кта — последняя большая работа Жоана Миро: массивный торс с мощной цилиндрической головой. Этот глупый в своей гордости «лунный жеребенок», кажется, заброшен сюда из страны Бробдингнег. Он вполне соответствует по духу находящейся рядом арене для боя быков. Этот монумент высотой шестьдесят футов, облицованный trencadis, или «ломаной плиткой», — дань Жоана Миро великому Гауди. Лучше всего памятник виден с нижних уровней парка Эскорсадор. Он поднимается над рядами высаженных здесь пальм. Не все памятники так удачны, как этот, некоторые очень банальны, как, например, непонятное сооружение «В память Всемирной выставки 1888 года» в парке Сьютаделла работы Антони Клаве, художника, не обладающего талантом скульптора, зато каталонца.
У планировщиков времен Порсиолеса стало привычкой, почти рефлексом, ориентироваться на автомобилиста, а не на пешехода. Так что в ноябре 1969 года, без всяких объяснений, закрыли один из самых любимых горожанами променадов, Рамбла де Сант-Андреу. Все деревья срубили, и бульвар превратился в хайвей. Но Барселона — город пешеходов, несмотря на свою негибкую планировку. Его «природная» структура тяготеет к площадям и жилым кварталам, а не к магистралям и пандусам. Приезжего поражает, что, несмотря на смог, грохот, обилие транспорта, здесь уважают человека прогуливающегося и тщательно соблюдается этикет пешехода. Пассейч де Грасия, один из самых больших променадов мира, — символ социального консенсуса, как Рамблас и парк Гюэль. Барселона — город, который надо видеть на уровне глаз, то есть когда стоишь или идешь. Так что возрождение этой улицы как бульвара стало высшим приоритетом в 1980-х годах. Ажунтамент восстановил Рамбла де Сант-Андреу и вернул городу проход от Триумфальной арки, построенной к выставке 1888 года, до ворот парка Сьютаделла. Изгнали автомобили с Авингуда де Гауди, связывающей два шедевра модернизма — Саграда Фамилия и больницу Креста Господня и Св. Павла, построенную Доменек-и-Монтанер. Стали ремонтировать пришедшие в упадок площади в Старом городе, большие и маленькие: площадь Ангелов, площадь Св. Агустина и дюжину других. Нашли применение старым зданиям. В средневековом монастыре Ангелов, давным-давно покинутом, разместилась Муниципальная гемеротека и архив периодических изданий. Неоклассицистская Каса де ла Каритат, заброшенная с 1956 года, будет превращена американским архитектором Ричардом Мейером в центр современного искусства. Издательство «Монтанер и Симон», построенное Доменек-и-Монтанером, назначено под музей самого знаменитого из живущих ныне художников Барселоны, Антони Тапиеса, — проект, который кажется некоторым некаталонцам слишком националистически благоговейным. В 1989 году Ажунтамент заключил договор с монахами готического монастыря Педральбес и начал переделку спального корпуса XIV века в выставочный зал для части коллекции Тиссена, предоставленной, хотя и не отданной насовсем Барселоне.
Но тот, кто, возможно, уже побывал в Барселоне лет десять назад, прежде всего заметит не долгосрочные планы и даже не индивидуальные проекты, а уличный пейзаж, его детали и подробности. Проведена долгая и скрупулезная работа по очистке и реставрации исторических фасадов Барселоны, а также снятию с них позднейших напластований. Особенно это касается зданий эпохи модернизма (18701910), на которые Порсиолес и его коллеги просто не обращали внимания. Каса Мила великого Гауда снова стала бледно-золотистым морским утесом, а не темным остовом корабля. Мозаичный фасад его дома Батльо, решенный в духе Моне, опять сверкает, а фойе, как прежде, напоминает прохладный голубой грот. Рядом каждым своим красным с золотом изразцом мерцает в неверном утреннем свете Каса Атльер постройки Пуиг-и-Кадафалка. Незаметные раньше подробности бросаются в глаза, когда обходишь Эйшампле и Готический квартал: рама дверного проема 1900 года заиграла зелеными мозаичными вставками, которые раньше были не видны, поскольку прятались под копотью; огнедышащий железный дракон вернулся на свою подставку; неон и пластик исчезли с неоклассического фасада на Рамблас. А есть и более масштабные проекты, такие как тончайшая, великолепно выполненная Оскаром Туске переделка Палау де ла Мусика Каталана. Будут символом независимости Каталонии, в годы франкизма это. здание было обречено на запустение и распад.
Не все вышеуказанное оплачивается Ажунтамент. Женералитат, например, вложил полмиллиарда песет (пять миллионов долларов) в Палау де ла Мусика и такую же сумму в перестройку музея каталонского искусства итальянским архитектором Гаэ Ауленти. Завершения этой работы критики ждут с трепетом, помня, какого монстра он сделал из музея Д’Орсе в Париже. Восемьсот миллионов песет (восемь миллионов долларов) вложено в музей современного искусства. Но именно администрация Марагаля в конце 1980-х годов дала первый мощный импульс к реставрации старых зданий. Особенно много в этом смысле сделали для города Ориоль Боигас, историк и архитектор, который выработал, если можно так выразиться, идеологию сохранения и реставрации, и Хосе Асебильо, его последователь с 1985 года.
Вкус невозможно насаждать законами, но уважение к прошлому — можно. Под руководством Боигаса и других консервативных архитекторов Барселона в 1980-х годах выработала самый строгий во всей Европе кодекс сохранения исторических зданий.
Закон берет в Барселоне под защиту 860 «зданий, их групп и ансамблей», представляющих историческую ценность. Большая их часть (578, или 67 процентов) находится в Старом городе, а еще 134, или 15 процентов, — в Эйшампле. Остальные распределяются между другими десятью районами Барселоны, от Саррии (49 объектов, или почти 6 процентов) до индустриального квартала Сант-Андреу, в котором находятся 4 объекта, достойных охраны. В этом законе, по крайней мере для иностранца, примечательна не только его строгость, но и очень осмысленный подход. Все подлежащие охране здания распределяются по пяти уровням. Дома уровня А — «единственные в своем роде и, представляя огромную архитектурную ценность, считаются памятниками» — это такие здания, как церковь Саграда Фамилия Гауди или Палау де ла Мусика Каталана Доменека. Длятаких построек охрана — «полная», и никакие переделки или дополнения недопустимы. Уровень Б — это бывшие дома уровня А, которые были перестроены и которым надо вернуть прежний вид. Уровень В наиболее распространен в Эйшампле. Это те дома, «чья ценность в основном состоит в характерной конфигурации, что проявляется главным образом в фасаде». Уровень Г — здания, в которых интерес представляет только фасад. И самый низший уровень, Д, — здания с отдельными «интересными элементами» — прекрасная лестница, слуховое окно, необычная лепка.
Главное, что по новому закону вся ответственность ложится на владельца собственности. Домовладелец, прежде чем тронуть хоть один кирпичик, обязан доказать Ажунтамент, что этот кирпичик не представляет исторической ценности. Он должен представить «документальное подтверждение, что указанное здание не обладает определенными характеристиками», нарушение которых изменит и облик всей улицы, то есть нарушит:
…выверенную поверхность фасада; вертикальную иерархию этажей и карниза; оси симметрии, подчиняющиеся общей композиции, принцип преобладания капитальной стены над проемами, общее расположение проемов по вертикальным осям при наличии таких элементов, как балконы…
Затем переходят к деталям, запрещая переделку любого здания, находящегося в исторически охраняемом районе, и обладающего среди прочего:
….декоративными, архитектурными элементами, как: скульптура, живопись, sgraffito[16], лепнина, керамика, плотницкие изделия, витражи, литье, и вообще произведения прикладного искусства с использованием таких материалов как камень, мрамор, дерево и т. д., необычная арматура, такая, как, например, экраны…
Учитывается также присутствие структурных или строительных элементов, указывающих на пребывание здания в состоянии технологического перехода (очень характерно для Эйшампле), что требует как использования традиционных технологий (восстановление подвалов, кирпичная кладка и т. п..), так и привнесения новых материалов (литые колонны или другие технологии с использованием железа).
Такой закон весьма способствует развитию традиционных каталонских ремесел — керамики, кузнечного дела, столярного искусства, изготовления изделий из стекла, — которые двадцать лет назад были на грани вымирания. Но главным образом он защищает историческую часть города не только от алчности застройщиков, но и от чрезмерного усердия и спеси дизайнеров. Чего-чего, а дизайна Барселоне хватило.
В два часа ночи на Виа Литургика, как называют это место завсегдатаи, то есть на безымянном, тонущем в оранжевой пыли куске дороги за Барселонским университетом, рядом с футбольным стадионом, проститутки-трансвеститы демонстрируют себя, привлекая клиентов, а жители города смотрят на них из проезжающих автомобилей.
Если только не затеют драку, а это иногда случается, трансвеститы хранят достоинство весталок. Они не сбиваются в кучу, как модели на подиуме. Они стоят на значительном расстоянии друг от друга, подобно идеальным скульптурам, сработанным из грубого, волосатого белкового вещества — их прежней мужской оболочки. Время от времени они делают обход владений, чтобы закрепить за собой территорию. Те, что постарше, важно выступают, а более молодые звонко цокают каблучками по неровной дороге. Эта похожа на Кармен Миранду, та — на молодую Аниту Эк-берг, третья — на Верушку, а четвертая, с египетской гривой курчавых волос, напоминает Соню Брага. Если не считать трико и нескольких аксессуаров — боа из страусовых перьев, кожаного бюстгалтера или сетчатых чулок, — они совершенно обнажены. Их великолепные бюсты напоминают роскошные плоды, выращенные в теплице. Таким совершенством они, как святая Тереза, обязаны неуклонному умерщвлению плоти и всяческим лишениям: гормоны, хирургические операции, постоянная экономия, чтобы заработать на врачей. Иногда кто-нибудь из них вдруг окрысится на жалкую кучку тинейджеров — много тестостерона, мало песет — и плюнет в них. Но большую часть времени трансвеститы демонстрируют королевское спокойствие, погруженность в себя, в храм своих перекроенных тел, и это — гораздо большее, чем обычный нарциссизм манекенов. «Они — архитекторы», — говорит мой друг Корберо.