— А ключи Юрий Павлович кому-нибудь доверял?
— От кабинета?
— И от кабинета, и от ящика своего железного.
— Вот этого я не знаю. Мне он точно их не доверял.
Мы еще немного поболтали, но ничего полезного я для себя из последующего разговора не почерпнула. Тепло простившись с сизоносым, я устремилась к бару и только что ногти от беспокойства не грызла. Ох, неспроста дядька о Мишке спрашивал, значит, нас уже подозревают. Шаль-нов, конечно, свинья и обо мне нисколечко не думает, но в тюрьме ему совсем не место, ничего такого, чтоб в тюрьму садиться, он натворить не успел, а я тем более.
Откуда-то из бокового коридора выпорхнула Зинка, ухватила меня за локоть и, испуганно озираясь, втянула в маленькую прокуренную комнату с единственным креслом, двумя здоровенными жестяными банками из-под томатной пасты, служившими пепельницей.
— Ну, чего мент выспрашивал?
— С кем Палыч ссорился и кому ключи доверял.
— И меня расспрашивал, такой, блин, зануда. А наши знаешь, что говорят: Палыч сам в клуб влез и Гошку того… — С этими словами Зинка торопливо прикурила сигарету, сунула ее мне в рот и прикурила следующую, глубоко затянулась, а я закашлялась. — Во-во, я тоже подавилась, как в первый раз услышала, — вздохнула она, хватив меня со всей дури ладонью по спине.
— А кто говорит-то? — прохрипела я, с огромным облегчением зашвырнув сигарету в банку.
— Вовка-барабанщик. И многие с ним согласны. На кого-то Палыч наехал, да маху дал, ну и на попятный.
— Чего? — выпучила я глаза, не поняв ни слова.
— Ну, может, они и правы. Мертвым-то его никто не видел, и ключики-то везде его, замки
Никто не взламывал. Гошку жалко, хороший парень, хоть и пьяница, его за пьянку из охранной фирмы турнули, забыла, как называется. Он хвастал, раньше с пушкой ходил и вообще, такая крутая фирма, куда там ментам…
— Да подожди ты с фирмой, — перебила я. — Про Палыча-то что говорят?
— А чего про него говорить? Либо кокнули, либо удрал куда. Ему кто только не должен, а народ разный бывает. Пугнул кого, а его в ответ так испугали, что он ноги в руки и до свиданья, мама.
— Почему же ноги в руки… А вдруг вправду убили?
— Очень может быть. У меня соседу в прошлом году по башке трубой двинули, железной, бутылку не поделили с нашим дворником, а были друзья не разлей вода…. Вот… Чего я сказать хотела?.. Из головы-вылетело, короче, Палыч либо помер, либо нет.
— Я тоже так думаю, — кивнула я, а Зинка невероятно обрадовалась.
— А я что говорю… Ох, с клубом-то что будет? Вышвырнут всех на улицу, как чертей блохастых.
— Почему чертей? — думая о своем, спросила я.
— Ну, собак… какая разница? Тебе хорошо, ты по-французски можешь, а я только ногами Дрыгать, куда меня еще возьмут? Палыч и тот уволить грозился, дашь за титьки подержаться — добреет, но все равно как на вулкане. А теперь что? Кто меня возьмет? Слушай, а у Равиля в «Стриптизе» места есть?
— Не знаю.
— Может, туда податься, пока не поздно. Платят неплохо, конечно, задницей-то покрутишь… А ты чего планируешь? — встрепенулась она.
— Подожду, пока с клубом не прояснится. Может, никуда и уходить не придется.
— Тебе хорошо, у тебя муж есть… Слушай, тебя парень спрашивал, красивый такой, ты с ним еще в прошлый раз шампанское распивала…
— Илья?
— Точно.
— Что ему понадобилось?
— Откуда мне знать? Просто спросил, будешь ты сегодня или нет.
— А он здесь?
— Был здесь, в баре… Пойдешь к нему? А как же Шальнов? Не боишься? Муж-то какой бы ни был, все равно муж. — Зинка еще что-то говорила в том же духе, но я поспешила ее покинуть.
Илья в самом деле сидел в баре. Выглядел он слегка расстроенным, но, увидев меня, заулыбался.
— Привет, Катрин, — прошептал ласково и поцеловал меня в висок, я дернулась, точно от прикосновения ядовитой змеи, а Илья удивился:
— В чем дело?
— Ты сегодня без жены? — съязвила я.
— Как видишь. — Он пожал плечами и засмеялся, а я в ответ нахмурилась.
— Рядом с ней ты выглядишь менее любезным.
— Послушай. — Теперь он взял меня за руку. — Моя жена замечательная женщина, но, к сожалению, между нами уже давно отсутствует понимание…
— Но развестись ты не можешь, потому что она смертельно больна, — подсказала я, брови Ильи поползли вверх.
— Откуда ты знаешь? — спросил он с искренним удивлением, а я почувствовала себя дурой.
— Вообще-то я съязвила. Она что, действительно больна?
— У нее рак. Правда, она еще об этом не знает. Эмма проходит курс лечения, ей говорят, что у нее язва, надежда есть, по крайней мере, врачи так считают. Сама понимаешь, пока это все как-то не разрешится, я не могу ее волновать.
Что ответить на все это, я не знала и продолжала хлопать глазами. Илья сгреб мою руку, поцеловал ее и сказал с чувством:
— Я думал о тебе.
— Я о тебе тоже, — кивнула я. — Слушай, в ту ночь, когда мы ночевали у меня, ты куда-нибудь уходил?
— Я не очень понял вопрос. — Он выпустил мою руку и отстранился.
— Чего ж не понять? Я была пьяна в стельку и спала, как лошадь. Ты всю ночь находился со мной или куда-то уходил?
— Разумеется, всю ночь, куда я, по-твоему, мог уходить?
— Ну, не знаю… например, решил прогуляться под дождем. Такое бывает…
— Я терпеть не могу прогуливаться, да еще под дождем. Слушай, что за глупые вопросы?
— Вовсе не глупые, — обиделась я. — В ту ночь кое-что случилось, и я подумала, может, когда я спала, ты куда-то уходил.
— А что случилось?
— Зачем тебе знать, если ты ни при чем?
— Слушай, ты меня совсем запутала. Что происходит, имею я право знать?
— Думаю, что нет. Значит, ты уверен, что провел всю ночь в моей квартире?
— Уверен, — разозлился он.
— А почему твои ботинки были мокрыми?
— Чего? — У Ильи только что глаза на лоб не полезли.
— Когда тът от меня уходил, я обратила внимание на твои ботинки. Они были мокрые. Я еще тогда хотела спросить, но решила, что это не имеет значения.
— А почему теперь имеет?
— Я же говорю, кое-что произошло той ночью.
— С кем? — испугался Илья.
— С одним человеком.
— И я имею к нему какое-то отношение?
— Это я и пытаюсь установить,
— Так, может, ты расскажешь, в чем дело, а я отвечу?
— Я не уверена, что ты ответишь правду, меня смущают твои ботинки.
— При чем здесь какие-то ботинки? — повысил он голос.
— Я и пытаюсь объяснить. Когда мы возращались из клуба, дождя не было, он начался позднее, ближе к утру. Я думаю, точное время установить не так трудно. Когда ты уходил, ботинки были мокрыми, но ты при этом утверждаешь, что всю ночь провел со мной.
— О господи, дались тебе эти ботинки… Ну, хорошо, я не знаю, как это объяснить. Я не помню, где я их смог промочить, может, плеснул водой, когда умывайся, или еще что-то…
— Я не помню, потому что была пьяна, но ты-то пьяным не был, что случилось с твоей памятью?
— Слушай, Катрин, мне осточертели твои намеки. По-моему, ты все выдумываешь, чтобы втянуть меня в какую-то гнусную историю. Можешь мне поверить, этот номер не пройдет. — Он резко поднялся и покинул бар, а я посидела еще немного, разглядывая свои руки, и тяжело вздохнула.
Решив, что больше мне в клубе делать нечего, я направилась к выходу, на улице обозрела пространство возле клуба с надеждой увидеть такси, но увидела кое-что получше: «девятку», которую мы сегодня приобрели с Мишкой. Я торопливо зашагала в ту сторону, но Мишки в машине не обнаружила. Выходит, он в клубе. Я повернулась с намерением вернуться в клуб и едва не налетела на Мишку, он стоял за моей спиной.
— Как дела? — спросил Шальнов, а я подумала и решила не выговаривать ему за то, что он безобразно вел себя при нашей последней встрече. В конце концов, он все осознан и приехал за мной…
— Я спросила про ботинки, а Илья страшно разозлился и не захотел отвечать. Миша, я чувствую — это он. Все сходится: Илья поссорился с хозяином клуба, он мог взять ключи, пистолет, он убил Лося, а потом застрелил Юрия Павловича. Он наверняка должен ему деньги, понимаешь?
— Лось-то ему зачем понадобился?
— Чтобы свалить на него убийство Палыча.
— Это ж глупо, если учесть, что менты не дураки и проведут экспертизу, а она покажет: один покойник не мог убить второго, потому как к этому моменту уже преставился.
— Я вот что вспомнила, перед тем как Палыч у нас появился и получил по лбу лампой, к нему приезжал человек на «Понтиаке», они поговорили, и на хозяина этот разговор произвел впечатление: что-то этот тип ему сообщил, понимаешь? После чего Палыч приехал ко мне, успев проверить, что у Катьки есть сестра, то есть я, и что Катька затеяла какую-то аферу. Он узнал нечто важное, именно поэтому и погиб. А что случилось накануне? Убийство Лося. Теперь понимаешь? Я просто уверена, об убийстве ему сообщил человек на «Понтиаке». А дальше убийца все запутывает, крадет труп, подбрасывает Лосю расписки… Надо попытаться установить, существует ли связь между Лосем и Ильей Дружининым, а главное, найти человека на «Понтиаке».
Мишка все это молча выслушал, затем кивнул и тут же совершенно неожиданно обнял меня и принялся целовать, успев шепнуть на ухо:
— На нас смотрят.
Я ухватила его за шею, с жаром ответив на поцелуй, одновременно пытаясь решить, кто на нас смотрит и почему на чужие взгляды мы должны реагировать подобным образом.
Когда Мишка наконец отпустил меня, я с трудом отдышалась и тоже шепотом спросила:
— Кто смотрел?
— Да все. Лучше им считать, что мы помирились, понимаешь? — Я не очень понимала, но согласно кивнула.
— Что теперь? — спросила я трагическим шепотом.
— Теперь заглянем на стоянку и поболтаем с охранниками.
Так как особого наплыва посетителей В клуб в этот день не наблюдалось, машин на стоянке было не так много. Двое охранников прохаживались вдоль низкого ограждения и явно скучали.
— Этот парень дежурил в ту ночь, когда нас хотели кокнуть, — обрадовался Мишка и направился к охраннику, а я потрусила следом. — Привет, — кивнул он парню и протянул ему руку, тот пожал ее, а Мишка спросил: