Еще один крупный писатель жил там, где теперь находится Каталония. Он был полной противоположностью Сенеке. Родился бедным, таковым и оставался всю жизнь и все время подвергался критике за злобность и социальную вредность своих произведений. При этом все, разумеется, их читали с большим интересом. Другими словами, он был сатириком с четкой системой моральных принципов и поразительным чутьем на глупость. Его звали Марк Валерий Марциал или просто Марциал (40-104). Он родился в Билбилисе, в нескольких милях от Калатаюда, жил в Тарраконе и приехал в Рим, когда ему было чуть за двадцать. О его жизни и внешности известно немного. Есть много портретов Сенеки, но ни одного — Марциала. Правда, сам он упоминает о своих «густых испанских волосах» — так что мы представляем его себе смуглым и косматым, с типичным cara de Catala[21], с тонким, длинным каталонским носом. Большую часть тридцати пяти лет, проведенных в Риме, Марциал вел жизнь неимущего поэта, жил в мансарде на третьем этаже, ворчал о необходимости плясать под дудку покровителей. «Ты независим, коль ты в гостях не обедаешь»[22], — жалуется он в одной из тысяч своих эпиграмм. Он был зорким и не склонным обольщаться зрителем на самодовольном пиру имперского Рима. Бурлящую римскую жизнь он сумел препарировать, насадить на булавку своего остроумия, как энтомолог бабочку. Вот они все: подобострастный чиновник, головорез с замашками аристократа, салонный философ и гурман, который порет своего повара за плохо приготовленного зайца, ораторы и уличные торговцы, щеголи и зануды, красующийся нувориш-сенатор и потрепанный сластолюбец — целая империя сытых и довольных:
Мало, Тукка, тебе, что ты обжора:
И прослыть и казаться им ты хочешь.
Павел, вроде твоих картин и кубков,
Все друзья у тебя оригиналы.
Тридцать юнцов у тебя и ровно столько же девок,
Член же один, да и то дряблый. Что же делать тебе?
Иногда, читая презрительного Марциала, забываешь, что речь идет о Риме времен упадка, а, скажем, не о Нью-Йорке периода расцвета:
Ты обманщик, Вакерра, и доносчик,
Клеветник ты и выжига, Вакерра,
И подлец, и разбойник. Удивляюсь,
Почему же без денег ты, Вакерра?
Или можно вдруг почувствовать себя на модном курорте Кальдетас в окрестностях Барселоны:
А у тебя под Римом щегольской город:
С высокой башни видишь ты одни лавры,
Спокоен ты: Приапу не страшны воры;
Ты винодела городской мукой кормишь,
На расписную дачу ты везешь, праздный,
Цыплят, капусту, яйца, сыр, плоды, сусло.
Усадьба это иль в деревне дом римский?
Не брезгуя уличными остротами освоившегося в столице провинциала, Марциал чувствовал себя в Риме как дома, но всегда оставался посторонним: все понимающим, ослепительным, но чужим. Он — прекрасный пример для английского сатирика XVIII века: войти, нанести удар и выйти до того, как жертва успеет что-то сообразить: «Постум, хорошего нет пахнуть всегда хорошо», или, как Марциал сказал, а поздний острослов подхватил и переделал:
Знаешь, Сабидий, тебя не люблю и не знаю, за что так.
Только сказать и могу: знаешь, тебя не люблю.
Вас, доктор Фелл, не выношу:
За что — я точно не скажу.
Я точно лишь одно скажу —
Вас, доктор Фелл, не выношу[23].
Однако и он мечтал, как все провинциалы, вернуться туда, откуда начал свой путь, в Каталонию, на «твердую землю», по законам которой судил Рим. И он вернулся туда, и там умер, и даже обрел покой перед смертью.
Когда ж декабрь седой в морозы лютые
Завоет бурей хриплою,
Ты в Тарракону на припек воротишься,
В родную Лалетанию…
Ни башмаков нет с лункой, нет ни тоги там,
Ни пурпура вонючего;
Либурнов нет ужасных, нет просителей,
Нет власти вдов докучливых…
Пускай другим впустую аплодируют,
А ты жалей удачников
И скромно счастьем настоящим пользуйся.
Кажется, это было первое проявление ностальгии, тоски, той самой enyoranca, которая в XIX веке превратится в постоянный в каталонской поэзии троп.
Главная римская дорога, пересекавшая Каталонию, соединяла Эмпорион и Тарракон, а потом шла на юг до Дальней Испании. Она пролегала вдоль хребта Колсерола, через пещеры Льобрегата и дальше по побережью. Проезжая по ней, вы не увидели бы Барселоны. До 1 века до н. э. на месте нынешней Барселоны вообще не было города, так что и смысла не имело спускаться к мелкой бухте.
Тем не менее гавань, какая бы она ни была, — это всё-таки гавань, а та, что была на месте Барселоны, — единственная на всем побережье между Нарбонном и Тарраконом. В нее суда заходили или приставали в заросшей тростником дельте реки Льобрегат, чтобы пополнить запасы провизии и, возможно, закупить кое-какие товары. Возникло поселение, а потом и римский город.
Сначала речь шла о крошечном поселении на Монт-Табер, холме между двумя ручьями над гаванью. Возможно, здесь была какая-нибудь святыня кельтиберов, вокруг которой и сформировалось ядро римского города. Еще одна, возможно, была на большом холме, на юго-востоке, и над ней римляне построили собственное святилище Юпитеру-громовержцу, назвав холм Монс Иовис (холм Юпитера), откуда и пошло название Монтжуик. Есть и другая теория происхождения этого названия: якобы на холме было еврейское кладбище, и потому он получил название Иудейский (а вовсе не холм Юпитера). Но в средневековой Барселоне существовало несколько небольших еврейских кладбищ, и вряд ли евреи стали бы хоронить своих мертвых так далеко от города. Хотя Монтжуик и обладал некоторыми стратегическими преимуществами, подтвержденными полторы тысячи лет спустя, когда здесь построили огромную крепость, у него был один существенный недостаток — отсутствие воды. Казалось более разумным основать поселение между двумя ручьями, которые, правда, уже в XII веке сделались такими грязными, что их стали называть Мерданса и Кагаллель. В любом случае вряд ли кому нужно было завоевывать эту плоскую равнину. У римлян не бьло могущественных врагов в этой части Средиземноморья. Это место было признано колонией в эпоху Августа, около 15 года до н. э., и получило название Фавен-тиа Юлиа Аугуста Барсино, или кратко — Барсино. Таким образом, Барселона начиналась с горстки хижин. А Тарракон уже два века как был столицей с каменными зданиями.
Три колонны храма Августа во дворе на Каррер дель Парадис. ХIХ век, рис. Ф. Ж. Паресериса
Те историки, которые все-таки считают, что Барселона древнее, ссылаются на фразу Авсония «Ме punica laedit Barcino» — «Пунический Барсино раздражает меня», но, похоже, это была просто игра слов, шутка — слово «púnica» употреблено здесь в значении «суетливый». Видимо, жители поселения были не в меру активны и предприимчивы, что утомляло галло-римского ученого мужа. Нет никаких свидетельств того, что Барсино когда-либо был карфагенским поселением, и с еще меньшей вероятностью (хотя иногда и высказывают такие предположения) — греческим или финикийским.
Возможно, существование его в статусе города началось, когда римские власти в Тарраконе пожелали узаконить административный центр, чтобы контролировать местное население. Оно было очень смешанным: римские эмигранты, местные полуримляне, бывшие военные, libertine (свобод-ные граждане, наполовину испанцы), наемники, лалетане, портовый сброд. Теперь излишки сельскохозяйственной продукции и рыбы продавали на зашедшие в город суда. Отсюда увозили морем пшеницу, шерсть, амфоры с вином и маслом, горшки с garum — пряным соусом из анчоусов или тунца, любимым всем римским миром.
Барсино был очень маленьким городком, построенным по обычному образцу так называемого oppidum, или «укрепленного лагеря», — такие оставляли после себя на месте стоянок римские легионы. Стены, где кирпичные, где каменные, где цементные, примерно в 6 футов толщиной, тянулись на 1350 ярдов. Они огибали участок, по форме напоминавший гроб, площадью около 25 акров. В стене имелись четверо ворот, а идущие от них улицы пересекались в центре, где находился форум. Город был разбит на квадратные участки. Барсино по всем статьям был стандартным римским бюрократическим образованием.
Его основание символизировало власть римлян, и потому требовалось, по крайней мере, одно официальное здание, по своим пропорциям отличающееся от других в городе. Им стал храм Августа (сооружение с шестью колоннами коринфского ордера). Три из этих шести колонн стоят на своем первоначальном месте во дворе дома 10 по Каррер дель Паради, задвинутые в промежуток между собором и площадью Сант-Жауме в Готическом квартале.
Другие и очень обширные следы римской Барселоны остаются за пределами готического центра. Предполагается, что древний форум лежит под Пласа Сант-Жауме, между Палау де ла Женералитат и Ажунтамент. Собор почти наверняка построен на другом храме — и стадо белых гусей, которые шипят на посетителей, возможно, потомки тех самых римских домашних птиц, то есть колониальные кузены капитолийских гусей. То, что осталось от римских домов, уложено в склепы под официальными зданиями Готического квартала: Сало дель Тинель, Аршиу де ла Корона ду Араго, часовня Св. Агаты. Целый подземный этаж города был откопан археологами, и теперь туда можно спуститься по лестнице, ведущей вниз из музея истории города XVI века (помещается в Каса Клариана-Падельяс на углу улицы Вегер и Пласа дель Рей). Это, конечно, не Помпеи, и с точки зрения эстетической останки римского города никакого интереса не представляют, но зато дают ясное впечатление об обычных зданиях того времени.