Граф Петер звучно хлопнул ладонью по столу.
— Господи, женщина, где ты была? — возмущенно воскликнул он.
Корделией вдруг овладело мрачное безумие. Она яростно оскалилась и приподняла мешок:
— Ездила за покупками.
На лице старика отразились противоречивые чувства — изумление, недоверие и, наконец, гнев, когда до него дошло, что над ним издеваются.
— Хотите посмотреть, что я купила? — продолжала Корделия. Она рывком раскрыла мешок и вытряхнула из него голову Фордариана. Прокатившись по столу, окровавленная голова с ухмылкой остановилась перед графом, устремив на него взгляд мертвых глаз.
Граф Петер разинул рот. Канзиан вскочил, другие офицеры разразились проклятиями, а один из фордариановских предателей отпрянул так резко, что свалился со стула. Фортала поджал губы и приподнял брови. Куделка, гордый своей ключевой ролью в режиссуре этого исторического момента, положил на стол шпагу в качестве пояснения. Иллиан шумно выдохнул и торжествующе улыбнулся.
Эйрел отреагировал идеально. Он только на секунду чуть шире раскрыл глаза, а потом уперся подбородком в ладони и оглянулся на отца с выражением хладнокровного любопытства.
— Ну, конечно, — выдохнул он. — Супруга фора всегда ездит за покупками в столицу.
— Я слишком дорого за нее заплатила, — призналась Корделия.
— Это тоже в русле традиций. — Губы Эйрела изогнулись в насмешливой улыбке.
— Карин погибла. Застрелили в суматохе. Я не смогла ее спасти.
— Ясно.
Он снова заглянул ей в глаза, словно спрашивая: «С тобой все в порядке?» — и, видимо, прочитал отрицательный ответ.
— Господа, будьте любезны выйти на несколько минут. Я хочу остаться наедине с женой.
В шуме отодвигаемых стульев Корделия расслышала, как кто-то пробормотал:
— Ну и храбрец!
Она посмотрела на офицеров Фордариана, пятившихся от стола.
— Господа, я советую вам, когда совещание возобновится, сдаться без всяких условий на милость лорда Форкосигана. — «Возможно, у него она еще осталась. У меня — нет». — Мне надоела ваша глупая война. Заканчивайте ее.
Граф Петер, проходя мимо, опасливо покосился на свою невестку. Корделия с горечью улыбнулась ему.
— Похоже, я тебя недооценил, — пробормотал он.
— Больше никогда не пытайтесь мне мешать. И не приближайтесь к моему сыну.
Взгляд Эйрела остановил ярость, грозившую выплеснуться из чаши ее гнева.
Они с отцом обменялись осторожными кивками, словно дуэлянты — формальными поклонами.
— Ку, — сказал Форкосиган, поглядывая на отвратительный предмет у своего локтя, — распорядись, пожалуйста, чтобы эту штуку унесли в морг. В качестве настольного украшения она мне не нравится. Пускай полежит в морозильнике, пока не представится возможность захоронить ее вместе с остальным телом. Где бы оно ни было.
— Вы уверены, что не хотите оставить ее здесь, чтобы штабисты Фордариана были сговорчивей? — спросил Куделка.
— Уверен, — твердо ответил Форкосиган. — Она уже оказала достаточное воздействие.
Куделка взял у Корделии мешок и брезгливо поймал им голову Фордариана.
Эйрел еще раз осмотрел измученный отряд, отметив горе Друшикко, безостановочные судороги Ботари.
— Дру, сержант. Можете идти мыться и есть. Явитесь ко мне, когда закончатся переговоры.
Друшикко кивнула, сержант отдал честь, и оба вышли следом за Куделкой.
Когда они остались вдвоем, Корделия бросилась к мужу и упала к нему на колени как раз в тот миг, когда он начал вставать. Оба шлепнулись на стул, чуть не опрокинув его. Они обнялись так крепко, что им пришлось чуть разжать руки, чтобы поцеловаться.
— Больше никогда, — прохрипел Эйрел, — не выкидывай таких номеров.
— А ты не создавай такой необходимости.
— Договорились.
Он сжал голову жены ладонями, жадно пожирая ее взглядом.
— Я так боялся за тебя, что забыл бояться за твоих противников. Мне следовало бы помнить. Милый капитан!
— Одна я ничего бы не сделала. Дру была моими глазами, Ботари — правой рукой, а Куделка — нашими ногами. Ты должен простить ему эту самоволку. Мы его вроде как похитили.
— Я знаю.
— Он рассказал тебе о Падме?
— Да. — Эйрел горестно вздохнул, уходя мыслями в прошлое. — Мы с Падмой единственные выжили в тот день, когда Ури Безумный убивал потомков принца Ксава. Мне было одиннадцать, а Падме — год, совсем младенец… С тех пор я всегда считал его младенцем. Пытался за ним присматривать… А теперь я остался один. Работа Ури почти завершена.
— Элен Ботари. Ее надо выручить. Она в тысячу раз важнее, чем куча графов во дворце.
— Мы сейчас этим занимаемся, — уверил он ее. — Это самое важное — теперь, когда ты устранила императора Вейдла. — Он помолчал, медленно улыбнувшись. — Боюсь, ты шокировала моих барраярцев, милая.
— Почему? Они что, думали, жестокость — их монополия? Последние слова Фордариана тоже были об этом. «Вы же бетанка. Вы не можете».
— Чего не можешь?
— Наверное, он сказал бы: «Это сделать». Если бы успел.
— Хорошенький трофей ты везла по монорельсовой дороге. А если бы кто-нибудь попросил тебя открыть мешок?
— Открыла бы.
— С тобой… все в порядке, милая? — Несмотря на улыбку, его голос звучал серьезно.
— Ты хочешь спросить, не свихнулась ли я? Есть немного. Больше, чем немного. — У нее тряслись руки, и это продолжалось уже целые сутки. — Почему-то… я была уверена, что мне надо забрать с собой эту голову. Не то чтобы я действительно собиралась прибить ее на стену резиденции Форкосиганов рядом с охотничьими трофеями твоего отца. Хотя это тоже неплохая мысль… Наверное, я не сознавала, почему так уцепилась за нее, — пока не вошла в этот зал. Если бы я ворвалась сюда с пустыми руками, сказала всем этим людям, что убила Фордариана, и объявила об окончании войны, кто бы мне поверил? Разве что ты…
— Может быть, еще Иллиан. Он видел тебя в деле. Ну а другие… Да, пожалуй, ты права.
— А кроме того, мне вспомнились какие-то обрывки древней истории. Кажется, тогда было принято выставлять на всеобщее обозрение головы убитых правителей, чтобы не появилось самозванцев. А здесь у вас как раз похожий случай.
— Сопровождавшие тебя охранники сообщили, что ты вызволила репликатор. Он работал?
— Сейчас Вааген его проверяет. Майлз жив. Отрицательные последствия пока неизвестны. Да, вот еще что: оказывается, это Фордариан натравил на нас Ивона Форхаласа. Не напрямую, а через какого-то агента.
— Иллиан так и предполагал.
Эйрел крепче обнял жену.
— Насчет Ботари, — сказала она. — Он совсем плох. Сильное перенапряжение. Ему нужно настоящее лечение — медицинское, а не политическое. Эта блокировка памяти — просто спектакль ужасов.
— Она спасла ему жизнь. Это был наш компромисс с Эзаром. Тогда у меня не было власти. Сейчас — другое дело.
— Уж пожалуйста. Он смотрит на меня, как пес на свою хозяйку, — это его собственные слова. А я с ним так и обошлась. Я обязана ему… всем. Но я его боюсь. Почему он так зациклился на мне?
Форкосиган глубоко задумался.
— У Ботари… совсем не развито ощущение собственного «я». Нет надежного центра. Когда я впервые с ним столкнулся, он был совсем болен и его личность чуть не расщепилась на множество кусочков. Будь он получше образован и не так искалечен, он мог стать бы идеальным разведчиком, тайным агентом. Он — хамелеон. Зеркало. Он становится тем, чего от него ожидают. Думаю, это происходит бессознательно. Моему отцу нужен преданный оруженосец — и Ботари всерьез играет эту роль. Форратьеру нужно чудовище — и Ботари становится насильником и палачом. И жертвой. Мне требовался хороший солдат — и Ботари стал для меня таким. А ты… ты — единственный человек из всех, кого я знаю, кто видит в Ботари героя. Он цепляется за тебя, потому что ты создаешь из него гораздо более привлекательную личность, чем он мог бы надеяться.
— Эйрел, но это же безумие!
— Разве? — Он зарылся лицом в ее волосы. — Кстати, он — не единственный, на кого ты так странно действуешь, милый капитан.
— Боюсь, я не в лучшей форме, чем Ботари. Из-за моей неосторожности погибла Карин. Кто скажет об этом Грегору? Если бы не Майлз, я бы все бросила. И не подпускай ко мне твоего отца, а то в следующий раз я его в клочья разорву, честное слово.
Ее снова начало трясти.
— Ш-ш. — Он покачал Корделию на коленях, как ребенка. — Предоставь мне закончить уборку, ладно? Ты мне доверяешь? Мы постараемся извлечь пользу из этих жертв. Чтобы они не были напрасными.
— Я вся в грязи. Меня тошнит.
— Конечно. Так бывает с большинством нормальных людей, возвращающихся из боя. Очень знакомое состояние. — Он помолчал. — Но если бетанка могла вести себя по-барраярски, то, может быть, и барраярцы могут стать похожими на бетанцев? Перемены возможны.
— Перемены неизбежны, — заявила она. — Но ты не можешь идти к ним так, как шел Эзар. Время Эзара миновало. Тебе надо найти собственный путь. Переделай этот мир так, чтобы Майлз смог в нем выжить. И Элен. И Айвен. И Грегор.
— Слушаю и повинуюсь, миледи.
На третий день после гибели Фордариана столица сдалась войскам лорда-регента — хотя и не без единого выстрела, но все же без такого кровопролития, какого опасалась Корделия. С боем пришлось занимать только штаб-квартиру СБ и императорский дворец. Гостиницу с заложниками гарнизон сдал в целости и сохранности после нескольких часов интенсивных тайных переговоров. Граф Петер предоставил Ботари однодневный отпуск «для устройства домашних дел», и сержант сам отвез в Форкосиган-Сюрло маленькую Элен и ее нянюшку. Впервые с момента возвращения Корделия спокойно проспала ночь.
Лорд Ивон Форхалас командовал наземными войсками в столице и руководил последней обороной центра космической связи в помещении Главного штаба. Он был пристрелен собственными подчиненными за отказ капитулировать в обмен на амнистию. В каком-то смысле Корделия была даже рада, что он погиб. Аристократа, виновного в государственной измене, барраярский закон присуждал к публичному раздеванию и голодной смерти в клетке на городской площади. Такова была традиция, и покойный император Эзар неукоснительно ей следовал. Корделия только молила Бога, чтобы этот национальный обычай забылся за время правления Грегора.