Вызов в столицу для Бориса Аркадьевича закончился назначением его начальником 4-го отдела управления НКГБ. В этой должности он курировал заброску нелегальной агентуры и разведывательно-диверсионных групп в оккупированные гитлеровцами страны Восточной Европы. Зоя Ивановна занялась аналитической работой в центральном аппарате разведки.
Война близилась к концу.
В начале 1945 года Бориса Аркадьевича подключили к подготовке встречи глав трех великих держав, которая должна была состояться в Ялте. Полковник Рыбкин обеспечивал связь между спецслужбами СССР, США и Великобритании. В ходе работы с союзниками Борис Аркадьевич опознал в одном из сотрудников американской делегации нацистского преступника. Полковник доложил об этом руководству. На претензии советской стороны американцы дипломатично заявили: «Никаких доказательств того, что указанный сотрудник является неблагонадежным, у нас нет. Но с учетом беспокойства наших союзников мы готовы изучить претензии и, в случае подтверждения опасений, отстранить его от присутствия на конференции, позиционируя это как готовность американской стороны к любым компромиссам ради укрепления доверия и достижения максимальных результатов в совместной работе». Самому же сотруднику было сказано:
– Вы понимаете, что раскрытый агент опасен как мина, подложенная под автомобиль. Рванет, как только включишь зажигание. Можем ли мы держать в своих рядах того, кто уже не в первый раз проваливается, практически не начав действовать? Такое ощущение, что русские слишком хорошо изучили вас и распознают под любой личиной, будь вы офицером СС, или сотрудником американской разведки. Знаете, что делают с такими?
– Списывают со счетов.
– Точно, черт подери! Но мы готовы выдать вам последний кредит доверия. Считайте, что вы в действующем резерве. И это, мистер Дейс, все, что мы можем сделать, надеясь на ваши заслуги в будущем. Докажите свою состоятельность!
– Не надо меня уговаривать. Я уже не в том возрасте. Как этот русский мог узнать меня?.. Он не простой офицер связи.
– Давайте, давайте займитесь наконец делом! И запомните, времени на раскачку нет, оно вышло еще вчера. Даем сутки, чтобы разобраться – кто он и чем дышит. Откуда ваша физиономия так хорошо известна русским, и о чем она, черт подери, им говорит? И, ради бога, если вдруг вам вздумается «убрать» русского, лучше застрелитесь сами. Не подставляйте нас! Вы, да и мы тоже, являемся лишь пешками в большой политической игре. – Ален внимательно посмотрел на Дейса и, хмыкнув в аккуратно подбритые тонкие усики, подкрашенные хной, добавил: – Настоятельно рекомендую: не выкиньте фортель, не помешайте нашему президенту выгодно завершить войну.
– Я разберусь, уверяю.
– Очень хотелось бы верить. Но все «разборки», пожалуйста, после завершения конференции и, как говорится, за ваш счет. Время пошло.
– Борис Аркадьевич, вы утверждаете, что сотрудник американской делегации Элвис Курц является нацистским преступником, штурмбанфюрером СС Алвисом Эйхмансом?
– Да. Перед началом переговоров о выходе Финляндии из войны этот субъект появился в Швеции и под именем «Дейс» пытался завязать контакт с советским посольством по проведению тайных мирных переговоров между СССР и Германией. Он был изобличен полковником Рыбкиной. Под псевдонимом Дейс действовал штурмбаннфюрер СС Алвис Эйхманс, он же – русскоговорящий выходец из Литвы, бывший руководитель группы белофашистской организации «Братство русской правды» в Харбине, экс-штабс-капитан царской армии Александр Хольмст! В Швеции задержать его не удалось, но мы провели работу и собрали на него всю подноготную. У нас есть доказательства, что это – опасный террорист. Я готов в кратчайшее время предоставить полное досье на Хольмста – Дейса – Эйхманса – Курца.
– Хорошо. Это очень важно. Речь о безопасности руководителей трех великих держав. Борис Аркадьевич, у вас на все про все сутки.
– Разрешите привлечь полковника Рыбкину. Она его лично знала еще с Харбина.
– Действуйте.
«Досье на Александра Артуровича Хольмста. Псевдонимы: Алвис Эйхманс, Дейс, Элвис Курц. Дата рождения: 27 ноября 1910 г., Литва… Белый эмигрант, коллаборационист. В 1930 году возглавлял отделение террористической белофашистской организации «Братство русской правды». После разгрома организации был арестован чекистами, бежал с этапа и в середине 30-х годов оказался в Германии. Поступив на разведывательные курсы при Войсковом управлении рейхсвера (Truppenamt) и закончив их, активно работал против Советского Союза.
…В звании штурмбаннфюрера, в составе дивизии СС «Галичина», участвовал в карательных акциях. Причастен к массовому уничтожению населения на оккупированных территориях, в том числе в польском селе Гута, где в местном костеле и в собственных домах были сожжены 868 жителей. …Сдался в плен союзникам в 1944 году. …Сотрудник военной разведки США» …
– Мне кажется, что более подробной информации о самом себе вы и сами уже не вспомните. Это досье на вас нам предоставила советская сторона. Как видите, работать они умеют оперативно и качественно.
– Я тоже имею информацию, которая должна заинтересовать вас не меньше той, что прислали Советы. В письменной форме она изложена полностью, я же остановлюсь на главных моментах. Офицер связи полковник Рыбкин Борис Аркадьевич – штатный сотрудник советской разведки. Вместе с супругой находился в Швеции. Супруга – полковник госбезопасности Рыбкина Зоя Ивановна, девичья фамилия Воскресенская, Казутина – фамилия по первому мужу. Оба числились сотрудниками советского посольства как супруги Ярцевы. В Швеции я лично видел полковника Воскресенскую-Рыбкину рядом с послом СССР Коллонтай…
– Да-да, в Стокгольме, когда вас едва не схватили, как посланника Гиммлера?
– Верно.
– Хм.
– Эта Воскресенская-Рыбкина под фамилией Казутина еще в 30-м, в Харбине, пыталась внедриться ко мне в организацию для подрыва деятельности. Я ее изобличил тогда.
– Странно. Вы изобличили ее, но кончилось все разгромом вашей организации.
– Я бы не стал упрощать события тех лет. Чтобы понять причины нашего провала, необходимо учесть политическую конъюнктуру того времени в Харбине.
– Давайте обойдемся без оправданий. Вы предоставили информацию на третьи сутки, а они – через одни.
– Речь не о том. Эта русская узнала меня в Стокгольме, потому что помнила еще с Харбина, и я был вынужден…
– Бежать. Теперь вас опознал ее супруг. Понятно откуда у них такое полное досье на вас.
– Разрешите мне…
– Сожалею, Элвис Курц, но ничего разрешить вам я не могу. Руководством принято решение отстранить вас от присутствия на конференции и вывести из штата американской разведки.
– Где же шанс?! Кредит доверия?..
– Не горячитесь. Никто не может запретить частному лицу разобраться со своими обидчиками, которые свели на нет его профессиональную деятельность, испортив карьеру. Но, повторюсь, как частному лицу и после окончания конференции.
– Но…
– Больше никаких «но». Курц, спросите меня, могу ли я сделать так, чтобы вы вернулись в военную разведку и стали в конце концов респектабельным человеком? Я отвечу: «Нет». Но я могу вам помочь сделать это, если вы окажетесь тем человеком, за которого я вас принимал. Согласны со мной?
– У меня есть выбор?
– Отвечайте на вопрос.
– Согласен.
– Не предпринимайте сейчас ничего, исчезните и залягте на дно. Когда наступит час мести вашему врагу, вам сообщат. Тогда уж все карты вам в руки. Вы услышали меня?
– Я вас услышал. Но куда мне деться сейчас?
– Куда угодно. Наши люди есть везде, в любой части света. В нужное время свяжетесь с ними, и вам передадут инструкции от меня.
– Я плохо себе представляю…
– Я расскажу, как это сделать: назовете кодовое выражение с цифрами в конце, они по своим каналам свяжутся с центром, а позже передадут вам необходимую информацию от меня. Вам придется выходить со мной на связь каждые полтора-два месяца, не реже. И еще, о нашем сегодняшнем разговоре знают лишь двое – я и вы. Все строго секретно. Запомните это, если хотите, чтобы вашей жизни ничего не угрожало.
– Согласен.
– Согласия мало. Наш разговор в более конкретной форме будет продолжен лишь после того, как вы подпишете документ, извините, как сторонний человек, что ознакомлены с положением, по которому разглашение тайны американской разведки любым лицом карается смертью, без срока давности.
«Загоняют в угол, – мелькнула мысль в голове Курца, но порция адреналина, выброшенная в кровь, придала ему решительности. – Если я надумаю затеряться, хрен вы меня найдете». Вслух же произнес:
– Чем черт не шутит, давайте вашу бумагу, я подпишу.
– О’кей. Теперь слушайте внимательно. Лучше всего селиться в больших городах, где есть наши представительства, так легче затеряться и выйти на связь с нашими людьми…
– Я старый больной человек. Чего вам от меня надо?
– Вас перевели из больничной палаты в камеру…
– Я должен вновь загреметь на больничную кровать?
– Зачем же? Всего лишь ответить на наши вопросы.
1979 год. 22 ноября. Берлин
Центральная следственная тюрьма Штази Хоеншёнхаузен, куда поместили Герхарда Шульца, была известна своими маленькими темными одиночными камерами, в которых заключенные становились сговорчивыми, так как уже через неделю начинали медленно сходить с ума. Шульц, когда его повели на допрос, вздохнул с некоторым облегчением. Пусть и ненадолго, но он мог отдохнуть от цепкого взгляда надзирателей в дверное окошко. Даже по ночам они не давали покоя, требуя, чтобы заключенный лежал строго на спине и держал руки на одеяле, демонстрируя, что не собирается свести счеты с жизнью.
Мебель в комнате для допроса, раза в три больше камеры, выкрашенной в серый цвет, состояла из стола, за которым сидел следователь, и перед ним деревянного табурета без спинки для заключенного. Рядом стоял и другой стул с мягкой обивкой, похожий на кресло. Когда надзиратель ушел, следователь внимательно посмотрел на подследственного и, усадив того на мягкий стул, приятным, спокойным голосом спросил: