xamfrans Серда. Закрытое пространство повторяет открытое, как негатив — реальное изображение. Это здание можно воспринимать лишь как кристаллизацию городского плана, в который оно вписано. Ни одна другая индустриальная постройка в Барселоне не имеет такой четкой и крепкой связи со своим участком.
Как и Бокериа, этот рынок — важный узел города. Его сдержанные железные декорации — литые завитки на панелях вокруг изящных окон и металлическое кружево, обрамляющее огромные, почти церковные окна над боковыми входами — создают контраст со структурной концепцией нефов и подготавливают переход к бурлящей и гудящей жизни рынка, людскому гомону и гвалту, пестроте товаров на прилавках.
Выдающимися архитекторами периода реставрации были Хосеп Фонтсере и Элиас Рожент-и-Амат. Рожент (18211897) учился в Барселоне, а позже много путешествовал по Европе, посетил Париж, Берлин, Мюнхен. В молодости он питал пристрастие к романтической архитектуре и остался верен себе. Еще будучи студентом, он совершил красивый жест — сжег экземпляр знаменитого, XVI века, учебника Виньолы по классической архитектуре «La Regola degli Cinque Ordini d’Architettura» («Правила пяти архитектурных ордеров»). Не то чтобы Рожент имел что-то против неоклассицизма как такового — например, большое влияние на него оказал Лео фон Кленце (1784–1864), придворный архитектор Людвига 1 Баварского. Двадцать зданий фон Кленце в неоклассической струе создали Мюнхену славу большого придворного города. Рожент также чтил и коллегу Кленце, Фридриха фон Гертнера, чьи работы содержали отчетливые романтические цитаты из готики и стиля романеск. Он изучал (хотя и не встречался лично) работы Виолле-ле-Дюка, великого французского рационалиста, заложившего каноны готической архитектуры через критерии функциональные и структурные, а не живописные. И должно быть, он видел библиотеку Св. Женевьевы постройки Анри Лабруста в Париже (1838–1840), с ее ничем не украшенными колоннами и стропилами — первое использование открытой металлической арматуры в монументальном здании.
Рожент был другом Ильдефонса Серда, и в 1860 году он получил заказ на первое здание в Эйшампле, претендующее на историческую ценность — новый Барселонский университет, который должен был заменить собой старые Estudis Generals в начале Рамблас. Восемь лет потребовалось на проектирование, четыре — на строительство. Из-за прерывистого финансирования здание не было закончено до 1872 года. Это странный, но вполне достойный гибрид. Внешний абрис университета вполне в стиле романеск: широкие плоскости стен с очень скудным декором, тонкие «пояски» и красиво вырезанные, изгибом похожие на брови арки над окнами. Рожент, который совершил много поездок в пиренейские деревни северной Каталонии, решил подражать каталонскому романеск (а не барселонской готике, которая всегда под рукой), потому что видел в нем архетипический стиль, истоки национальной архитектуры. Затем, чтобы отдать дань мусульманскому влиянию на Испанию, Рожент добавил мосарабские и даже византийские элементы во внутреннее убранство. И наконец, вслед за Лабрустом, через сорок лет после него, он решился на еще один спорный жест — оставил неприкрытыми металлические колонны в библиотеке.
Другие архитекторы выбрали иные направления. Когда Хосеп Фонтсере проектировал барселонское водохранилище (1874–1880), огромный резервуар воды на мощных прямоугольных кирпичных контрфорсах, соединенных диафрагмальными арками, он отдал дань простой и величественной призматической архитектуре цистерианских построек. Еще несколько светских зданий XIX века внушают такой же благоговейный трепет, как этот резервуар (в 1988 году тщательно переделанный в место для выставок архитекторами Игнасио Парисио, Луисом Клотетом и Жоаном Сабатером). А вот Жоан Марторель-и-Монтельс (1833–1906) был откровенно привержен готике как единственной, на его взгляд, священной форме строительства в Барселоне. Результатом явились перегруженные украшениями, дешево выглядящие постройки, подобные колледжу немецких братьев-маристов (1882–1885) на углу Пассейч де Сант-Жоан и Каррер Валенсия.
Барселонский университет, 1872 г.
Но Рожент остался верен стилю романеск. Он приобрел репутацию каталонского Виолле-ле-Дюка благодаря реставрации — причудливой, а часто навязчивой — старых церквей в «колыбели Каталонии». Самой знаменитой или, скажем так, известной из его работ была реставрация монастыря Санта-Мария де Риполь. Он говорил, что верит в «патриотическую реконструкцию». От этой фразы кровь стынет в жилах у современного архитектора-реставратора, но она — вполне в духе Возрождения. Вся каталонская культура должна была обрести новую жизнь. Памятники стиля романеск и готики так же нуждались в возрождении, изучении и использовании, как и сам каталанский язык. Практика, призванная пробудить память людей, называлась «экскурсионизмом».
Экскурсионизм — не просто туризм. Туризма в сколько-нибудь организованной форме тогда в Испании не существовало. Экскурсионизм предполагал не просто путешествия, но путешествия с определенной целью. Их совершали, чтобы открыть для себя собственную страну и научиться ее ценить. Это увлечение сводило вместе поэтов, ботаников, архитекторов, антикваров, геологов. Они совершали поездки изучающие, удовлетворяющие научное любопытство к растительному миру, климату, горным породам, экологии, а также позволяющие эстетически оценить старинные здания, народное искусство, фрески, изделия ремесленников. В них отправлялись не для того, чтобы достичь одной или двух намеченных целей. По пути обращали внимание на все, и наградой за наблюдательность становились не только и не столько знания, а скорее, род исторического экстаза, экстатические размышления об утраченном культурном прошлом. В любых развалинах виделась гробница, и самой священной из них был Риполь. Вот что написал молодой художник Сантьяго Русиньоль, посетивший в составе маленькой группы архитектора и историка по имени Пеллисер долину реки Тер летом 1880 года. Смысл с трудом пробивается сквозь лес восклицательных знаков:
Экскурсионисты рисуют знак-указатель, 1900 г.
Риполь!!! Какой сладостный восторг и какие величественные воспоминания возникают в нас, когда мы слышим в горах эхо твоего славного имени!! Как бьется сердце истинного каталонца! О! Наконец-то мы рядом с тобой, сокровище Средних веков! Скоро мы окажем-ся в твоем смиренном монастыре! Мы пришли вдохнуть тот самый воздух, который вдыхали до нас сотни и сотни бенедиктинцев. Мы пришли отдохнуть на тех самых каменных скамьях, на которых отдыхали крестоносцы и тамплиеры на обратном пуги из Святой Земли. Мы вступаем в неизведанную страну, о которой мечтали тысячу раз. Мы теперь уже не идем — летим. Сладостные потоки омывают наши лица, и мы захлебываемся ими. Больше нет склонов, осыпей, утесов. Для нас больше не существует опасности… я дошел до монастыря, я вхожу в церковь, бросаюсь к алтарю и… кругом — руины!
Эти руины требовали, нет — взывали к восстановлению. Их нужно было укрепить, обновить, наполнить все возрастающим весом романтических чувств, которые источало Возрождение. Экскурсионизм был не хобби, а культом, и практически каждый каталонский художник, архитектор, писатель, ученый его отправлял. Если хотите постичь истинные истоки Каталонии, вы должны стать экскурсионистом, ибо в Барселоне осталось крайне мало свидетельств «Примитивной» каталонской архитектуры, не говоря уже о том, что они тесно связаны с каталонской природой. При своей склонности к разным клубам и группам каталонцы довольно скоро образовали экскурсионистские общества. Сначала, в 1876 году, возникла Каталонистская ассоциация научных экскурсий, из которой в 1878 году выделилась группа, образовавшая Ассоциацию каталонских экскурсионистов. Они объединились в 1890 году под эгидой Экскурсионистского центра Каталонии. ЭЦК выпускал путеводители, строил домики в горах, поощрял альпинизм и горнолыжный спорт. У него даже была своя команда спелеологов, которые в твидовых бриджах отважно спускались в известняковые пещеры в Пиренеях, вооружившись сосновыми факелами и карбидными лампами. Экскурсионизм привел Гауди в монастырь Поблет, заставил Доменека-и-Монтанера с рулеткой и планшетом обойти часовни в стиле романеск.
Путешествия вдохновили многих писателей, обогатили их видами Каталонии, которых они могли бы никогда не найти. Путешествия дали Жасинту Вердагеру материал для «Каниго», эпоса о каталонской самобытности. Это произведение появилось в результате нескольких долгих путешествий по «пиренейским святилищам». Для Вердагера, как указывал критик Хосеп Миракль, Пиренеи не являлись границей; наоборот — это было самое сердце Каталонии. Он представлял себе мир в виде большого кедра: горные хребты — его корни, а леса — листва, в которой
Деревни гнездятся в ветвях, подобно птицам,
И ни один гриф не сможет их разорить.
Все, что требовалось экскурсионисту, чтобы вновь обрести веру, — это подняться в Пиренеи:
Каталонцы, которые поднимаются сюда, любят
свою землю еще сильнее,
Они видят все хребты — вассалов их хребтов,
Все вершины — у ног их титана,
Иноземцев, кланяющихся издали их горе,
Возвещающих: «Этот великан — Испания,
Эта гора принадлежит Испании и Каталонии».
Экскурсионистский склад ума был особенно важен для двух архитекторов поколением моложе Рожента, которые в 1870-х годах преподавали в Барселонской школе архитектуры, где преподавал и Рожент. Их звали Хосеп Виласека-и-Касановас (1848–1910) и Луис Доменек-и-Монтанер (1849–1923). Оба хотели идти дальше Рожента. Их интересовало не столько буквальное возрождение прошлых архитектурных стилей, как, например, романеск интересовал Рожента или готика — Виолле-ле-Дюка, сколько более сложный синтез структуры и декора, способный привести к более «высокому» эклектизму, скорее построенному на воображении, чем на воссоздании, и тесно связанному не только с ремеслами (довольно статичным