Барселона: история города — страница 25 из 113

Второй и куда более серьезной проблемой Барселоны в период правления Жауме I были мавры, которые мешали морской торговле. Их вытеснили с материка, но они неплохо устроились на Балеарских островах — Майорке, Менорке, Ибице. Крупным средневековым судам, выходившим из Барселоны и неспособным плыть при сильном ветре, было не миновать этих островов. Течения и господствующие ветры несли судно прямо туда, а там его легко можно было захватить и разграбить.


Жауме I


Но даже при добрых отношениях с арабами в островных портах — а мавританские власти, разумеется, не возражали против захода каталонских судов и торговых отношений, так как это приносило доход (таможенные и транзитные пошлины), — внешняя торговля Барселоны через Балеарские острова, направленная на восток Средиземного моря, затруднялась еще и тем, что суда были в основном весельными, а не парусными. Галера с гребцами-рабами годилась только для плаваний на короткие расстояния. Это судно быстрое, но не экономичное. «Горючим» для рабов на галерах была вода (организм быстро обезвоживается, если человек гребет весь день на жаре тридцатифутовым веслом), а галеры не могли хранить на борту запас, достаточный для долгого путешествия. Они могли продержаться не больше недели, да и груз брали небольшой. Так что каталонский флот в ХШ веке перешел на парусные суда не только из соображений гуманности. Но и этот переход не решал полностью проблемы Балеарских островов.

Арабские корсары, которые на своих быстрых одномачтовых судах с треугольными парусами набрасывались на любое судно, подходившее ближе чем на пятьдесят миль к Балеарам, вынуждали барселонские суда жаться к берегу и обрекали морскую торговлю Барселоны на провинциальность. Это особенно раздражало каталонцев потому, что, называя арабов «пиратами», они прекрасно знали, что те — прежде всего торговцы. После пяти столетий мавританского владычества Майорка сделалась главным перевалочным пунктом западного Средиземноморья, центром паутины торговых связей, соединявших Венецию, Геную, Сицилию и Тунис, одинаково выгодных как для католиков, так и для мусульман. Каталонцам очень хотелось войти в дело. В XIII и XIV веках они поставили целью захват ряда островных баз, которые открыли бы им восточное Средиземноморье, создали бы цепочку: Балеарские острова — Сардиния — Сицилия. Естественно, как все завоеватели, они сделали это именем Господа и придали своим мотивам религиозную окраску. Захватить остров значило изгнать мавров, если они там были, или не пустить их, если их там не было. Начали с Майорки. «Когда я взял Майорку, — хвастался Жауме I, граф Барселонский и король Арагонский, — Господу было угодно, чтобы я совершил лучшее из всего, что делал человек за последние сто лет».

Его экспедиция отправилась в путь в 1229 году. Если бы она удалась, Барселона одержала бы очень крупную победу. Но Жауме очень хотелось продемонстрировать, что Барселона не одна принимает участие в этом предприятии, что здесь переплелись интересы многих христиан. Поэтому он набирал флот как из каталонских, так и из французских портов, включая Марсель. У Барселоны не хватало собственных судов, а чтобы захватить острова, тогда, как, вероятно, и сейчас, требовались очень значительные силы. Это была первая совместная вооруженная попытка королевств Арагона и Каталонии, и ее готовили и обставляли весьма тщательно. Переговоры Жауме насчет прав победителя с другими графами, в чьем оружии он нуждался, были долгими и напряженными. Но в конце концов он собрал флот: пятьсот кораблей, как прикинул один придворный поэт, или чуть меньше, но во всяком случае это был самый впечатляющий флот, какой когда-либо собирали в западном Средиземноморье. Жауме 1 тогда был тридцать один год — пылкий молодой король. Его внешность хронист Бернат Дескло описывал, едва не задыхаясь от восторга:

Король Жауме Арагонский был красивейший человек на свете. Он был на четыре дюйма выше любого другого мужчины, и природа щедро его одарила: мужественное румяное лицо, длинный нос совершенной формы, большой, красивой формы рот, зубы такие белые, что напоминали жемчуг, глаза сияющие, рыжие, с золотыми нитями, волосы, широкие плечи… Его переполнял избыток сил. Он прекрасно владел оружием, был силен, храбр, щедр, учтив, милосерден. Он жаждал начать и выиграть войну с сарацинами.

Жауме I так мечтал войти в историю, что с помощью придворных писателей позже составил свою автобиографию (единственная подробная автобиография, написанная собственноручно средневековым монархом) и озаглавил ее «Llibre dels Feits» — «Книга подвигов».

Он написал книгу сам и сделал это очень хорошо. Приподнятый тон этого сочинения, осознание автором своей великой миссии до сих пор трогают. Образы интересны и ярки. «Мы подняли паруса в среду утром, выйдя из Салоу, они тоже подняли паруса, и это было чудесное зрелище как для нас, так и для людей на берегу: море казалось белым от парусов — столь велик был наш флот». Король описывал ужасы шторма: «Море так бушевало, что треть галеры, вся ее носовая часть, уходила под воду, когда накатывала большая волна… Сорвало все паруса. Этот шторм поднялся из-за ветра, дувшего со стороны Прованса. Никто на нашей галере не промолвил ни слова». Гнев стихии, упование на волю Божию, сожаление о королях и героях, королевство «посреди моря, там, где Господь выбрал его поместить», — все есть в этой книге. «Книгу подвигов» каталонцы долго и не без оснований считали достойным Гомера описанием своей ранней истории.

Рука руку моет. Жауме I требовалась Майорка, и арагонцы помогли ему заполучить остров. Потом Арагону понадобилась Валенсия, и настал черед Жауме I помогать. Кровавое завоевание Валенсии объединенными силами каталонцев и арагонцев заняло шестнадцать лет, с 1232 по 1248 год. В конце концов арагонцы утвердились на валенсийских землях, а Барселоне достались прибрежные провинции, которые она заселила каталонцами. Центром всего предприятия стал город Ллейда в глубине материка, вскоре полностью каталонизированный. Завоевание Валенсии сорвало планы Кастилии заполучить ее, и в 1244 году король Кастилии подписал пакт с короной Арагона об отказе на притязания на область Валенсии.

Шесть лет (до 1235 года) потребовалось Жауме I, чтобы укрепиться на Майорке, а когда остров посчитали достаточно укрепленным, ничто уже не могло остановить экспансию каталонцев и арагонцев в Средиземноморье. Пошли каталонские суда, везя с собой каталанский язык. Образовалась «языковая кайма» — в некоторых местах выражена ярче, в других слабее. Она отмечала присутствие барселонских моряков, торговцев, чиновников. К концу XV века по-каталански в средиземноморских портах говорило больше людей, чем по-французски, по-испански, по-итальянски — в общем, на любом языке, за исключением арабского.

Сын Жауме, Пер (Педро) II, или Пер Эль Гран (Великий) (1240–1285) получил права на трон Сицилии, женившись на принцессе Констанце. Сицилия все еще оставалась житницей Южной Европы, морскими воротами Леванта в Грецию, Египет и Константинополь. Из Палермо в Барселону прибыло посольство, чтобы пригласить короля занять остров. Следующие двести пятьдесят лет каталанский делил с сицилийским статус официального языка. На нем говорили королевские чиновники в Палермо и Мессине. Однако Сицилия была слишком велика и густо населена, чтобы каталонцы оказали на нее существенное культурное влияние. Каталонцы женились на сицилийках и скоро подпадали под сицилийский жизненный уклад.

Это было вполне мирное завоевание. Чего нельзя было сказать про завоевание Сардинии. В 1324 году внук Пера II Альфонсо III Милостивый отправился на этот скалистый остров, чтобы сделать его колонией каталоно-арагонской короны. Захватив Сардинию, король надеялся завладеть Тирренским морем.

Даже сегодня воинствующие каталонисты заявляют, что власть их средневековых предков в Средиземноморье основывалась на мирном пактизме, что их армия никому не причинила серьезного вреда, уважала местные законы, в отличие, конечно же, от жестоких, с имперскими замашками кастильцев. Тем не менее происходившее на Сардинии и Менорке было ничуть не лучше того, что кастильцы проделывали с перуанцами и инками, и гораздо хуже того, что позже они делали с каталонцами. Это поведение граничило с культурным геноцидом. В 1287 каталонский граф-король Альфонсо 11 Великодушный захватил Менорку — Жауме 1 в свое время удовлетворился тем, что оставил ее вассальной территорией мавров, завоевав более крупного соседа, — и уничтожил большую часть мужского населения острова. Остальных продали в рабство и тем самым обрекли остров на экономическую разруху на двести лет. С Сардинией поступили почти так же, хотя каталонцам было несколько сложнее установить там свои порядки. Простых сардинцев они считали людьми второго сорта, годными лишь на то, чтобы быть рабами. Их тысячами обращали в рабство. Всех жители Альгеро на северо-западном побережье безжалостно истребили или выслали в 1354 году Пером III Церемонным. Потом он заселил освободившуюся территорию каталонцами, чьи потомки и в ХХ веке продолжали говорить на узнаваемом диалекте каталанского. До сего дня сардинец, поясняя, что кто-то косноязычен, скажет «No sidi su gadalanu» — дословно «Он не говорит по-каталански». Но за пределами прибрежных городов сардинцы яростно сопротивлялись каталонским порядкам, как ирландцы сопротивлялись порядкам английским. Колония оставалась разорительным и опасным местом для графов-королей и очень недешево стоила торговцам, платившим налоги и пошлины, чтобы содержать оккупационные войска.


Пер III (Церемонный). Монтсеррат, 1742 г.


Что-то иррациональное было в решимости графов-королей во что бы то ни стало расширить свою империю. Она, похоже, коренилась в мистическом визионерстве культуры средневековой Барселоны. Мистические настроения проникли и в XIV век и повлияли на графов-королей и на имперскую идею. Ее горячим приверженцем и распространителем в Каталонии был Арнау де Виланова (1240–1311).

Виланова совмещал взгляды диаметрально противоположные: восхвалял честную бедность (подобно Сенеке) и при этом был советником королей; будучи ученым-эмпириком, врачом, оставившим ценные медицинские труды, проповедовал самые крайние формы апокалиптического мистицизма, а также конец света и «золотой век». Он родился в Валенсии, изучал медицину в Монпелье. Его медицинские труды, основанные на работах Гиппократа и Галена, были (по стандартам того времени) соверше