В конце 1880-х годов парк Сьютаделла претерпел резкие и значительные изменения. Он был избран местом Всемирной выставки 1888 года в Барселоне, которая изменила всю прибрежную часть города, и не только. Политиком, ответственным за это событие, за событие-прототип 1929-го и, возможно, 1992 года, тем, благодаря кому Барселона залезла в долги, но зато стала более или менее заметна на карте Европы, был ее мэр, либеральный монархист по имени Франсеск де Паула Риус-и-Таулет (1833–1889).
Риус-и-Таулет идеально подходил для того, чтобы начать «раскрутку», популистское мероприятие, в которое превратилась выставка 1888 года. Он был консервативным оппортунистом, полным энтузиазма, огня и обличительного пафоса. У него, по меткому техасскому выражению, «На шляпе поля шире, чем земля». Он продержался на посту мэра Барселоны четыре срока: 1872–1873 годы (освобожден от должности Первой республикой), снова вернул себе должность в 1874 году (после реставрации), в третий раз управлял городом с 1881 по 1884 год и наконец в четвертый — с 1885 по 1889 год. Риус-и-Таулет был политическим долгожителем, но затеянной им же самим выставки «не пережил». Дородный, с длиннющими усами, которые, как шутили остряки, мешали ему выходить из экипажей, — мечта карикатуриста, Риус умел убеждать и, как многие, кто умеет убеждать, был падок на лесть. Больше всего он любил крупные проекты и жаждал поставить на город свое личное «клеймо». Он был живым воплощением напористого, самоуверенного, m'as-tu-vu (хвастливого) духа Барселоны.
Идея Всемирной выставки первоначально принадлежала не ему, хотя он очень быстро ее присвоил. Она исходила от галисийца Эухенио Серрано де Касановы. Серрано де Касанова, бывший солдат и неудавшийся священник, воевал на стороне карлистов, а когда те потерпели поражение, уехал в Париж и занялся курортами с целебными водами. Он познакомился с испанской делегацией в 1876 году на выставке в Филадельфии, а также свел знакомство с архитектором, который проектировал некоторые временные постройки для Всемирной выставки в Антверпене в 1884 году.
Его недостатком было отсутствие корней в Каталонии. Можно было предположить, что карлистское прошлое тоже сработает против него, но этого не случилось: еще одно доказательство того, что добропорядочные обыватели-каталонисты готовы простить что угодно, если это в их интересах. Касанова пользовался поддержкой могущественной карлистской семьи Вайреда из Олота. У Вайреда были большие связи в столице. Получилось так, что мэр, назначенный в Мадриде прогрессивным премьер-министром, масоном Пракседесом Сагастой, вынужден был сотрудничать с карлистом. Козырной картой Серрано де Касановы было отсутствие у каталонцев опыта в организации промышленных ярмарок. Он понял: настало время, когда американская и европейская публика поверила, что значительность города измеряется разными экстравагантными зрелищами, и на ярмарке можно заработать кучу денег. Она даст каталонцам возможность показать себя миру и доказать, что Барселона — действительно европейский город, а не только испанский.
Слева: Франсеск де Паула Риус-и-Таулет; справа: карикатура из «Эскелла де ла Торратша» за 5 мая 1888 г.
Время для подобного празднества в Барселоне было выбрано самое неподходящее — после «золотой лихорадки» многие банки бездействовали или вовсе прекратили существование, кредита не было, промышленность ослабла. Но для Серрано де Касановы и Риуса-и-Таулета именно эти обстоятельства являлись причинами, по которым стоило все затевать. Барселона нуждалась в некотором самогипнозе, в горячей поддержке грандиозного проекта населением. Городу не хватало самоуважения, и Риус намеревался дать ему таковое, даже если придется потуже затянуть пояса. Это прекрасная возможность привлечь иностранные инвестиции. Это укрепит позицию Барселоны в извечном противостоянии с Мадридом. Все взоры обратятся на Барселону. Она станет поистине королевой Средиземноморья.
В 1885 году Серрано предложил свой план городским властям: он организует выставку, не взяв у города ни песеты, в обмен на предоставление концессий. Выставка откроется в сентябре 1887 года и продлится шесть месяцев.
В 1886 году был сформирован исполнительный комитет во главе с Риусом-и-Таулетом — городские промышленники и консервативные политики. Вскоре оказалось, что Серрано не очень-то преуспевает в добыче денег: он попросил аванс в полмиллиона песет, сказав, что собирается построить железное чудо на шестьсот футов выше, чем Эйфелева башня, которая строилась в Париже. Очень скоро Серрано вообще отстранили, а Риус-и-Таулет сел в поезд на Мадрид, где после долгих хлопот и просьб добился поддержки своего проекта по всем пунктам за исключением башни. Мэр вернулся в Каталонию триумфатором и объявил дату открытия международной выставки. Теперь она намечалась на май 1888 года — через одиннадцать месяцев. И проводить ее собирались в парке Сьютаделла. Хосеп Фонтсере, боясь за свои труды последних пятнадцати лет, воспротивился. Его уволили. Ответственным за ярмарку был назначен Элиас Рожент.
Поднялся ропот. Многие уважали каталонистов, возглавляемых Валенти Альмиралем. А они развенчивали проект, считая его полным безумием. «Для всякого, кто знаком с фактами, — гремел Альмираль в «Бюллетене Центра каталонистов», — ясно, как белый день, что Всемирная выставка в Барселоне в том виде, в каком она задумана, либо не состоится вообще, либо выставит в смешном свете Барселону и Каталонию в целом, полностью разрушив доброе имя нашего города».
Однако, несмотря на сопротивление половины города и журналистов, Риусу-и-Таулету удалось протолкнуть свой проект. Задуманному в душной атмосфере «золотой лихорадки», ему предстояло осуществиться в условиях кризиса. Но строительство началось еще до того, как банки начали приходить в упадок, и это пошло на пользу выставке. Ради нее переделали полгорода. Аналогичная ситуация возникнет столетие спустя, перед событием, сравнимым по масштабам с выставкой 1888 года, перед Олимпийскими играми.
Первым символом «новой» Барселоны стал памятник Христофору Колумбу на огромном постаменте на Пласа дель Портал де ла Пау, где Рамблас выходит к берегу. Это ни в коем случае не единственный крупный памятник Колумбу в мире. Согласно последнему подсчету (в 1991 году, накануне полутысячелетнего юбилея не «открытия», а, как теперь осторожно говорят, «встречи» Колумба с Новым Светом) их было двадцать восемь в Соединенных Штатах, десять на Карибском побережье, два в Мексике, пять в Южной Америке, три во Франции, семь в Италии и девять в Испании — всего шестьдесят четыре Колумба, из которых один находится в Барселоне. Будучи 187 футов от земли до бронзовой макушки первооткрывателя, он, несомненно, самый крупный. Присутствие здесь Колумба — Колома, на каталонский манер, сегодня требует объяснения, но в 1882 году, когда Риус-и-Таулет принял этот памятник, не требовало. Колумб, безусловно, имеет отношение к Барселоне. Здесь он восстанавливал силы после первого путешествия и был принят Фердинандом и Изабеллой, которые пожаловали ему титул Альмиранте дель Мар Осеано — адмирала океана. Но не по этим причинам памятник поставлен здесь. По крайней мере, не эти причины были главными. Каталонцы конца XIX столетия искренне верили, и эта уверенность входила в патриотическую программу, что Колумб сам был каталонцем (на самом деле, он был генуэзцем). Более того, он был каталонцем, открывшим Новый Свет, от последующего разграбления которого Кастилией каталонцы, по крайней мере, до появления индианос, оставались в стороне. В Барселоне никогда не забывали, что памятник Колумбу несколько выше знаменитой колонны Нельсона на Трафальгарской площади и что Колумб указывает на море, а к Кастилии стоит спиной. Из-за неудобных очертаний побережья получилось, что он указывает в направлении Ливии, а не Америки, но море — точно каталонское. Чтобы укрепить миф о принадлежности Колумба к каталонскому народу, автор статуи (инженер Гаэта Буигас-и-Монрава) велел выбить на пьедестале некую иконографию, столь же темную по содержанию, сколь изысканную. Это барельефы других каталонцев, сыгравших значительную роль в открытии Америки — семьи Бланес, например, или священника Бернат дель Боля, который сопровождал Первооткрывателя во втором путешествии и стал первым викарием Вест-Индии. Несмотря на все эти изыски, строился памятник Колумбу второпях и плохо, к сроку, поставленному мэром, и уже через столетие стало ясно, что он может упасть: железный каркас проржавел. Теперь его починили внутри и отреставрировали снаружи.
Строящийся памятник Колумбу, 1882 г.
От площади с памятником Колумба отходят три большие улицы. Первая — Рамблас, остальные две обязаны своим существованием, во всяком случае, «урбанизацией» Ри-усу-и-Таулету и выставке. Одна, ведущая строго на запад к Пласа д'Эспанья, параллельно линии трехзвездочных отелей в Равале до угла Ронда де Сант-Пер, — проспект Параллель. Это странное имя — проспект не параллелен ничему в городе — объясняется тем фактом, что он идет строго вдоль параллели 41°44′ северной широты. Кто бы ни был тот человек из Ажунтамент, который называл улицы, у него случился творческий спад. Параллель должна была стать одной из парадных улиц вроде Диагональ или Гран Виа, но она всегда этому противилась: вместо этого она стала центром грязной и опасной ночной жизни Барселоны с мюзик-холлами вроде «Эль Молино».
Другая улица, бегущая вдоль побережья на северо-восток к парку Сьютаделла — Пассейч де Колом. Ее расширили (теперь здесь много места, после того как крепостной вал пресловутых muralles сровняли с землей), а ее продолжение, Авингуда дель Маркес де л'Арджентера, проложили вдоль юго-восточной границы парка. И в 1882 году именно эту улицу первую осветили электричеством, что вызвало огромный интерес и любопытство у жителей. Даже дома самых богатых горожан дожидались этого новшества еще два десятка лет. Изобретение Эдисона сделало возможным постройку в рамках выставки еще одного внеочередного сооружения: здания «Отель Интернасьональ» на пересечении Пассейч де Колом и Авингуда де л'Арджентера.