— Катюша, — тихонько позвал, легко поглаживая дрожащие плечики. — Ты скоро в ледышку превратишься. Давай, я тебя в одеяло закутаю? Иначе начнешь кашлять. Как я буду с тобой по телефону разговаривать завтра? Во-о-от!
Не отпуская, придерживая за спину, стащил с кровати одеяло. Завернул ее всю, с ног до головы, поднял на руки, успев уловить испуганный вздох. Плюхнулся в кресло, стоявшее у окна и усадил боком к себе на колени.
— Слушай, — проговорил, стараясь, чтобы голос звучал, как можно, более весело. — Я тебя та-акому научить могу! Маринке тоже недавно показывал. Есть масса замечательных способов сделать больно мужчине! Просто куча способов! Я покажу тебе приемчики! Потренируешься. И будешь совершенно неуязвима! И бояться тебе будет некого!
— На тебе тренироваться буду? — хрипловато, все еще всхлипывая, прошептала она.
Блин, Катя! Что же ты делаешь! Зачем так дышишь… влажно в мою шею? Вроде бы, я постарался обезопасить себя от тебя одеялом этим — согреть и преграду возвести между нами. А ты что делаешь? Два слова всего — и все старания мои коту под хвост! Но не сказал всего этого — от подобных заявлений, как пить дать, убежит! Сказал другое:
— На мне-е? Да вы, Барышня, совсем совесть потеряли! Я ж это… в аварии пострадал! На мне нельзя! Да и знаешь ли, эти приемчики могут привести к потере некоторых мужских функций. А мне очень бы не хотелось в расцвете сил стать импотентом! Так что не форсируй события!
Это было рискованно! Я понял уже в процессе, уже когда начал говорить. Может быть, вообще, нельзя с ней на темы подобные? Но она все так же смирно сидела на моих коленях, все так же горячо дышала в мою шею. Мука! Чистая мука, Изотов! А надо терпеть… Ну, не всё, не всё сразу! Но она вдруг засмеялась! Хм…
— Изотов, кто из нас их форсирует? Ты полчаса назад спрашивал, сможешь ли меня когда-нибудь за руку взять! А сейчас взял… и взял за… всё!
— Ты сама взялась! А хотя… Да! Я такой — я всё могу! Чего ты хочешь? О чем мечтаешь? Я ведь, если захочу, любую твою мечту исполню!
Ну, чего она может хотеть? Я догадывался уже, ведь обсуждали это в переписке — на море не была, не видела ничего. А может, скажет, что нормальной стать хочет — об этом ведь тоже разговаривали. И у меня были варианты, как эти желания исполнить! Но Катя сказала другое…
— Ребенка хочу.
— Ч-ч-что? — меня точно молнией пронзило! Кто это сейчас говорит? Может быть, вместо Кати в комнате какая-то другая женщина пряталась? Может быть, у меня слуховые галлюцинации? Сразу курить захотелось — когда напряженно о чем-то думал, всегда этого хотел дико, хоть и бросал уже столько лет!
— Э-э, нет-нет, не в том смысле! Я не сама хочу… Я это… в детском доме бы взяла! Вот такую бы девочку, как твоя Марина — милую, ласковую, кудрявую.
— Вот еще! Кудрявую! С ума сошла! Лучше мальчика и лысенького — знаешь как тяжко по утрам ей косы плести!
— А ты умеешь косы? — восхитилась она. Я еще и не то умею, Катюша!
— А то! Хочешь, покажу на тебе?
— Нет-нет, на мне не нужно! — Катя дернулась в сторону.
— Всё-всё, не буду! — я развел в стороны руки, испугавшись, что такой мелочью напугал все-таки!
И она осталась.
36 глава. Катя
Я совсем забыла, что Марку ехать завтра, что спать давно пора. Я упивалась новыми ощущениями, я напитывалась ими! Мне было волнительно и страшно, но вовсе не так, как всегда до… него, как всегда с другими людьми до появления в моей жизни Марка.
Я могла не просто коснуться его, я могла сидеть у него на коленях! Он обнимал меня! Я ревела у него на груди! И от воспоминаний об этом становилось стыдно, конечно, но испытанное мною непередаваемое, сильнейшее облегчение было сильнее стыда. Словно я долго-долго несла в гору огромный груз, а потом оказалось, что рядом шагает кто-то, с кем можно этим грузом поделиться!
Ну, и сам факт того, что Я могу его касаться обескураживал! Только мама могла трогать меня до этого! Даже Аленины прикосновения я не всегда выносила! А ему можно! И мне от этого не плохо! И даже совсем немного, в глубине души, мне чуть-чуть хорошо от его прикосновений!
Вот гладит Марк меня по спине через одеяло, а я чувствую нежность… Он говорит-говорит что-то… А мне тепло и уютно. Мне нормально. Он не тронет. Он не обидит. Он не причинит боли. Он… Марк… И я не хочу засыпать сейчас — мне слишком хорошо, чтобы пропускать эти мгновения… Но ничего с собой поделать не могу..
— Давай все-таки в парк выйдем? Только по очереди, хорошо? — настаивал Мишель.
— Но я одежду отдала слуге! Там же мороз. И сапожки сняла, — Катя с сомнением посмотрела на свои новенькие туфельки.
Конечно, ей тоже очень хотелось поговорить с Мишенькой наедине, но ведь в парке снег! Да и если папенька об этом узнает, такой скандал будет!
— Там в парке домик стоит — личные владения Жоржа Стоянова, это сын хозяев и, по совместительству, мой лучший друг! Там праздник получше этого сейчас начинается! Честное слово! Я тебя перенесу от крыльца к крыльцу, обещаю! Ты даже снега и не заметишь! — убеждал Мишель. И глаза его так призывно искрились, так притягивали Катин взгляд, что она готова была на все, лишь бы он и дальше так смотрел на неё!
— А если папенька узнаёт? Если кто-то заметит? Позору не оберешься! — ещё пыталась возразить, изо всех сил ещё цеплялась за доводы рассудка Катенька. Но любопытство уже пересиливало! Уже представлялось, как Мишенька подхватит её на руки и легко, словно пушинку, понесёт далеко-далеко! В детстве старшие братья часто носили её на руках — Катя была самой младшей в семье, к тому же девочкой, и каждый из них считал своим долгом заботиться, всячески демонстрировать чувства к ней. Но ведь это совсем другое — быть на руках у Мишеньки!
— Никто ничего и не заметит! Мы ненадолго совсем! Туда и обратно…
Миша ушёл, пообещав ждать её у выхода с одеждой, а Катенька улучила момент, когда отец отправился курить сигары с другими мужчинами, а мать ушла к столу с хозяйкой дома, и, осторожно озираясь по сторонам, вышла из бальной залы. Она почти не помнила, как на плечах оказалась шубка — то ли сама забрала, то ли Мишель постарался. Как привязанная, шла за мужчиной, поражаясь ширине его плеч, восхищаясь статью, любуясь красивой волной, в которую на Мишином затылке были уложены темные волосы.
Путь до сравнительно небольшого домика, как показалось Кате, занял всего несколько мгновений — вот только она задохнулась от восторга, очутившись на руках у Мишеля, мороз едва-едва коснулся ног, и вот уже она стоит в теплом и странно темном доме… А мужчина зачем-то запирает дверь… И голосов не слышно… И никто навстречу не выходит! Да и что-то подсказывает, что нет в этом доме никого сейчас, кроме них двоих. Или… или все-таки есть? Кто-то крадется в темноте — скрипят половицы!
— Мишель? — Катенька шагнула к нему, ища объяснений своей внезапной тревоге, а ещё рассчитывая на защиту! Ей казалось, что сейчас эта странная ситуация перейдет в шутку — окажется, что где-то здесь прячутся люди, что они выпрыгнут из своих укрытий и… — Мишель, что происходит?
Теперь он был совсем не такой, каким казался совсем недавно в большом, заполненном людьми, доме. В полутьме… (Катеньке все не удавалось понять, где находится источник неяркого света) мужская фигура казалась мощнее и плечистее, чем была на самом деле. Он молчал, стоял, закрывая своей спиной выход, и смотрел на неё. Катя кожей своей, всем телом чувствовала этот обжигающий, пугающий до дрожи в коленях, взгляд.
И хоть сейчас Мишель пугал её, в тот момент, когда откуда-то сбоку донесся скрип половиц, Катенька бросилась с нему, как к единственной защите…
— Привёл? — раздался насмешливый незнакомый голос.
— Принёс, — в тон ему ответил Мишель. — Что если кинутся искать?
— Сюда, точно не сунутся — я же ещё из поездки не вернулся! Никто не знает, что прибыл ещё вчера. А ты сделал вид, что уезжаешь?
— Да, даже экипаж отправил домой…
— Ну, тогда не будем терять время зря… Милая барышня, прошу вас следовать за мной!
Катенька не понимала, что от нее хотят, не понимала, зачем её привели сюда, но совершенно четко знала, что вот-вот с нею произойдет что-то ужасное, мерзкое, жуткое, что навсегда изменить жизнь, что испортит все хорошее, что в ней когда-либо было…
37 глава. Катя
— Катя, — Алена, сжав пальцами виски, ходила по моей комнате, всем своим видом показывая, что она в ужасе от происходящего. — Помнишь, пять лет назад у вас парень был на стажировке? Помнишь, чем закончилась эта его стажировка? Мы два месяца лечились после того, как он тебя в подсобке зажал.
О том случае сейчас я вспоминала спокойно. И чем больше времени проходило, тем больше казалось мне, что Семён тогда вовсе не зажал меня, а всего лишь обнял. Просто я, наверное, тогда к такому была не готова. А сейчас? Сейчас, получается, готова?
— Не "мы" лечились, а я! — заявила сестре, забираясь на подоконник с ногами.
— Ты думаешь, твои срывы мы с мамой переносили безболезненно? Ты думаешь, нам легко было? — Алена в праведном гневе остановилась рядом со мной, заглядывала в лицо и ловила взгляд…
— Ничего я не думаю, — буркнула ей в ответ.
— Да мы с ума сходили из-за тебя! Да я…
— Алёна! — перебила её, не желая больше слушать то, что слышала сотни раз в своей жизни. — Позволь мне Мою жизнь прожить без вашей помощи! Самой!
Она опешила. И некоторое время я, бессовестная, с плохо скрываемой улыбкой наблюдала, как сестра осмыливает услышанное.
— Я не хочу потом вытаскивать тебя из полубессознательного состояния! Не хочу, чтобы из-за тебя с мамой снова инсульт случился! Тебе, наверное, пролечиться пора, раз так заговорила! — сестра, высказавшись, тут же сменила тон, заговорила ласково, уговаривая меня. — Давай, я позвоню Сергею Викторовичу и договорюсь с ним, чтобы тебя положили на недельку в отделение? И с этим твоим… С Марком Изотовым поговорю… Чтобы не ходил больше… Я тебе только добра хочу, Катюша! Я за тебя переживаю!