– Не забрали в армию, а призвали, – проворчал Серега. – Это при царизме людей забирали в армию.
– Нид хелп? Нид хелп? – твердил как попугай офицер с двумя нашивками на погонах, потом спохватился, козырнул и представился: – Лефтенант джуниор грэйд Питер Келлер, Ю-ЭС-Эй Нэви. Уоррент оффисэ Джо Салливан. – Он ткнул пальцем в молчаливого мужчину, стоящего рядом, с такими же золотистыми нашивками на погонах, но украшенных синими вкраплениями.
– Сможешь перевести? – проскрипел Ахмет. – Старший сержант Затулин, рядовые такие-то… Союз Советских Социалистических Республик, военнослужащие, караульное подразделение. Можешь добавить, что мы тут как бы бедствие терпим, много дней провели без еды.
Полонский кашлял, вцепившись в борт, подбирал слова, произносил их с чудовищным акцентом. Американские военнослужащие недоуменно переглядывались. Лейтенант младшего ранга Питер Келлер сглотнул и что-то шепнул своему помощнику, уоррент-офицеру Джо Салливану. Тот сделал удивленное лицо. Офицер снова что-то тараторил, делал приглашающие жесты, потом сообразил, что «вероятный противник» его не понимает, начал говорить помедленнее, четко произносил слова.
– Кажется, приглашает на корабль, – неуверенно сказал Полонский. – Говорит, что мы нуждаемся в лечении, все такое. Уверяет, что не сделают нам ничего плохого, что на корабле нас накормят, напоят, покажут врачу.
– Командир, но это вражеский корабль, – простонал Серега. – Мы не можем, дали присягу, станем предателями!
– Филипп! – прокаркал Затулин. – Скажи этим парням, что мы их всячески благодарим, но не можем принять заманчивое предложение. Он тоже солдат, должен понять. Наша баржа на плаву, просто в ней нет горючего. Если их не затруднит, пусть дадут нам карту, продукты, солярку. Мы сами доберемся отсюда до своих.
– Через весь океан? – засомневался Филипп. – Ты уверен, что наша баржа до сих пор на плаву? Ладно, командир, воля твоя. – Он снова начал что-то говорить американским морякам, у которых от изумления отваливались челюсти.
Первым не выдержал Серега. Он терпел до последнего, ухитряясь при этом презрительно усмехаться. Но наступил предел, закружилась голова, и тело потеряло чувствительность. Он ударился грудью о борт, начал сползать, закатив глаза. Качнулся Федорчук, автомат пополз с плеча, упал на палубу, глухо звякнул. Закашлялся Полонский, перегнулся через борт, изрыгая спазмы рвоты и никаких остатков еды. Сержант Затулин держался дольше всех, но тоже чувствовал, как палуба уплывает, а море и небо готовы поменяться местами.
– Будем дальше выеживаться? – кашлял Полонский. – Давай, это очень умно.
– Хорошо, – скрипел сержант, схватившись за брус борта. – Скажи им, что мы готовы принять помощь, если они настаивают.
– Хелп ас, – исторг на последнем издыхании Полонский, и люди на катере пришли в движение, засуетились.
– Подожди, Филипп. – Перед глазами уже густела мгла, но сержант еще помнил о своей ответственности. – Переведи им. Наша баржа должна остаться в целости и сохранности, это государственное имущество. Наши автоматы должны быть с нами. Мы несем ответственность за свое оружие. Каждый оставшийся патрон следует пересчитать и сохранить.
Он падал, на борт перескакивали какие-то люди. Кто-то подхватил его под мышки. От мужчины остро пахло одеколоном. Сержант не чувствовал ног, сознание ускользало, слова незнакомого языка сверлом вгрызались в мозг.
– Они спрашивают, сколько дней мы просидели без еды на этой барже, Ахмет, – доносился откуда-то издалека шепот Полонского. – Фифти дэйз, товарищи американцы, фифти дэйз.
– О, май гад! – потрясенно бормотали где-то рядом. – О, май гад! Зис из инкредэбл.
Провалы в памяти парней были не тотальными. За кадром осталась морская прогулка на катере, но смутно вспоминалась доставка на борт авианосной громадины под названием «Kearsarge». Их волокли по трапам, поднимали по каким-то лестницам, бережно передавали с рук на руки. От носилок солдаты отказались, пытались передвигаться самостоятельно. Их поддерживали. Они брели и глупо улыбались толпящимся людям с изумленными глазами. Это был целый город! Со своими зданиями, улицами, транспортом. Толпы военнослужащих в незнакомой форме – офицеры, младший состав. Кто-то носил гражданское, кто-то был одет с явным отступлением от устава. Люди шептались, поглядывали с опаской, заблаговременно уступали дорогу.
Снова пришла тьма, сознание вернулось в продолговатом помещении, похожем на столовую. Длинный стол из пластика и алюминия, гладкая лавка. Картинки на стенах, фотографии женщин в купальниках, звездно-полосатый флажок. Они сидели вчетвером за одним столом, бледные, похожие на китайских хохлатых собачек. Сзади их поддерживали. Вряд ли у парней хватило бы сил сидеть самостоятельно. На столе лежали ложки. В дверь заглядывали любопытствующие, но их не пускали. В помещении мелькали офицерские мундиры, а лица их носителей читались с трудом. Курносый чернокожий паренек с ранними залысинами – видимо, повар, судя по фартуку на животе – наливал из бака в тарелки наваристый мясной бульон. Приятный запах щекотал ноздри. Это было правильно, никакого супа с гущей, только бульон. С голодухи наедаться нельзя.
Ахмет сидел ближе всех, ему и досталась первая тарелка. Повар поставил ее и почтительно что-то пробормотал, видимо, пожелал приятного аппетита. Желание схватить ложку и в один присест умять это благолепие просто выгибало. Но сержант нашел в себе силы пробормотать «спасибо», покосился на Филиппа, сидящего рядом, и передвинул ему тарелку. Недоуменный гул прошелестел по столовой. Филипп уставился на бульон как на все блага мира в одном флаконе, вздохнул и переместил тарелку дальше – полуобморочному Сереге. Тот с шумом втянул в себя ароматный дух бульона, отыскал дрожащими пальцами ложку, хрипло выдохнул и передвинул тарелку Федорчуку. Вовка покосился через левое плечо – пятого в команде не было – схватил ложку, задрожал и стал ждать, пока повар нальет остальным.
Американцы пожимали плечами, недоверчиво покачивали стрижеными затылками. Приосанился лейтенант младшего ранга Келлер. Мол, это я привез на судно этих ребят. А парни чувствовали внимание, прикованное к ним, ели с достоинством, не спеша, погружали ложки в тарелки, дули на бульон. Они вливали в рот ароматную, изобилующую жиром жижу, сваренную на говяжьих костях, жмурились от наслаждения. Бойцы размеренно работали ложками, и лучше не говорить, каких усилий это стоило. Закончив, все облизали «инструмент» и поблагодарили: Филипп по-английски, остальные по-русски. Заволновался чернокожий поваренок, начал что-то говорить. Судя по жестам, предлагал добавку. Переглянувшись с товарищами, Ахмет покачал головой. Достаточно для первого раза. Вот разве что водички…
Их отвели в отдельную палату на четыре койки. На авианосце имелся свой госпиталь. Из дверей снова высовывались люди, шептались, провожали их взглядами, исполненными любопытства. Парни вставали на весы. Каждого при этом поддерживали двое.
– Нормальный вес для настоящих мужчин, – пошутил Филипп.
У кого-то сорок килограмм, у кого-то целых сорок четыре. С курорта вернулись, блин! С первородным ужасом они таращились на себя в зеркало, недоверчиво ощупывали бороды, кожу. Их фигуры явно не стремились к форме шара.
Они еще были в сознании, когда в палату вторглись офицеры высокого ранга в белоснежных рубашках. Первым к койкам приблизился седовласый мужчина с мясистым породистым лицом. Его глаза настороженно поблескивали. На левом рукаве посетителя красовалась эмблема военно-морских сил – синее кольцо, окантованное золотом, на нем надпись: Department of the Navy. United States of America, в центре крылатый парусник.
Ахмет насчитал на погонах офицера четыре золотистых галуна и почему-то подумал, что это старший сержант. Он сделал попытку привстать с кровати, проявить элементарную вежливость, но военный предупредил знаком: не надо, и сел на табурет, откуда мог видеть всю четверку. Опытный морской волк был озадачен нестандартной ситуацией. Он понятия не имел, кто такие эти русские, как к ним относиться и что предпринять. Одно понятно: они не лазутчики, банальные жертвы обстоятельств, на долю которых выпали серьезные испытания. Как и люди Затулина, американский офицер, по-видимому, никогда не видел так близко солдат, с которыми ему придется сражаться в Третьей мировой войне.
В беседе были затронуты важные аспекты текущего момента, и обе стороны расширили информацию, имевшуюся у них. Общение проходило в режиме испорченного телефона. Филипп Полонский, напоминающий освобожденную жертву концлагеря, возлежал на кровати, еле ворочал языком, переводил «туда и обратно» знакомые слова, а незнакомые игнорировал. Он изложил, как уж мог, увлекательную историю пятидесятидневного путешествия советских солдат, чем явно сбил с толку высокопоставленного офицера. Собеседник состроил уважительную мину, но, похоже, не совсем поверил этой байке. Он уверил Ахмета через импровизированного переводчика, что долго игра в испорченный телефон не продлится. Как ни странно, в огромной команде авианосца Kearsarge нет ни одного человека, кто мог бы свободно изъясняться по-русски. Но заявка на нормального переводчика уже сделана. Через пару дней его доставят вертолетом с Гавайских островов, а пока придется изъясняться таким вот смешным образом. Он видел, как советские солдаты ели бульон, и эта картина его потрясла. А также то, что никто не попросил добавки. Он многое повидал в своей жизни, сталкивался с людьми в подобных ситуациях, но никогда не наблюдал такой выдержки, разумного понимания ситуации и заботливого отношения к товарищам. Он снимает шляпу и искренне сожалеет, что парни не являются гражданами Америки. Его зовут Франклин Денозио, капитан первого ранга, командир корабля. Авианосец, которым он командует, входит в тактическую авианесущую группировку Третьего флота США, направляется из Японии, где проводились учения, в Калифорнию. Судно приписано к военно-морской базе в Сан-Диего, но в данный исторический момент направляется в Сан-Франциско, куда прибудет через две недели.