– Да, мне нужно, чтобы кто-то был со мной. Я болел и пять месяцев лежал в постели. Кто-то должен подать мне воды. Я позвал этого человека, и он спит здесь и заботится о Куджо. Но сейчас я поправился.
Несмотря на недавнюю болезнь и ухудшение здоровья, Куджо Льюис буквально излучал счастье. Его сад был ухожен. Раскидистая мелия[13] давала густую тень. Все было хорошо.
Куджо стал расспрашивать меня про Нью-Йорк, я отвечала, а он внимательно слушал и курил. Наконец, я сказала, что приехала, чтобы поговорить с ним. Он отложил трубку и улыбнулся.
– Это хорошо, – кивнул он. – Мне нравится, когда кто-то приходит поговорить со мной. – И тут же на его глазах выступили слезы. – Я так одинок. Моя жена покинула меня в 1908-м. Куджо живет сам по себе.
Через минуту или две он вспомнил про меня и сокрушенно пробормотал:
– Извини. Ты мне ничего не сделала. Куджо так одинок, он часто плачет. Чего ты от меня хочешь?
– Во-первых, я хочу спросить, как ты себя чувствуешь?
Еще одна пауза.
– Я благодарю Бога, что я на христианской, библейской земле.
– Но разве в Африке у тебя нет Бога?
Он зажал голову руками, и по щекам его снова потекли слезы. Увидев страдание на его лице, я пожалела, что решила побеспокоить этого пленника в чужой земле. Он понял это по моему лицу и сказал:
– Извини, что я плачу. Я не могу сдержаться, когда слышу это название. О боже, я никогда больше не увижу Африку…
– Но ведь ты сказал, что благодаришь Бога за то, что на христианской, библейской земле…
– Да, в Африке мы всегда знали, что есть Бог. Его имя Алахуа. Но, бедные африканцы, мы не могли читать Библию и не знали, что у Бога был Сын. Мы не были невеждами – мы просто не знали. Никто не говорил нам, как Адам съел яблоко, мы не знали про семь печатей, запечатанных против нас. Наши родители не говорили нам этого. Они не говорили нам про первые дни. Нет, это неправильно. Мы просто не знали. Так что ты хотела от меня?
Я замешкалась.
– Да, да… Я хотела спросить тебя об этом, но и еще о многом. Я хочу знать, кто ты, как ты стал рабом, в какой части Африки ты вырос… Как тебе жилось рабом и как живется свободным человеком?
Куджо снова склонил голову. Подняв залитое слезами лицо, он пробормотал:
– Спасибо, Иисус! Кто-то пришел спросить про Куджо! Я хочу рассказать кому-то, кто я. И, может быть, когда-нибудь ты поедешь на землю Африки и назовешь мое имя, и кто-нибудь скажет: «Да, я знаю Коссулу». Я хочу, чтобы ты везде рассказывала всем, что сказал Куджо, как я попал на американскую землю в 1859 году и больше никогда не видел моего народа. Я не умею складно говорить, ты же понимаешь, но я перескажу тебе все слово за словом, и это не будет тебе тяжело.
Меня зовут не Куджо Льюис. Мое имя Коссула. Когда я оказался на американской земле, мистер Джим Мехер пытался назвать меня по имени, но оно слишком длинное, понимаешь, тогда я сказал:
«Я – твоя вещь?» Он ответил: «Да». Тогда я сказал: «Называй меня Куджо. Вот так». Но на африканской земле моя мама назвала меня Коссула.
Мой народ, понимаешь, у них не было слоновой кости. Когда слоновая кость есть, тогда есть король, правитель, понимаешь. Ни мой отец, ни его отец никем не правили. Старые люди, которые жили за две сотни лет до того, как я родился, не говорили, что отец (далекий предок) кем-то правил.
Мой народ в Африке, понимаешь, он не был богат. Совсем небогат. Я не собираюсь рассказывать, как богат был мой народ, как знатен. Ведь когда ты поедешь на африканскую землю и будешь спрашивать людей, они скажут: «Почему Коссула там, на американской земле, сказал, что его народ богат?» Я расскажу тебе все как есть. Это же правильно, верно?
Отец моего отца, понимаешь, он служил у короля. Он не жил с нами в деревне. Куда ехал король, туда и он, понимаешь. Король дал ему много земли, и много коров, и коз, и овец. Это правильно. Может быть, потом он и стал небольшим вождем, я не знаю. Но он умер, когда я был маленьким мальчиком. Кем он стал бы потом, этого я не знаю.
Мой дед, он великий человек. Я расскажу тебе про него.
Я испугалась, что Куджо слишком увлечется семейной историей, поэтому решилась перебить его:
– Но, Коссула, я хочу узнать о тебе, как ты сам жил в Африке…
Он со скорбной жалостью взглянул на меня и спросил:
– Где тот дом, в котором правит мышь? На африканской земле нельзя рассказывать о сыне, пока не расскажешь об отце. И, понимаешь, я не могу говорить об отце (эт те), пока не расскажу о его отце (эт те те). Это правильно, да?
Мой дед, понимаешь, он получил очень большую деревню. Он получил много жен и детей. Его дом, он стоит в центре деревни. На африканской земле дом мужа всегда стоит в центре, а дома жен стоят кругом – вокруг дома, где живет муж.
Он не думал жениться на стольких женщинах. Нет. На африканской земле жены сами ищут ему других жен.
Представь, что я на африканской земле. Куджо женат уже семь лет. Его жена говорит: «Куджо, я стара. Я устала. Я приведу тебе другую жену».
Прежде чем она говорит это, она находит девушку, которая тоже хочет замуж. Она девушка, она очень хорошо думает. Может быть, ее муж никогда ее не видел. И она идет на рыночную площадь, может быть, на общую площадь. Она видит эту девушку и спрашивает ее: «Ты знаешь Куджо?» Девушка отвечает ей: «Я слышала о нем». Жена говорит: «Куджо хороший. Он добрый. Я хочу, чтобы ты стала его женой». Девушка говорит: «Идем со мной к моим папе и маме».
Они идут, понимаешь, к родителям девушки вместе. Они задают ей вопросы, и она отвечает за своего мужа. Она спрашивает их, и, если все довольны друг другом, родители девушки говорят: «Мы отдаем нашу дочь твоей заботе. Она больше не наша, нет, нет. Ты будешь добра к ней».
Жена возвращается к Куджо и все устраивает. Куджо должен заплатить отцу за девушку. Если она богатая девушка и долго жила в жирном доме, понимаешь, он должен заплатить вдвое за нее. Две коровы, две овцы, две козы, куры, ямс[14], может быть, золото. Богатый человек долго держит дочь в жирном доме. Иногда два года. Она обедает там восемь раз в день, и они не дают ей одной вставать с постели и выходить из дома. Тот, у кого есть жирный дом, не выпускает девушку из дома, чтобы она не теряла жир.
Если мужчина не так богат, он не может держать свою дочь так долго, и она не такая толстая. А бедный человек не отправляет свою дочь.
Понимаешь, мужчина платит разную цену за разных девушек. Если она дочь из бедной семьи, или уже была замужем, или что еще, за нее много платить не надо.
Когда новая жена впервые приходит в деревню мужа, она живет в доме со старой женой. Та учит ее, что делать и как заботиться о муже. Когда она все это узнает, то начинает жить в своем доме.
Когда они готовы строить новый дом, мужчина берет мачете и срубает дерево, чтобы показать, где строить дом. Потом он забивает корову и делает много пальмового вина. Потом приходят все люди, едят мясо, пьют вино, утаптывают место и строят дом.
Мой дед… Он строил дом для жен много раз.
Есть люди на африканской земле, у них нет жен, потому что они не могут купить ни одной. У них нет ничего, чтобы дать, поэтому жена не может прийти к ним. У некоторых слишком много. Когда ты голоден, это больно. Но когда живот набит до отказа, это тоже больно.
Все жены готовят еду (удия) для мужа. Все мужчины любят фуфу[15]. Муж ест большую тыкву, доверху наполненную фуфу, а потом мой дед ложится спать.
Молодые жены (прежде чем они будут достаточно зрелыми, чтобы исполнять истинные обязанности жен) помогают укладывать мужа спать. Одна делает для него ветер опахалом. Другая растирает голову. Одна может мыть ему руки, а кто-то ухаживает за ногтями на ногах. А потом он спит и храпит.
Кто-то стоит у дверей, чтобы никто не шумел и не будил его. Однажды сын раба в деревне слишком сильно шумел. Тот, кто охранял дверь, поймал его и привел к моему деду. Он сидел и смотрел на мальчика. А потом он спросил: «Кто сказал тебе, что мышь может ходить по крыше великого? Где этот португалец? Я обменяю тебя на табак! В старые дни я ходил бы по твоей коже! (То есть я убил бы тебя и сделал обувь из твоей кожи.) Я пил бы воду из твоего черепа! (Я убил бы тебя и сделал чашу из твоей головы.)»
Мой дед говорил это, но он никогда не просил вождя продать кого-нибудь португальцам. Некоторые вожди делали это, когда рабы болтали, ленились и не выполняли работу, которую им велено. И тогда их продавали португальцам. Вождь бросает апельсин под стол. А потом он зовет раба, которого собирается продать, и говорит: «Достань мне апельсин из-под стола». Раб лезет под стол. А вождь зовет мужчин, которые стоят там. Одного. Может быть, двух. Когда раб под столом тянется за апельсином, вождь говорит: «Хватайте бушмена[16]!» Мужчины хватают раба и продают его.
Вождь не всегда радуется. Однажды жена его умерла. Она еще жила в доме старой жены и не стала женой вождю. Она слишком молода. Почему она умерла, Куджо не знает.
Когда нужно было сказать вождю, что его молодая жена умерла, он пришел посмотреть. Он ударил рукой по руке. А потом он кричал в свой кулак и плакал. Он говорил: «Ой! Ой! Ой! Моя жена умерла. Все мои дары пропали. Я заплатил большую цену за нее. Я кормил ее, а теперь она умерла, а я ни разу не спал с ней. Ой! Ой! Я столько потерял! Она мертва – и она все еще дева! Ой! Ой, ту ой! Я столько потерял!»
Куджо оторвал глаза от миски с бобами и посмотрел на дом своей невестки. Я ждала, когда он продолжит, но он просто сидел, словно забыв обо мне. Я ждала, но он молчал. Он повернулся к мужчине, который сидел в доме, и сказал:
– Пойди принеси мне холодной воды.