нцевал и в следующий раз коснулся его шеи ножом. Он в третий раз коснулся убийцы, и другие мужчины вскочили, схватили убийцу, взяли пальмовую веревку и привязали его к убитому лицом к лицу, чтобы он не мог пошевелиться.
Когда палач коснулся убийцы своим ножом, это был знак, что он уже мертв. Поэтому они обвязали веревку вокруг его шеи и вокруг шеи убитого. Они обвязали веревкой его тело и тело убитого. Они связали руки убийцы и убитого одной веревкой. Его ноги связали с ногами человека, которого он убил. И они оставили его так. Его нос касался носа мертвого. Его губы касались губ мертвого. И так его оставили.
Король и вожди говорили о других вещах и смотрели, как корчится убийца.
Иногда, когда человек силен, а тот, кого он убил, мал, человек может подняться и пройти немного с телом. Но если труп тяжел, он так и будет лежать, пока не умрет.
Если он просит воды, никто не смотрит на него, потому что он мертв с того момента, как мачете в первый раз коснулся его. Они говорят:
– Зачем мертвецу вода?
Если он просит ослабить веревки, никто не смотрит на него. Они говорят:
– Зачем развязывать мертвеца? Другой мертвец не плачет, так почему же плачет этот?
И они оставляют его так.
Но люди смотрят, пока он не умрет. Долго ли? Иногда он умирает на следующий день. Иногда через два или три дня. Долго он не живет.
Люди терпят запах лошади, коровы и других тварей, но человек не может терпеть в ноздрях своих запах гниющего тела.
Глава III
Когда они судили человека, который украл волос леопарда, настало время срезать траву, чтобы она не глушила кукурузу. Прежде чем трава высохла и ее можно было сжечь, мой дед заболел в своей деревне. Как он заболел, Куджо не знает. Я был маленьким тогда и не знаю, почему он умер.
Но Куджо знает, что отец взял его с собой в деревню своего отца. Я не видел его, после того как он умер. Они сразу же похоронили его, чтобы ни один враг не смог увидеть его лицо и повредить его духу. Они похоронили его в доме. Они разрыли глиняный пол и похоронили его. На земле Африки мы говорим:
– Мы жили с тобой, когда ты был жив. И мы не можем жить с тобой, когда ты умер.
Поэтому они хоронят человека в его доме.
Гроб ставят так, словно он здесь. Люди приносят ему подарки и кладут их в гроб. Первая жена стоит в головах. Когда кто-то приходит, она плачет. Она плачет и поет песню. Другие жены приходят и плачут с ней.
Когда мы пришли, главная жена моего деда поднялась от изголовья гроба и сняла покрывало со своего лица. Другие жены тоже сняли покрывала. Главная жена, она плакала очень громко и говорила:
– Прошло сорок лет, как он женился на мне, а теперь вы видите меня вдовой. Только вчера он заботился о своих женах и детях, а сегодня он лежит, и ничего ему не нужно!
Отец мой сказал:
– Земля съедает все лучшее.
И потом он тоже заплакал. Главная жена плакала с ним, и другие жены плакали и громко кричали:
– Айай, айай, айай!
Главная жена сказала:
– Он был хороший человек.
И мой отец сказал:
– Это правда, все знают это.
Потом мы сели на пол, жены закрыли лица и успокоились.
Люди жалели, что он умер. Они приносили подарки и смотрели на гроб. Они пили пальмовое вино и печально пели ему песню: «О тодо о ва нло я ли Оурран, к-нии рара, к-нии роро».
Потом кто-то еще пришел, и главная жена поднялась и снова стала плакать. Было очень грустно. Они видели, что головы всех жен обриты. Они видели, что жены закрыли лица. Понимаешь, все очень грустили.
Первая жена плакала и говорила:
«Как давно мы поженились?
А теперь я всего лишь вдова.
Муж, который знал, как заботиться о женщинах,
Муж, который знал, как построить дом,
Муж, который знал все секреты женщин,
Муж, который знал все, что нужно,
И давал без просьб и настояний —
Как давно мы поженились?
А теперь я всего лишь вдова».
Они называли моего деда смелым человеком и восхваляли его. А потом они плакали и пели другую песню:
«Кто уронил лист с дерева дат
(сладкий кустарник),
Мы все еще чувствуем его запах.
Кто убил нашего мужа,
Мы никогда не забудем».
Жены так плакали каждый раз, когда кто-то входил. Когда никто не входил, они сидели спокойно. Два года они будут вдовами. Один год вода не будет касаться их лиц. Они будут умываться только слезами. На земле Африки женщины так оплакивают мужа, понимаешь.
Весь день и всю ночь приходили люди, и каждый раз, когда кто-то входил, женщины плакали.
Коссула замолчал и задумался. Я знала, что он погрузился в воспоминания, и не хотела его тревожить, поэтому поднялась, чтобы уйти.
– Сегодня ты уходишь очень быстро, – заметил Коссула.
– Да, – кивнула я. – Я не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством. Я хочу, чтобы ты позволил мне прийти и снова говорить с тобой.
– Я не против. Можешь приходить ко мне. Куджо любит компанию. А сейчас я пойду поливать виноград. Если найдешь на дереве спелые персики, можешь взять домой.
Я приставила к дереву лесенку и поднялась, чтобы сорвать несколько розовых персиков. Куджо увидел меня у ворот и вежливо попрощался.
– Не приходи до следующей недели. Мне нужно полоть сорняки в саду.
Глава IV
Между моими визитами к Коссуле прошло шесть дней, и я начала беспокоиться, захочет ли он снова говорить со мной. Отправляясь на юг, я купила два вирджинских окорока и один решила взять с собой. Коссула был очень доволен – он ничего не сказал, но я видела выражение его лица, и этого было достаточно. Ветчина была только для него. Для нас я привезла большой арбуз, прямо со льда. Мы разрезали его пополам и стали есть от сердцевины до корки.
После этого нужно было облегчиться, и Коссула проводил меня к баптистской церкви Олд-Ленд-Марк – он служил там сторожем.
Арбуз, как многие чудесные вещи в этой жизни, слишком быстро закончился. Мы избавились от балласта и вернулись на крыльцо.
– Ты хочешь, чтобы я еще больше рассказал тебе о том, что мы делали на земле Африки? Ты добрая. И я что-нибудь тебе расскажу. Сегодня слишком жарко, чтобы работать.
Моего отца звали О-ло-лоо-ай. Он не был богатым человеком. У него было три жены.
Мою маму звали Ни-фонд-ло-лоо. Она была второй женой. Это правильно. Я не буду говорить тебе, что я – сын главной жены. Это неправильно. Я сын второй жены.
У моей мамы был один сын до меня, а я был ее вторым ребенком. После меня у нее было еще четверо детей, но это не все дети, которых имел мой отец. У него было девять детей от первой жены и три от третьей. Когда девушки выходят замуж, они должны родить мужу много детей.
– А были у вас бесплодные женщины? – спросила я.
– Нет, у всех были дети от их мужа. Если у них нет детей, они идут говорить со стариками. Старики идут в буш, приносят листья, заваривают чай и дают девушке пить. А потом у них есть дети от их мужа. Но иногда женщина никогда не имеет детей. Куджо не знает почему.
В деревне я играл со всеми детьми моего отца (см. приложение № 1). Мы боролись друг с другом. Мы бегали, кто прибежит быстрее. Мы лазили на пальмы, где росли кокосы, и ели их. Мы ходили в лес, искали ананасы и бананы и ели их тоже. Знаешь, как мы находили фрукты? По запаху.
Иногда наша мама говорила, что хватит играть. Нам говорили:
– Хватит, хватит играть. Садитесь, и я расскажу вам истории о зверях, где они говорят, как люди. Куджо не знал времени, когда звери говорили, как люди. Старые люди говорили нам это. Куджо очень любил слушать.
– Я тоже люблю слушать истории, – улыбнулась я. – А ты помнишь сказки, которые рассказывала тебе мама?
– Я расскажу тебе сказку, когда придешь ко мне в следующий раз, – сказал Коссула. – А сейчас я расскажу тебе о Куджо, когда он мальчиком жил в Африке (см. приложение № 2).
Однажды вождь обратился к деревне. Он хотел видеть всех мальчиков, которые видели четырнадцать сезонов дождей. Я был очень рад, потому что думал, он пошлет меня в армию. Я видел почти пятнадцать сезонов дождей.
Но на земле Африки мальчиков долго учат, прежде чем они идут в армию. Понимаешь, когда мальчику четырнадцать, его начинают учить для войны.
Они не идут сразу сражаться. Сначала они учатся прятаться в буше, видеть все, но не показываться сами. Первые отцы (старейшины) берут мальчиков в путь на охоту. Иногда они возвращаются до наступления ночи. Иногда они спят в буше две-три ночи.
Они учатся ходить по следу. Они должны знать, идет добыча туда или сюда. Они учатся ломать ветки и поворачивать их так, чтобы найти дорогу домой. Они завязывают узел на длинном листе, чтобы те, кто позади, знали, куда идти.
Отцы учили нас находить место для дома (лагеря) и как мы должны срезать кору с самого большого дерева, чтобы тот, кто пойдет следом за нами, знал, что это хорошее место для ночевки.
Мы охотились много раз. Мы стреляли стрелами из лука. Мы точили копье, которым убивали зверей, и приносили их домой.
Я был так рад, что стану мужчиной и буду сражаться в армии, как мои старшие братья. Мне нравилось еще бить в барабаны.
Они учили нас петь боевую песню. Мы пели, когда шли в буше, словно отправлялись бить врага. Барабан говорил с нами, когда мы пели песню: «Офу, офу, тигги, тигги, тигги, тигги батим, офу, офу, тигги, тигги, тигги, тигги батим! Офу батик эн ко эссе!»
«Когда наступит день, петух прокричит. Когда наступит день, петух прокричит. Когда наступит день, петух прокричит. Когда петух разозлится и вскочит на крышу, мы порвем тот народ в клочья».
То есть смысл песни таков: «Когда мы придем туда, мы предъявим наши требования, и, если нас разозлят, мы атакуем народ, который злит нас».
Каждый год они учили нас войне. Но король Акиа говорил, что он не хочет войны. Он делал нас сильными, чтобы никто не пошел войной на нас. Мы знали секрет ворот – когда враг подойдет, а мы не узнаем, что он идет, мы можем спрятаться в буше, они никого не найдут и пойдут дальше. И тогда мы пойдем за ними и будем воевать, пока они все не умрут.