Свадьба
На следующий день я приехала и увидела, что Коссула уже ждет меня в своей потрепанной шляпе. К двери была прислонена грубая палка. Он взял ее, подошел к машине, и мы поехали. И он сразу же стал рассказывать о своей свадьбе.
– Абила, понимаешь, была из тех, кто пересек воду. Они назвали ее Сили в Америке. Я хотел, чтобы эта женщина стала моей женой. Она была не замужем, понимаешь, а у меня не было жены. Все люди из моей страны уже имели семьи.
Что же должен был сказать Куджо, чтобы эта женщина поняла, что он хочет жениться на ней? Я скажу тебе. Я скажу тебе правду, как все и было.
Однажды Куджо сказал ей:
– Я хочу, чтобы ты была моей женой. У меня никого нет.
– Чего ты хочешь от меня? – спросила она.
– Я хочу жениться на тебе.
– Если я стану твоей женой, ты сможешь заботиться обо мне?
– Да. Я могу работать для тебя. И я не буду тебя бить.
Больше я ничего не сказал. Мы поженились через месяц, после того как договорились между собой. У нас не было свадьбы. Было ли это в марте или в Рождество, я сейчас не помню.
Мы, понимаешь, жили вместе и делали все, что могли, чтобы между нами было счастье.
После того как мы с женой договорились между собой, понимаешь, мы искали религию и обратились. В церкви нам сказали, что это неправильно. Мы должны жениться по лицензии. В земле Африки, понимаешь, у нас не было лицензий. Мужчина и женщина договаривались между собой, а потом женились и жили вместе. Мы ничего не знали, что здесь нужна лицензия.
Потом мы поженились по лицензии, но с лицензией я не стал любить свою жену больше, чем любил ее без лицензии.
Она была хорошая женщина, и я всегда любил ее.
У меня и моей жены было шесть детей. Пять мальчиков и одна девочка. О боже! О боже! Мы были так счастливы. Бедный Куджо! Все оставили его! Я так одинок. Мы поженились за десять месяцев до рождения нашего первого ребенка. Мы назвали его Я-джимми, как назвали бы его в земле Африки. А для Америки мы назвали его Алек.
В Африке мы получаем одно имя, но в этом месте они сказали нам, что нужно два имени. Одно для сына, понимаешь, и одно для отца. И я добавил имя моего отца – О-лоо-лай – к моему. Но люди не могли запомнить такое длинное имя. Оно для них слишком сложное, как Коссула. И они назвали меня Куджо Льюис.
И тогда, понимаешь, мы стали давать нашим детям два имени. Одно, потому что мы не забывали наш дом, и другое для американской земли, чтобы его легко было называть.
Следующего ребенка мы назвали А-но-но-тоэ, а потом назвали его Джимми. Следующего мы назвали Поэ-ли-да-оо. Тоже мальчик. Потом у нас родился А-тенниа-а, и мы назвали его Дэвидом. А последнего мальчика мы назвали моим именем, Куджо, но его африканское имя Фиш-и-тон. А потом у моей жены родилась маленькая девочка. Ее мы назвали Эе-бев-о-сее, а американское имя Сили, как и у ее мамы.
Пока дети росли, американцы дразнили их и говорили, что африканцы убивают людей и едят их мясо. Моих детей называли глупыми дикарями и обезьянами.
Ну и, понимаешь, мои мальчики дрались. Они постоянно дрались. Нам с их мамой не нравилось, что наших детей называют дикарями. Это их обижало. И они дрались. Они дрались изо всех сил. Когда они били других мальчиков, их родители приходили в наш дом и говорили нам:
– Твои дети плохие, Куджо. Мы боимся, что они кого-нибудь убьют.
Куджо встречал их у ворот и говорил им:
– Вы видели гремучих змей в лесу?
– Да, – отвечали они.
– Вот, – говорил я. – Если вы обидите их, они укусят вас. Если ты знаешь, что змея может тебя убить, зачем ее обижать? Так же и с моими мальчиками, понимаешь. Если вы оставите их в покое, они никого не обидят!
Но они продолжали. Все время. Алек сделал то, Джимми – се, Поэ-ли третье. Дэвид – плохой мальчик. Куджо побил моего сына. Никто не говорил, что их дети сделали с африканскими дикарями. Они говорили, что мои дети не христиане. Они говорили, что дикари сделали с ними, словно у нас не могло быть никаких чувств и нас невозможно обидеть.
Мы, африканцы, старались воспитывать наших детей правильно. Когда они говорили, что мы глупы, мы собрались и построили школу. А потом из округа нам прислали учителя. Мы, африканцы, не стали, как другие цветные, ждать, пока белые люди захотят построить нам школу. Мы построили школу сами и попросили округ прислать нам учителя.
О боже! Я так люблю своих детей! Я изо всех сил старался быть добр к нашим детям. Моя крошка Сили, моя единственная девочка, она заболела. О боже! Я все сделал, чтобы спасти ее. Мы позвали доктора. Мы дали ей все лекарства, которые он велел купить. О боже! Я молился, я говорил Господу, что сделаю все, чтобы спасти жизнь моей девочки. Ей было всего пятнадцать лет. Но она умерла. О боже! Посмотри на ее надгробие, прочитай, что там написано. 5 августа 1893 года. Она родилась в 1878-м. У нее не было времени жить, прежде чем она умерла. Ее мама очень переживала. Я пытался просить ее не плакать, но я сам плакал.
Впервые в земле Америки смерть нашла дверь моего дома. Но мы прибыли из-за воды и знали, что она плывет на корабле с нами. И, когда мы строили нашу церковь, мы купили землю, чтобы хоронить нас. На холме, перед вратами церкви.
Теперь мы были христианами, поэтому мы положили нашу дочку в гроб и отнесли ее в церковь. И все пришли смотреть ей в лицо. Все пели «Мы встретимся за рекой». Я уже долго был в лоне церкви и знал все слова. Я произносил эти слова, но сердце мое не чувствовало этого. И в душе я пел: «О тодо а уа н-лау я-ли, оурран к-нее ра ра к-нее ро ро».
Мы похоронили ее на семейном участке. Она была такой одинокой там – она такая маленькая девочка, понимаешь, и я поспешил и построил ограду вокруг могилы, чтобы у нее была защита.
Мы долго тосковали о нашем ребенке. А потом пришла новая боль. Тот, кто называл себя помощником шерифа, убил нашего мальчика.
Он сказал, что он закон, но он не пришел арестовать его. Если мой мальчик сделал что-то плохое, он должен прийти и поговорить с ним, как мужчина. Если он за что-то злился на моего Куджо, он должен был драться с ним лицом к лицу, как мужчина. Он не арестовал его, потому что не был шерифом, и он не дрался с ним, потому что не был мужчиной. Он злился на моего мальчика, но боялся встретиться с ним. И, понимаешь, он спрятался в повозке мясника, подъехал к лавке моего мальчика, и Куджо вышел, чтобы обсудить дела. Этот человек, он прятался в повозке и оттуда застрелил моего мальчика. О боже! Он выстрелил моему мальчику в горло. Он не имел права стрелять в моего мальчика. О боже! Люди прибежали и сказали, что мой мальчик ранен. Мы принесли его домой, уложили в постель. У него была большая рана в шее. Он изо всех сил пытался бежать. О боже! Так больно видеть своего мальчика вот таким. Его маме было еще тяжелее. Он дышал все тяжелее и тяжелее. Я плакал, потому что Сили было так больно. Она стояла в изножье постели, понимаешь, и смотрела ему в лицо. Она без умолку твердила:
– Куджо, Куджо, Куджо, мальчик, пришпорь своего скакуна![26]
Он был тяжело ранен, но постарался ей ответить, понимаешь. Он сказал ей:
– Мама, я очень стараюсь!
Два дня и две ночи мой мальчик лежал в постели и дышал с хрипом. Мама не отходила от него. Она смотрела ему в лицо и твердила:
– Пришпорь своего коня, мальчик!
Он молился изо всех сил. Его мама молилась. Я молился, но он умер. Я плакал. Я хотел умереть вместо моего Куджо. Может быть, я молился неправильно, понимаешь, потому что он умер, когда я просил Бога сохранить жизнь моего мальчика.
Тот человек, который убил моего мальчика, сейчас он пастор часовни Хэй в Плато. Я пытался простить его. Но Куджо думает, что сейчас, когда он священник, он должен прийти и сказать мне, что его сердце изменилось. Он должен просить у Куджо прощения за то, что убил моего сына.
Прошло всего девять лет с того, как умерла моя девочка. Я все еще слышал, как по ней звонит колокол, и вот он зазвонил снова, по-моему Фиш-и-тону. Мой бедный африканский мальчик, который никогда не видел земли Африки.
Глава XКоссула узнает закон
Они ничего не сделали человеку, который убил моего сына. Он помощник шерифа. И я ничего не сделал. Я стал христианином. Я был болен. Я попал под поезд, понимаешь.
Куджо расскажет тебе, как он попал под поезд. Я расскажу тебе все как было. Куджо ничего не забыл. В марте, понимаешь, я занимался садом. Было 12 марта 1902 года.
Женщина, понимаешь, позвала меня вспахать ей поле. Она сказала:
– Куджо, я хочу, чтобы ты вспахал сад, и я посажу сладкий картофель. Я заплачу тебе.
Я согласился.
На следующее утро, понимаешь, я поднялся рано утром и вспахал сад для нее, чтобы, разделавшись с работой, можно было заняться своим садом. Я не закончил работу у нее, потому что жена позвала меня и стала ругать.
– Куджо, почему ты так тяжело работаешь еще до завтрака? – сказала она мне. – Это неправильно. Ты заболеешь. Я давно приготовила тебе завтрак. Иди есть.
Я пошел домой с Сили и позавтракал. А потом я подумал, что собирается дождь, и решил посадить свои бобы. Я позвал жену, понимаешь, пойти в поле со мной и помочь мне сажать бобы.
– Куджо, зачем ты зовешь меня в поле? – сказала она. – Я не умею сажать бобы.
Я велел ей идти и бросать бобы, а я буду их закапывать. Она пошла со мной, и я показал, как это делать. А потом она сказала:
– Куджо, тебе вовсе не нужно было, чтобы я кидала бобы. Просто ты не можешь работать, чтобы женщины не было рядом. Тебе нужна компания.
– Верно, – сказал я.
Нам не хватило бобов, и я пошел на рынок и попросил у торговца ранние бобы, но у него их не было. И тогда, понимаешь, я купил жене немного мяса и пошел домой. Потом я накормил лошадь, а жена готовила. Пока я ухаживал за лошадью, пошел дождь. Я остановился и стал думать. Я не знал, смогу ли купить бобы в Мобиле или нужно подождать. Я решил пойти за бобами и попросил жену дать мне деньги.