Кроме храма Августа и терм, построенных родившимся в Барселоне римским претором по имени Луций Минуций Наталис (его останки лежат под площадью Сант-Мигель, за зданием городского совета), единственное, что осталось от древней Барселоны, — это городские стены. Они были возведены, укреплены и снабжены семьюдесятью восьмью башнями в 111 веке (башни, вероятно, меньше впечатляли тогда, чем сейчас; в Средние века их сделали вдвое, а то и втрое выше). Периметр остался в точности таким же, что означало, что Барселона все еще была официальным и административным центром, но не городом, предназначенным для жизни. Население ее не слишком выросло, потому что люди до сих пор жили за городскими стенами, на своих фермах. Кое-что сохранилось: прекрасный мозаичный пол с изображением скачек в Большом цирке обнаружили под Каррер Комтесса де Собрадиель в 1840-х годах. Вторую мозаику, «Три грации», нашли во время раскопок Пассейч дель Кредит.
Сохранились и значительные фрагменты стен III века, и их очертания чувствуются в тесных улочках Готического квартала. Пройдите его по периметру. Начните с Пласа Нова у собора. Здесь стены сохранились хорошо. Нижние «этажи» сложены из больших тесаных блоков, перемежаемых камнями, использованными повторно, взятыми из других мест — гробниц, мостовых. Нижние секции — булыжник и кладка с вкраплениями. Нижние части одинаковых полукруглых башен Ворот ангела, втиснутых в узкую улицу Каррер дель Бисбе, — римские.
Римские стены в Барселоне
Далее сохранившиеся стены ведут нас на Каррер де ла Палья и поворачивают налево, на Каррер дель Бани Ну. Она, в свою очередь, переходит в Каррер д'Авиньо и ведет к порту. На углу Каррер Ампль поверните налево; еще раз налево на Каррер дель Осталь д' Эн Соль; потом направо — на Каррер Анжель Байшерас; и снова налево — на Каррер дель Сотс-Тинент Наварро, которая идет параллельно Виа Лаэтана и переходит в Каррер Тапинериа на пересечении ее с Каррер Жауме I. И, наконец, поверните налево на Авингуда де Катедраль — вот и конец маршрута. Наварро и Тапинериа, противоположные друг другу и более или менее параллельные Бани Ну и Авиньо образуют две длинные стороны. Над римской кладкой здесь — средневековая. Но грубые фрагменты старой стены вылезают в самых неожиданных местах: например, в фундаменте музея Маре или в магазине тканей.
Таков он был, этот ничем не выдающийся город, крошечный по сравнению с Тарраконом и даже с Эмпорионом, хотя, возможно, с более разнообразным населением. Предки тех людей, которые в Средние века создадут большую еврейскую общину, начали стекаться сюда во II веке, спустя некоторое время после того, как Тит в 70 году разрушил Иерусалимский храм. Барселонское гетто, Эль Каль, образовалось в конце II века. И слово «Монтжуик» появляется в названиях улиц Готического квартала, таких как Каррер Монтжуик дель Бисбе или Каррер Монтжуик дель Карме, должно быть, в память еврейского кладбища, отделенного от христианского. Первую синагогу здесь, вероятно, построили к концу II века. Хотя это могло случиться и раньше, если буквально понимать слова святого Иоанна Златоуста о том, как апостол Павел посетил Испанию и встретился с жившими там евреями.
Римский мозаичный пол: Три гpaцuu. Из раскопок под Пассейч дель Кредит
В маленьком городке было весьма подвижное и активное население, говорившее на нескольких языках, но ни одна из претензий на величие Барселоны римского периода, высказанная позже каталонскими писателями, не имела под собой никакой почвы. Не успел городок вырасти до приличных размеров, как его коснулся общий упадок империи. Прежде всего это сказалось на религии. Риму всегда приходилось с огромными трудностями навязывать свой пантеон богов и свои обряды завоеванным ими иберийским племенам. Римляне возводили храмы и устанавливали статуи, но, как указывал историк С. Дж. Кей, «боги, подобные Геркулесу, Марсу и Юпитеру, очень скоро уподоблялись своим местным собратьям, "сливались" с ними, и местные верования под римской маской сохранялись». Культ римского императора, каким бы административно полезным он ни был, не удовлетворял потребности народа в тайне и откровении, лежащей в основе любого религиозного порыва. Это подавляемое желание удовлетворила величайшая и быстрее всех окрепшая таинственная восточная религия, которая начала распространяться в Испании к концу 11 века, — христианство, с его странными, но бесконечно привлекательными обещаниями вечного блаженства в обществе самого Бога, который к тому же еще совсем недавно, в эпоху Августа, ходил по земле вместе с простыми смертными.
Бартоломе Ордоньес. Мученичество святой Евлалии. XVI век
Христианство соперничало с официальной религией римского государства почти двести лет, и последняя волна преследований христиан римским императором Диоклетианом, нахлынувшая около 300 года, дала Барселоне святую покровительницу и Официальную мученицу — святую девственницу Евлалию, которую пытали по приказу римского прокуратора огнем, раскаленными щипцами, крючьями и в конце концов распяли.
Её останки были захоронены, и им поклонялись в церкви Санта-Мария дель Мар до конца IV века. Потом их выкопали и перенесли в другую гробницу. Сейчас там стоит собор, воздвигнутый в ее честь. Есть, однако, некоторые сомнения в ее существовании: она вполне может быть выдумкой, так сказать, клоном другой испанской святой, Евлалии из Мериды (естественно, каталонские священники считают, что если и имело место клонирование, оригинал — именно их святая). И, разумеется, не подлежит сомнению, что все, связанное с нею, — место, где стоял дом ее родителей в Саррии, место, где она приняла мученичество, на Спуске святой Евлалии, где она умерла — на Пласа де Педро, а также история о том, как ее высушенное сердце, когда его переносили из Санта-Мария дель Мар в гробницу в соборе, вдруг стало таким тяжелым, что процессии пришлось остановиться и помолиться, — все это носит апокрифический характер, если не сказать резче. Современные агиографы, то есть составители житий святых, не согласны также с бытовавшей в XVII веке точкой зрения, что Евлалия была дочерью двух других мучеников, святого Филета и святой Леды. С жертвами преследований ранних христиан всегда много путаницы. К счастью, вскоре после смерти Евлалии (если она вообще когда-нибудь жила) в 312 году, вышел эдикт императора Константина, провозгласивший христианство официальной религией империи. Это немного проредило ряды каталонских мучеников. Борец за политическую корректность мог бы отметить, что Барселоне не очень нра-пилось иметь в святых покровителях женщину. Но зато второй по значимости каталонский святой, Кугат, родился в Африке и, весьма возможно, был темнокожим.
Языческие обычаи не уходили в прошлое тихо и мирно. Святой Пациан, епископ Барселоны в конце IV века, жаловался, что в Новый год жители надевают оленьи головы и танцуют на улицах, а потом предаются дикому веселью. «Все мои призывы прекратить это непотребство, — сетовал он, — кажется, только еще больше их разжигают».
Близился упадок римской Барселоны, который больше коснулся ее экономики, основанной на рабском труде, чем манеры отмечать праздники. Такая экономика не могла существовать без постоянного притока новых рабов, — а приток обеспечивался новыми завоеваниями. Но в римской Испании к 350 году уже не осталось непокоренных племен. (Теория, что ранние христиане, борясь за сохранение «человеческого достоинства», пытались уничтожить рабство, — благочестивая выдумка. В Испании они хотели обратить в рабство евреев, что и сделали.) Стал ощущаться дефицит рабочей силы, и стоимость ее резко возросла. Более того, средства на содержание испанских колоний — на армию, на чиновничий аппарат, на «хлеб и зрелища» — римский вариант благотворительности — все было расхищено, всего этого тоже не стало. Налоги росли, деньги девальвировались. В IV веке ценность серебряного денария неуклонно снижалась, вплоть до того, что все перестали доверять когда-то безупречной римской валюте. Банды бедняков нападали на деревни и фермы. В ответ богатые, забыв свои политические обязательства перед городом, образовывали собственные усадьбы, с рабами и наемными войсками. В этих самодостаточных поместьях, способных защищаться и, следовательно, не подлежавших налогообложению, можно увидеть ростки феодальных графств, которые стали доминировать в политической жизни Каталонии в начале Средних веков.
Такое устройство повлекло за собой немедленные экономические последствия для городов. Барсино, раньше центр экспорта, теперь превратился в импортера. Беженцы из города, захватывая укрепленные фермы, в обход рынка Барсино стали обмениваться излишками производимого напрямую с другими фермами. Оказываясь практически выключенным из товарооборота, Барсино тем не менее вынужден был как-то кормиться. К V веку городу, чей garum однажды столь экстравагантно похвалил Плиний и чьи кувшины с оливковым маслом отгружали даже на Родос, пришлось ввозить оливковое масло и garum из Северной Африки.
Так как серебряный денарий перестал быть твердой валютой, на наемную стражу, заменившую прежние имперские легионы, больше не приходилось рассчитывать в защите Пиренеев от вторгавшихся германских племен. Те прошли через Галлию, и, похоже, собирались захватить всю Европу. Наемники бунтовали, иные просто дезертировали. Итак, начиная с 409 года волна за волной хлынули захватчики. Это были совместные силы двухсот тысяч вандалов, свевав и аланов. Ничто не могло их остановить. Они завладели Северной Каталонией и продолжали двигаться на юг. «Вторжение этих народов, — писал христианский хронист по имени Идатий, — повлекло за собой самые ужасные бедствия, ибо варвары продемонстрировали свою безудержную жестокость, грабя как римлян, так и испанцев; как города, так и села… Голод заставил несчастных жителей питаться мясом своих сограждан, и даже дикие звери, привольно размножившиеся, впадали в голодное бешенство от запаха крови… Скоро началась чума и унесла значительное количество жизней. Стоны умирающих вызывали зависть у живых. Наконец варвары, насладившись резней и грабежами… окончательно утвердились в обезлюдевшей стране».