, для принятия решения им требуется больше времени. Как знать. – Барышня иронично усмехнулась. – Или информации. Той, что предоставила советским дипломатам американская сторона, кремлевским чиновникам, видимо, недостаточно. Все будет хорошо, господа. За последнее десятилетие мир изменился. Это невзирая на появление понятия «холодная война». Коммунистическая партия Советского Союза понимает, что она живет не в вакууме и обязана соотносить свои решения с мировым общественным мнением. В ваших властных структурах есть вменяемые дальновидные люди.
– Они там были всегда, – проворчал, ощетинившись ежом, Серега.
– Господа! – Кларисса шутливо замахала ладошками. – Прошу простить, меня занесло. Мы сегодня говорим не о сталинских репрессиях или многомиллионных жертвах последних войн. Речь идет об отважном поступке четырех симпатичных ребят, оставшихся людьми в нечеловеческих условиях. Вы не спешите, господа, нет? – Дама улыбнулась. – Минутка найдется? Поведайте же нам об испытаниях, выпавших на вашу долю. Как вы оказались в океане? Вы не моряки, не морпехи…
Минут через двадцать заткнулась печатная машинка. В кубрике царило изумленное молчание.
– Невероятно! – Кларисса недоверчиво покрутила симпатичной головкой. – Будь я журналисткой, сказала бы, что это бомба. Кстати, вы должны это знать, господа. – Девушка сделала сосредоточенную мину. – Восемнадцатого марта, за два дня до прибытия авианосца в Сан-Франциско, на его борту состоится большая пресс-конференция с участием корреспондентов ведущих новостных агентств. Главные герои – это вы.
– А это еще зачем? – Ахмет втянул голову в плечи.
– А что такое пресс?.. – начал Федорчук, но заткнулся, получив от Филиппа коленом по бедру.
– Увы, господа, это неизбежно, – сказала Кларисса. – Героические поступки подразумевают освещение их прессой, от этого никуда не деться. Командование Третьего флота уже дало свое согласие. Будут корреспонденты американских, британских и некоторых других мировых агентств. Их доставят на борт авианосца вертолетами с базы в Сан-Диего. К сожалению, советская пресса заявок на аккредитацию не подавала. Так что придется вам, ребята, отдуваться. – Она сочувственно улыбнулась. – Предупреждаю заранее, чтобы у вас было время подготовиться. Это, кстати, в ваших интересах. – Кларисса понизила голос, покосилась на офицеров, вытягивающих шеи. – Как вы себя подадите, такое мнение и сложится о вас у советских властей. Разумные люди понимают, что находиться в гостях у противника – это всего лишь досадное стечение обстоятельств. Предательством называется нечто другое. Вы понимаете мою мысль?
– А лапти и телогрейки выдадут? – осведомился Филипп.
Шутка девушке понравилась. Она прыснула, а потом, отсмеявшись, смерила внимательным взглядом кучерявого солдата, ранее обделенного ее вниманием. Филипп смутился. Кларисса тоже.
– Ну вы и придумали, господа хорошие! – протянул оробевший сержант и поежился. – Кларисса, а можно нам не ходить на пресс-конференцию?
Этим же вечером, после положенных процедур и наспех съеденного ужина, в палате царило мрачное молчание. Парни в меру своих представлений о жизни осмысливали последние известия. Федорчуку на пальцах объяснили, что такое пресс-конференция.
Он испуганно присвистнул и спросил:
– Это что же, все в зале и на нас смотрят?
– А мы в президиуме, – проворчал Ахмет. – Сидим такие важные, прямо как почетные животноводы.
– А вот Филиппу все равно, – подметил Серега. – Лежит, мечтает.
– Девчонка понравилась? – встрепенулся Ахмет.
Полонский не ответил, глянул искоса и вновь уставился в потолок. Он лежал на кровати, забросив руки за голову, и думал о чем угодно, только не о плачевном положении, в котором оказалась четверка солдат.
– Не по нашу честь, Филипп, – вздохнул Федорчук. – Такая фифа!..
– К тому же враг идейный, – добавил Серега. – Заметили, какую иронию приобретает ее голос, когда речь заходит о руководстве партии и правительства? Несознательный ты кадр, Полонский. В Союзе девчонок не хватает? Она же старше тебя. А вдруг эта Кларисса работает на американскую разведку, ты об этом подумал?
– Ну чего привязались? – Полонский разозлился и отвернулся к стене. – Лежу, никого не трогаю, дом вспоминаю. Какая на хрен девчонка?
– Ну все! – усмехнулся Ахмет. – Увяз наш кучерявый.
Тему можно было развить и углубить. Серега собирался позубоскалить, но тут в дверь постучали, и в палату вторгся подтянутый офицер с одиноким галуном энсина на погонах. Это флотское офицерское звание ниже лейтенанта.
– Ай эм сори, – сказал он гортанно и посмотрел на бумажку. – Мистер саджент За… Затуллинн… – Офицер насилу выговорил сложную фамилию и разразился лаконичной, но непонятной речью.
– Филипп, расшифруй, – проворчал Ахмет.
Филипп повернулся и озадаченно приподнялся на локте. В его глазах металось беспокойство.
– Разрази меня гром, командир! – засипел он взволнованно. – Но тебя к телефону просят. Этот парень проводит тебя в узел связи.
Ахмет почувствовал, как его позвоночник покрылся коркой льда.
В зале управления и связи шныряли люди в форме. Работали приборы, похожие на осциллографы, напротив них сидели служащие в наушниках и занимались таинственными манипуляциями. При виде человека в больничной пижаме военные оживились, стали перешептываться. Кто-то подмигнул, засмеялся. Впрочем, в сам зал они не заходили. Энсин потянул Ахмета за рукав и ввел в глухое помещение справа от входа, где имелся только стол с горой аппаратуры. Телефонная трубка, соединенная с устройством связи закрученным шнуром, лежала на столе.
– Плиз, се, – сказал энсин, небрежно козырнул и смерил человека в пижаме беглым заинтересованным взглядом.
– Спасибо, – кивнул Ахмет.
Член команды испарился из переговорного пункта, а сержант Затулин с суеверным страхом разглядывал телефонную трубку, не решаясь ее взять. Ему всегда хватало самообладания, на барже он пережил самое страшное, что только можно, а теперь выясняется, что по-настоящему еще и не боялся! Ноги отнимались, холодный пот струился по позвоночнику. Ахмет должен был что-то делать, не стоять же столбом весь вечер! Он собрался с духом, глубоко вздохнул…
– Сержант Затулин слушает.
– Здравствуйте, Ахмет Анверович, – произнес вкрадчивый мужской голос.
– Здравия желаю.
– Ах, оставьте эти уставные штучки. Ваш собеседник – человек не военный. Имею честь представиться – корреспондент газеты «Правда», аккредитованный в Нью-Йорке, Стрельцов Борис Егорович.
– Слушаю вас, Борис Егорович.
– Ваш голос не дрожит, Ахмет Анверович, это хорошо, – сделал вывод журналист. – Можете не сомневаться, я действительно корреспондент «Правды» в Нью-Йорке Борис Стрельцов.
«В основное рабочее время», – мрачно подумал Ахмет и осведомился:
– А почему я должен сомневаться, Борис Егорович?
– Действительно, – усмехнулся собеседник. – Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, уже лучше.
– Ваши люди?
– Тоже неплохо. Ребята понемногу выздоравливают. – Ноги сержанта продолжали подрагивать, но модуляцией голоса он уже владел.
– Замечательно, Ахмет Анверович. Американские военные любезно разрешили мне связаться с кораблем, на котором вы сейчас находитесь. Полагаю, нас прослушивают, но мы ведь не разглашаем государственных тайн, верно? Нам известно о том, что случилось с вами и вашими людьми. Должен признаться, вас считали погибшими. Рад, что это не так. Ваш караул действительно совершил беспримерный героический поступок, вступив в борьбу со стихией и одолев ее. Партия и правительство уверены, что вашей вины в случившемся нет. – Журналист многозначительно замолчал.
– Послушайте, Борис Егорович, нас ведь действительно унес тайфун, мы поздно узнали о штормовом предупреждении. Начальник караула и радист ушли в поселок, команда тоже отсутствовала. Мы дважды направляли баржу к берегу, чтобы выброситься на скалы. Потом закончилось горючее.
– Вы словно оправдываетесь, Ахмет Анверович, – пожурил сержанта журналист. – Не нужно этого делать. Повторяю, вашей вины в случившемся нет. И то, что вы оказались на борту корабля НАТО, – лишь досадная нелепость. Или везение, учитывая ваше тогдашнее состояние. Оказались, так сказать, нужным местом в нужное время, – пошутил корреспондент. – Я слышал, что через несколько дней на борту корабля состоится пресс-конференция. Вы, конечно же, в курсе?
– Да, нам сказали.
– Мы не можем вам запретить в ней участвовать. Это было бы глупо. Скажу даже больше – вы должны в ней участвовать. Слишком важное событие в свете нашумевшей истории. К сожалению, советская пресса в этом, гм, действе не участвует. На то имеются весьма резонные политические мотивы. Надеюсь, вы знаете, как себя вести? Что можно говорить, а о чем лучше промолчать? Не стоит забывать, что скромность украшает. С другой стороны, история раздута. Вы теперь герои. Нужно помнить, что за вашими спинами стоит великая страна, и нет смысла преуменьшать свои заслуги. Если информация верна, то ваш поступок действительно тянет на нечто экстраординарное.
– Что значит… если верна? – споткнулся Затулин.
– Вы должны меня понять, Ахмет Анверович. – Корреспондент рассмеялся, но как-то совсем не весело. – Будьте собой, ведите себя естественно, но не посрамите страну, которая дала вам все. Вы же комсомолец, сознательный гражданин Страны Советов. Что еще вам сказать в качестве напутствия? Ах да, – вспомнил Стрельцов. – Не забывайте, Ахмет Анверович, что вы сидите на бочке с порохом. Скорейшего выздоровления. – Журналист разъединился, а сержант обливался страхом и проклинал себя за малодушие.
Когда он вошел в палату, солдаты сидели на кроватях, нахохлившись как воробьи, и исподлобья его разглядывали. У сержанта не было уверенности в том, что палата не прослушивается американскими спецслужбами – ладно хоть не советскими! – но это обстоятельство его уже не волновало. Товарищи мрачно слушали его рассказ, усердно напрягали мозги.