— Сколь…ко?
— Три дня.
— Как наш малыш, Эйрел? Подробно!
— Все нормально. По словам Ваагена, перенос прошел успешно. Они потеряли примерно тридцать процентов плацентарного питания, но Генри скомпенсировал его за счет более богатого питательными веществами и кислородом раствора. Так что, похоже, все в порядке — или настолько в порядке, насколько можно было ожидать. Короче — малыш жив. Вааген начал экспериментальную кальциевую терапию и обещает скоро сообщить первые результаты. — Он погладил ее лоб. — Ему предоставлено приоритетное снабжение любым оборудованием, продуктами и ресурсами, включая консультантов. К нему прикомандирован опытный гражданский педиатр, к тому же у него есть Генри. Сам Вааген про военные яды знает больше всех на свете — хоть на Барраяре, хоть где угодно. Пока мы больше ничего не можем сделать. Так что отдыхай, милая.
— Малыш… где?
— Взгляни, если хочешь. — Он помог ей приподнять голову и показал за окно. — Видишь вон то, следующее здание с красными огнями на крыше? Это исследовательский центр биохимии. Лаборатория Ваагена и Генри находится на третьем этаже.
— Да, и я его помню. Мы были там в тот день, когда забирали Элен.
— Правильно. — Лицо Эйрела смягчилось. — Хорошо, что ты вернулась, милый капитан. Видеть тебя в таком состоянии… Я не чувствовал себя таким беспомощным и ненужным с одиннадцатилетнего возраста.
Это было в тот год, когда убийцы Ури Безумного добрались до его матери и брата. Теперь пришла ее очередь сказать:
— Ш-ш. Нет-нет. Все… в порядке.
На следующее утро убрали все прикрепленные к ее телу трубки, кроме кислородной. Потянулись спокойные, размеренные дни выздоровления. Посетители Корделию почти не беспокоили — зато проведать лорда-регента являлись целые толпы, начиная с министра Форталы. В палате, несмотря на протесты врачей, установили комм-пульт, и в этом импровизированном кабинете Форкосиган работал вместе с Куделкой по восемь часов в день.
Лейтенант после катастрофы выглядел притихшим и подавленным, хотя и не настолько, как те, кто имел отношение к охране регента. Даже Иллиан тушевался, когда видел Корделию.
Пару раз в день Эйрел осторожно прогуливал жену вдоль коридора. Разрез виброскальпеля был, конечно, более аккуратным, чем, скажем, удар сабли, но нисколько не менее глубоким. Заживающий шрам болел, однако, не так сильно, как легкие или сердце. Ей было пусто, одиноко, она снова стала сама собой после пяти месяцев странного сдвоенного существования.
Как-то явился Генри с парящим креслом и повез ее в лабораторию взглянуть на репликатор. При помощи видеосканеров Корделия наблюдала, как движется ее ребенок, прочитала сводки данных и доклады группы. Нервы, кожные покровы и зрение не пострадали, но слух… доктор Генри был не вполне спокоен за него — ведь в ушах находится множество крошечных косточек. Генри и Вааген, настоящие ученые-исследователи, смотрели на мир почти по-бетански; мысленно Корделия благословляла их, а вслух поблагодарила и, вернувшись в палату, почувствовала себя несравнимо лучше.
Но когда на следующий день к ней ворвался капитан Вааген, лицо которого было мрачнее тучи, а губы сурово сжаты, сердце Корделии оборвалось.
— Что случилось, капитан? — тревожно спросила она. — Вторая процедура с кальцием оказалась неудачной?
— Рано судить. Нет, ваш младенец в прежнем состоянии, миледи. Неприятности исходят от вашего тестя.
— Простите?
— Генерал граф Форкосиган приходил сегодня утром поговорить с нами.
— О! Захотел повидать малыша? Прекрасно. Его так смущал новый способ продолжения жизни ребенка вне материнской утробы! Может, старый вояка наконец начинает избавляться от своих предрассудков. Ведь новые технологии по прерыванию жизни он принимает с полной готовностью…
— На вашем месте я не был бы так оптимистичен, миледи. — Врач сделал глубокий вдох. На этот раз от его обычного юмора не осталось и следа. — Доктор Генри питал такие же надежды, как и вы. Мы провели генерала по всей лаборатории, показали оборудование, объяснили методы лечения. Мы говорили абсолютно откровенно, как с вами. Возможно, даже слишком откровенно. Он пожелал узнать, какие результаты мы получим. А мы ведь и сами не знаем! Так ему и сказали. После этого начались разные намеки… Короче, генерал сперва попросил, приказал, а потом пытался убедить подкупом доктора Генри открыть люк, уничтожить плод. Он называет плод «мутантом». Мы выставили графа за дверь. Он разгневался и поклялся, что вернется.
Внутри у Корделии все дрожало, хотя ей удавалось сохранять спокойное выражение лица.
— Ясно.
— Я требую, чтобы этот старик не заходил в мою лабораторию, миледи. И мне все равно, как вы этого добьетесь. Мне ни к чему, чтобы на меня вываливали такое дерьмо. Особенно с такой высоты.
— Я думаю… Подождите здесь. — Она поплотнее запахнула халат, надетый поверх зеленой пижамы, поправила кислородную трубку и осторожно пересекла коридор. Форкосиган, одетый полуофициально — в мундирные брюки и рубашку, — сидел за столиком у окна. Единственным признаком его болезни оставалась кислородная трубка, проходившая в ноздрю, — лечение затяжной солтоксиновой пневмонии. Он разговаривал с каким-то человеком, а Куделка вел запись. Собеседником регента оказался, к счастью, не граф Петер, а какой-то министерский секретарь Форталы.
— Эйрел, ты мне нужен.
— Это срочно?
— Да.
— Извините, джентльмены, — коротко бросил он, поднялся с кресла и проследовал за нею. Пропустив его в палату, Корделия закрыла дверь.
— Капитан Вааген, пожалуйста, расскажите моему мужу то, что я только что слышала от вас.
Врач без особой охоты повторил свою историю. Надо отдать ему должное — он ничего не смягчал. Адмирал слушал, и голова его опускалась все ниже и ниже, спина горбилась все больше — казалось, непомерная тяжесть придавила его.
— Спасибо, капитан. Вы правильно сделали, доложив о случившемся. Я сейчас же этим займусь.
— Это все? — Врач с сомнением посмотрел на Корделию.
В ответ она чуть приподняла раскрытую ладонь.
— Вы же слышали.
Вааген пожал плечами, отдал честь и удалился.
— Ты не сомневаешься в его истории? — спросила Корделия.
— Дорогая, я выслушиваю мнение моего отца по этому вопросу уже в течение недели.
— Вы спорили?
— Спорил он. Я только слушал.
Эйрел с Корделией вернулся к себе и попросил Куделку и посетителя подождать в коридоре. Присев на кровать, Корделия наблюдала, как он набирает коды на пульте правительственной связи.
— Говорит лорд Форкосиган. Я хочу говорить одновременно с начальником охраны Императорского госпиталя и коммандером Саймоном Иллианом. Пожалуйста, вызовите обоих.
Судя по расплывчатому фону изображения, шеф охраны госпиталя находился где-то в лечебном комплексе. Иллиана разыскали в лаборатории судебно-медицинской экспертизы главного штаба службы безопасности.
— Джентльмены. — Лицо Эйрела оставалось совершенно бесстрастным. — У меня замечание относительно пропускного режима. — Оба офицера приготовились сделать соответствующую запись на своих комм-пультах. — Генерал Петер Форкосиган лишается допуска в шестое здание — помещение исследовательского центра Императорского госпиталя — с этой минуты и до нового распоряжения. Моего личного распоряжения.
Иллиан колебался.
— Сэр… У генерала Форкосигана, согласно императорскому приказу, всегда был полный допуск. Он имеет его уже много лет. Мне нужен приказ императора.
— Именно его вы сейчас и слышали, Иллиан. — В голосе Форкосигана послышалось легкое раздражение. — Я, Эйрел Форкосиган, регент его императорского величества Грегора Форбарры, отдаю вам такой приказ. Этого достаточно?
Иллиан чуть слышно присвистнул, но, увидев, что Форкосиган нахмурился, мгновенно принял невозмутимый вид.
— Да, сэр. Принято к исполнению. Еще что-нибудь?
— Это все. И только в шестое здание.
— Сэр… — заметил начальник охраны госпиталя, — а если… генерал Форкосиган откажется уйти, услышав приказ?
Корделия живо представила, как какой-нибудь молодой бедолага-охранник будет сбит с ног этой живой легендой…
— Если ваши люди окажутся настолько беспомощными — перед стариком, — они вправе применить силу вплоть до табельного оружия, — устало сказал Форкосиган. — Благодарю вас, господа, вы свободны.
Начальник охраны госпиталя осторожно кивнул и отключил связь.
Все еще сомневающийся Иллиан на секунду задержался:
— Разумно ли это — в его возрасте? Парализатор опасен для сердца. Графу вовсе не понравится, когда мы скажем ему, что куда-то не пускаем. Кстати, почему?.. — Ответом ему был ледяной немигающий взгляд. Коммандер поперхнулся, выдавив: — Да, сэр, — отдал честь и отключился.
Эйрел отодвинулся от комм-устройства, невесело глядя туда, где только что светились голографические изображения. Он взглянул на Корделию, и губы его скривились в болезненно-иронической гримасе.
— Отец — человек старый, — выговорил он наконец.
— Этот старый человек только что пытался убить твоего сына. То, что осталось от твоего сына.
— Я понимаю его. Понимаю его страхи.
— А мои понимаешь?
— Да. Тоже.
— Если дойдет до дела, если он попытается туда вернуться…
— Он — мое прошлое. — Форкосиган встретился с ней взглядом. — Ты — мое будущее. Теперь моя жизнь принадлежит будущему. Даю слово Форкосигана.
Корделия вздохнула и принялась растирать ноющую шею и заболевшие глаза.
Куделка, постучавшись, осторожно просунул голову в дверь.
— Сэр?.. Секретарь министра хотел узнать…
— Через минуту, лейтенант, — Форкосиган махнул рукой, и лейтенант исчез.
— Давай отсюда сбежим, — предложила Корделия.
— То есть как?
— Императорский госпиталь, императорская армия и все остальное, что тут есть императорского, вызывают у меня неудержимую императорскую идиосинкразию. Давай на несколько дней уедем в Форкосиган-Сюрло. И там ты быстрее поправишься: твоим преданным служителям, — она указала подбородком на дверь, — будет труднее до тебя добраться. Только мы с тобой, мой дорогой.