль. Зоя вышла из него, с волнением в душе направилась к калитке и вскоре замерла, услышав женский плач. Это плакала Надя.
– Мама, мама, не плачь, хватит уже! – пыталась успокоить ее Маруся. Это был ее голосок.
– Не бойся, маленькая, иди сюда!
Зоя подошла поближе к калитке и увидела в середине двора… уткнувшись головой в грудь мужчины, плакала Надя. Зоя присмотрелась и не сразу узнала… Григория Матвеевича! Обняв жену, он целовал ее щеки и шею, а потом, изловчившись, поднял на руки дочурку, которая, глядя на мать, тоже расплакалась. И у обеих это были слезы радости. Зоя тихо вернулась к машине, попросив водителя отвезти ее домой. Ей вдруг очень захотелось увидеть своего Володьку и маму. «Боже, как я по ним соскучилась, как давно я их не видела», – подумала она.
На следующее утро Казутину вызвал к себе Рощин.
– Проходите, они вас ждут, – произнесла женщина, выстукивая дробь на печатной машинке. Глядя на нее, трудно было ошибиться, кем она работала – секретарь-машинистка резидентуры Софья Назарова. После того как она сыграла роль влюбленной женщины, а «объект ее воздыханий» нынче томился за решеткой, арестованный оперативниками в самый канун операции, Софья вновь вернулась к исполнению своих прямых обязанностей.
– Они ждут? – повторила Зоя, сделав акцент на первом слове. – А сколько их?
– Двое. И оба ждут вас. – Секретарша Назарова допечатала строку и, нажав на рычажок, эффектно отвела каретку вправо.
Зоя не без волнения, коротко постучавшись в дверь, вошла. Их было действительно двое – Василий Рощин и Григорий Перов. Увидев Зою, оба заулыбались, а Григорий Матвеевич встал, двумя руками аккуратно потряс правую руку Казутиной:
– Рад, Зоя Ивановна, очень рад вас видеть снова. Как я себя ругал, как клял, что послушался вас, подставляя под удар, под смертельный риск. Вы же мне подарили шанс остаться честным человеком. Спасибо вам и низкий поклон за все.
– Григорий Матвеевич, не переживайте вы так, я ведь знала на какой риск иду. А что касается «шанса», то воспользоваться им – это был ваш выбор.
– В этом ты права, Зоя Ивановна, – вмешался Рощин. – Хотя на счет риска, конечно, перебор получился. Еще чуть-чуть, и могло случиться непоправимое. Но, как говорится, хорошо то – что хорошо кончается.
– Почему же вы не вышли из игры? – вновь обратился к Казутиной Перов.
– Потому что надо было довести операцию до конца, – ответил за нее Рощин.
– Ее же могли застрелить.
– Могли. Но Хольмсту нужны были люди, которых знали на КВЖД и нефтебазе. Они нашли вас двоих. Если беляки и намеревались убить Зою и вас, товарищ Перов, то в ходе проведения диверсии. А мы как раз планировали не допустить диверсию и своевременно вывести вас из-под удара. Но для этого надо было сделать так, чтобы вы, Григорий Матвеевич, оказались на нашей стороне. Чем Зоя Ивановна и занялась.