счастью, настоятель успел передать бесценный архив монастыря в архив Арагонской короны в Барселону.)
Чего не сделали пожары, вандализм, небрежение, с тем легко справились реставраторы. В 1880-х годах каталонские националисты потребовали, чтобы колыбели Каталонии вернули былую славу и значение. За работу взялся Элиас Рожент-и-Амат, главный архитектор Всемирной выставки 1888 года. К 1893 году все было готово. Большой, бледный, украшенный сахариновой мозаикой алтарь с Мадонной с оленьими глазами и младенцем был подарен папой Львом XIII, а изготовлен в ватиканских мастерских. Если учесть, что целый ряд самых ценных документов Риполя, считая с XI века, затерялся в недрах Ватиканской библиотеки, можно сказать, что Рим выиграл от этой сделки. Святая Мария имела бы больше отношения к давящему на человека благочестию Лурда, нежели к мужественности Каталонии времен первых графов, если бы не два обстоятельства.
Первое — двухэтажный монастырь, благородное по архитектурному решению здание, начатое в конце XII столетия Рамоном де Берга, который был настоятелем с 1171 по 1205 год. Арки в романском стиле (некоторые из них закончены только в XV веке) приподняты на парных колоннах, соединенных резными капителями из твердого, темного местного известняка. Романские по стилю, арки являются чудом изобретательности и до сих пор находятся в прекрасном состоянии. Они символизируют гротескное плодородие, о котором мечтал XII век: растительные мотивы, демоны, русалки, чудовища-гибриды, разнообразные знаки и символы. Проведите с ними часок — и вы почувствуете, что сами становитесь персонажами главного портала.
Алебастровый портал церкви Санта-Мария де Риполь
Потрескавшийся от огня, обветренный, вымоченный дождями, пострадавший от либералов-иконоборцев, а теперь, к счастью, защищенный застекленным подъездом, алебастровый фасад монастыря Санта-Мария дель Риполь — величайшее произведение романского зодчества в Испании. Даже в нынешнем своем плачевном состоянии он гипнотизирует не только выразительностью фигур и символов, но и своей полнотой. Здесь можно увидеть более ста отдельных сцен, и лучше других сохранившиеся фигуры, такие как приземистый, яростно напряженный Вседержитель, окруженный ангелами, над дверью, выделяются лаконичной, строгой красотой, каждая линия совершенна, как изгиб кнута, как развилка ветви. И что особенно интересно, здесь еще и политика. Это самые ранние из каталонских скульптур, представляющие собой метафoры образования Каталонии — ухода ее народа в горы и долины от сарацин, последующее возвращение, изгнание мавров. На двух панелях по сторонам арки представлен библейский исход: Моисей ведет свой народ к Земле Обетованной, падает манна небесная, из скалы бьет родник, сыны Израилевы с. ледуют за ангелом и столпом дыма. Затем — основание Иерусалима, видение Даниилу о евреях, освобожденных Мессией, и многое другое. Вместо «евреи» читай «каталонцы»; вместо «египтяне» — «сарацины»; вместо «Моисей» — «Гифре Волосатый». А образ Иешуа (чья битва с Амалеком в Рафидиме занимает большую панель справа от двери) мог быть понят зрителем XII века как пророчество о благородстве и храбрости графов Барселонских. И конечно, мы видим каталонцев за работой на своей земле обетованной: вот они льют бронзу в январе, пашут в марте, собирают плоды в мае, обрезают ветки в июне, собирают урожай в июле, охотятся на оленя в ноябре и так далее.
Церковь Сант-Жоан де лес Абадессес. Около 890 г.
Таким образом, хотя внутреннее убранство церкви Санта-Мария нельзя сравнить с интерьерами примерно сорока настоящих романских церквей в северной Каталонии, ее главный вход подтверждает особый статус этой церкви в каталонской истории. Это — прахрам Каталонии, архетип такого рода церквей — древних, суровых, провинциальных, в свое время служивших оплотами теологической учености. Именно они давали мифологическую пищу поэтам и архитекторам Возрождения. Такие места напоминают о романских корнях, которые из самой Барселоны вырвали, когда она начала развиваться как средневековый город, отвернувшись от равнин и долин Пиренеев к Средиземному морю.
Чтобы узнать, как все выглядело внутри, нужно побывать в Сант-Жоан де Лес Абадессес, монастыре, который Гифре построил для своей дочери Эммы в долине реки Тер, недалеко от Риполя. Церковь освятили в 898 году. В этой постройке чувствуется очень большая напряженность. Она идет не от преобладания вертикали, как в поздней готике, а, скорее, от некоторой пещерности. Чтобы ощутить это, попросите ризничего на время выключить электрический свет — он может это сделать, если в церкви больше никого нет. В темноте пространство вплывает в ваше сознание, медленно заполняет его, вы скорее ощущаете, чем видите. Сначала исчезнет во мраке цилиндрический свод высокого нефа, так как дневной свет сейчас (как, впрочем, и всегда) проникает через окна, завешенные пергаментного цвета экранами из распиленного алебастра. Потом пропадет апсида, нависающая полукуполом за алтарем. Сила тяжести и темнота помогают друг другу. Каменные контрфорсы и скошенные проемы окон, кажется, построены не как вызов силе тяжести, но как ее признание. Это архитектура очень примитивная, почти осязаемая. Такое неестественно вытянутое помещение могло удовлетворить тягу пещерного человека к трансцендентальному. Неудивительно, что эта постройка выдержала землетрясение 1428 года, которое разрушило другую церковь в Риполе.
Хотя в Барселоне так мало романской архитектуры, и все значительные постройки в этом стиле находятся севернее, все-таки большая часть каталонских фресок XI–XII веков — в городе, а не за его пределами. Этот парадокс объясняется рвением тех, кто в 1920-х годах начал осуществлять программу спасения романской живописи сельских церквей старой Каталонии, большей частью покинутых или постепенно приходивших в упадок. Картины перевезли в Барселону, и теперь они висят в музее каталонского искусства на горе Монтжуик. Когда путешествуешь по северу Каталонии, иной раз сердце сжимается при виде пустых или украшенных бездушными копиями стен. Но если бы эти фрески не вывезли отсюда, их бы теперь не существовало. Иконоборческая ярость коммунистов и анархистов во время гражданской войны и вандализм следующей половины столетия разрушили бы и то, что пощадили время и погода. Эти стены — великолепные образцы «примитивной» (до Джотто) росписи в Европе. Вряд ли будет преувеличением сказать, что эта часть музея каталонского искусства в отношении росписи стен — то же, что Венеция и Равенна — в искусстве мозаики.
Имена художников не сохранились, но несколько росписей по-настоящему изысканны. Возможно, в некоторых случаях заимствование у римских образцов было невольным — римские ценности лежали гораздо ближе (и в прямом и в переносном смысле), чем сейчас. В этих работах Господь и Святая Дева могли напоминать членов императорской семьи. Полукруглая церковная апсида похожа на римскую триумфальную арку. Даже привычный греческий орнамент на фресках монастырской церкви Сант-Пер де Бургал XII века взят с бордюров римских мозаик (дарительница этой фрески, графиня Люси Пальярс, появляется в нижнем правом углу, под изображениями святых. Это первый известный светский портрет в каталонском искусстве, и еще одна ниточка, связующая последнее с Римом).
В любом случае слово «примитив» едва ли можно применить к работам, в которых чувствуется такое владение византийским стилем, и кажется невероятным, что эти росписи были сделаны местными мастерами. Скорее, художники переходили от заказа к заказу, подобно трубадурам, путешествовавшим из замка в замок по Лангедоку и Каталонии. Через Пиренеи они принесли стиль и мастерство в эти отдаленные церкви. Фреска XII века, иллюстрирующая притчу о мудрых и неразумных девах в церкви Сант-Квирсе де Педрет, — это почти Равенна. Восемь женщин смотрят на вас со стены черными глазами с такой пророческой напряженностью, что эффект вовсе не снижается от скромных размеров изображений — они населяют очень небольшой, изогнутый участок стены. Неразумные же девы, изображенные слева, демонстрируют роскошные наряды, усыпанные жемчугом, и прически византийских аристократок. (Пристрастие к роскоши не поощрялось бережливыми каталонцами. Возможно, именно поэтому столь, казалось бы, незначительная притча из Евангелия от Матфея удостоилась собственной часовни.)
Эти образы призваны заворожить, долго удерживать в напряжении. Это искусство рассчитано на пристальный взгляд, на некое противостояние. Этот «сильный взгляд», mirada fuerte, властный взгляд собственника, испанская одержимость — то, чем спустя восемьсот лет будут насыщены работы Пикассо. Сила становится почти сокрушительной во взгляде Пантократора (1123) с апсиды церкви Сант-Климент де Тауль. Средств на эти росписи не пожалели — голубой ляпис-лазури, самой дорогостоящей из красок, пошло столько, сколько можно привезти на целом сарацинском корабле. Но запоминается именно взгляд. Заключенный в мандорлу — символ небесной власти, унаследованный от древней римской монументальной скульптуры, Христос сидит как бы на изогнутой «ленте», очерчивающей мироздание. В руке Он держит раскрытую книгу с написанными на ней словами «Ego sum lux mundi» — «Я — Свет мира». Его тело имеет странные пропорции. Босые ноги — очень маленькие, но по мере того как взгляд поднимается выше, объемы и размеры увеличиваются, достигая максимума на уровне руки Бога, задрапированной складками одеяния, и Его лица, с огромными, расширенными, гипнотизирующими глазами. Такой эффект, в сочетании с кривизной самого купола, на котором изображена фигура, делает ее слегка выпуклой, выгнутой в вашу сторону, так что от этого взгляда невозможно укрыться, находясь в маленькой церкви Св. Климента. Это — выражение вездесущести Бога. Но этот Христос, в отличие от Бога доктора Фаустуса, далек от гнева, как и от сострадания. Его спокойствие абсолютно. Он — Вседержитель, Он — на этой земле, в древности занятой римлянами, — наследник всемогущего императора, хозяин триумфальной арки. Неудивительно, что ангелы вокруг Него, кажется, на цыпочках отступают (как будто их терпят из милости), вместо того, чтобы держать нимб, как это обычно бывает на подобных изображениях. Никакая другая фигура не может соперничать с этим Христом, и на существование Бога Отца указывает только лишенная тела рука, такая же как рука на фасаде Сант-Пау де Камп, возникающая из белого сияющего круга и указующая на Христа: «Се Мой Сын».