Люди что-то говорили, выкрикивали: «Раша! Раша!», хлопали солдат по плечам, сокрушались, что те не понимают. Старик тащил тарелки с едой, еще одну бутылку.
Когда Ахмет попытался сунуть ему деньги, бармен сделал оскорбленное лицо и замотал головой.
– Нот долларз, нот пэй!
Более того, он приволок обратно Серегину купюру и принялся настойчиво впихивать ее ему в кулак.
Распахнулись двери за стойкой. Похоже, старик здесь жил. Оттуда повалили какие-то чернокожие женщины, дети. Звякнул колокольчик, и в заведение ввалились трое белых. Они удивились ажиотажу, царящему здесь, а когда разобрались, в чем дело, нездорово возбудились и стали принимать в нем живейшее участие. Толпа росла, звенели стаканы, гомон стоял, как на базаре. Люди подтаскивали стулья, заказывали выпивку. Заведение наполнялось новыми посетителями, привлеченными шумом. Мелькали прилично одетые мужчины в костюмах, военные. Появилась разбитная мексиканская девица в черных колготках, уж больно смахивающая на жрицу любви.
Солдаты оробели, но когда под дружный гогот сомкнулись бокалы, стали несмело улыбаться. Хихикал Федорчук. Его рассмешило, как глотает слова взволнованный мулат в жилетке на голое пузо. Что за язык такой дурацкий? Как они сами друг друга понимают? Сыпались имена: Джим, Стенли, Кимберли, Лючия. Каждый требовал, чтобы дорогие гости выпили именно с ним. Все что-то спрашивали, но попробуй разберись, чего они хотели. Смеялся Серега. Он уже достаточно наклюкался, чтобы вообразить, будто бы выпивает с американским рабочим классом.
Смешливая проститутка по имени Лючия подбиралась к Ахмету. Он опасливо косился на ее извивающиеся телодвижения. Для полного набора ему не хватало только этого.
Грубоватый мужик по имени Расмус недоуменно поглядел в газету и растопырил четыре пальца. Потом он поочередно ткнул в каждого из присутствующих, развел руками и показал три пальца.
– В туалет вышел, – сообразил Ахмет, поглядывая на часы. – Скоро будет.
– О, тойлет, тойлет! – Американец понятливо кивнул и удивлено покосился на дверь в глубине помещения.
Где же этот загадочный четвертый? Почему так долго?
Было весело, алкоголь тек рекой. Люди расслаблялись от души. Загремела негритянская музыка, пустились в пляс детишки. Парней уже качало, кружились головы. Глупо хихикал подвыпивший Серега. Раскатисто смеялся Федорчук. Кто-то из присутствующих совал ему салфетку, чернильную ручку и просил расписаться, а потом для верности и на обратной стороне. Время летело, заведение раскачивалось, словно находилось на корабле, плывущем через шторм.
Филипп Полонский опоздал на четыре минуты! И самое смешное, что он действительно вывалился из туалета! Потом парень рассказывал, что по шуму в «рюмочной» все понял, невидимкой просочился внутрь, прокрался в отхожее место вдоль стойки, а выходя в зал, намеренно споткнулся о стул, чтобы привлечь внимание. Люди восторженно закричали, бросились его обнимать. Удлинилась от изумления физиономия бармена. Филипп потерянно улыбался. Он выглядел несчастным, но вскоре и его втянуло в круговорот. Несколько штрафных весьма тому поспособствовали.
В разгар сабантуя, когда количество выпитого уже не поддавалось учету, а путана Лючия, оттеснив пьяных мужчин, добралась до своей жертвы, в заведение ворвались подчиненные Тоби Картера и трое полицейских. Видимо, самодельную веревку, свисающую из окна, все же заметили. Они кричали, возмущались, расталкивали людей. Обнаружив клиентов в целости и сохранности, хотя и в легкой степени невменяемости, Тоби Картер облегченно вздохнул.
– Господа, разве можно так себя вести? – пробормотал он. – Вас ищут по всему городу. Я настаиваю, чтобы вы немедленно вернулись в отель.
Толпа провожала героев до самых дверей. Они устали пожимать руки и выводить каракули, где только можно. Парни ввалились в номер, заперлись, и на них обрушилась непривычная тишина. Серега Крюков со стоном сползал по стеночке, остальные разбредались кто куда, стаскивая одежду.
– Филипп, как прошло свидание? – спотыкаясь, пробормотал Ахмет.
– Прошло… – Филипп бледнел, возвращаясь мыслями к недавним событиям.
Алкоголь не мог заглушить душевную боль.
– Пацаны, она сказала, что хочет от меня ребенка. Вот так и заявила. А еще говорила, что все понимает. Мы никогда не встретимся, тем более не поженимся, но ей очень хочется от меня ребенка. Во-первых, потому, что от меня, во-вторых, потому, что от героя. Это она так сказала. Кларисса почти все время плакала, просила меня остаться, но я же не могу!..
– Дела-а, – протянул Федорчук.
– Ты сделал ей ребенка? – спросил Ахмет.
– Кажется, да. Надеюсь, я не изменил Родине?
– Ерунда, – отмахнулся Серега, пытаясь привстать на корточки. – Наш мужик вырастет.
– А если девочка?
– Тоже нормально. Разведчицей будет.
Утро было страшнее атомной бомбардировки Хиросимы. Герои вчерашнего дня стонали, хватались за головы. А только очнулись, возмущенно затрезвонил телефон.
– Возьмите кто-нибудь трубку, – стонал Филипп из санузла. – Я не могу, сижу тут на белом коне.
Ахмет стоически доковылял до аппарата, поднял трубку.
– Наслышан уже, товарищ сержант, о ваших вчерашних подвигах, – неласково проговорил консул Советского Союза. – Вы в своем уме? Что вы творите? Кто вам разрешил покинуть отель?
– Не велите казнить, Павел Михайлович, – прохрипел Ахмет. – Просто расслабились. Никаких сомнительных контактов. Мы наводили мосты дружбы с местным рабочим классом. Уверяю вас, встреча с трудовой общественностью прошла на должном уровне.
– Высеку! – взревел консул. – Герои, мать вашу! Живо в ванну, под контрастный душ! И чтобы через час были как огурцы! Забыли, что в одиннадцать утра у вас пресс-конференция?!
Стыдно признаться, но забыли. Ответственное мероприятие в мэрии города Сан-Франциско прошло на самом высоком уровне. Зал рукоплескал. Престиж страны взлетел еще на одну ступеньку. Парни держались и выглядели настоящими героями. Правда, Серега уснул на самом интересном месте, но быстро очнулся от грома аплодисментов. Мэр Джордж Кристофер торжественно вручил героической четверке символический золотой ключ от города. Фактически он был изготовлен из прессованного картона, но предъявлять претензии никто не стал. Впоследствии героям рассказали, что до них такие ключи вручали только Галине Улановой и Никите Хрущеву.
В тот же день отличившийся караул отвезли в международный аэропорт Сан-Франциско, посадили на самолет и отправили в Нью-Йорк. За два часа полета у советских граждан существенно прибавилось друзей, невзирая на то, что за всем происходящим с неудовольствием следили парни в штатском. В Нью-Йорке в закрытой машине их отвезли на Манхэттен. В пентхаузе высотного дома, откуда открывался завораживающий вид на город, солдат встретили представители советского посольства. Беседа прошла без осложнений.
– Вам нужно отдохнуть, товарищи, набраться сил перед дальней дорогой, – заявил руководитель делегации. – Можете пройтись по магазинам, разумеется, под присмотром наших товарищей, а потом добро пожаловать на дачу.
В торговом центре на Манхэттене Ахмет купил себе кожаную куртку, которую носил потом тридцать лет. Парни приобретали какие-то гостинцы для родных, платки, кофты, часы. Полонский обзавелся книгами на английском языке. Неделю после этого они прожили в загородном доме советского посла, куда их привезли в машине с затемненными стеклами. Смертная тоска – кровати, комнаты, крохотный пруд перед домом, и совершенно негде разгуляться!
На пятый день затворничества Серега Крюков опух до неузнаваемости. Он ударился в панику, требовал врача, кричал, что его отравили. Докторша, прибывшая из посольства, уверила, что все в порядке, пройдет. Это естественный процесс после долгого голодания. Таким героям не к лицу ввергать себя в панику. Над Серегой хихикали, а на следующее утро из комнаты Филиппа донесся истошный вопль. Прибежала «спасательная команда» и обнаружила, что он опух еще больше Сереги, глаза под багровыми вздутиями почти не просматривались! На другой день та же напасть постигла остальных, и теперь уже Серега, у которого опухоль пошла на спад, ходил гоголем и над всеми глумился. Вовка и Затулин злобно ругались, а Филипп недоумевал – неужели это и есть та нация, что дала миру Толстого и Достоевского?
29 марта огромный трехтрубный трансатлантический лайнер «Королева Мэри» вышел из порта Нью-Йорка и взял курс на французский Гавр. Солдатам предоставили роскошную четырехместную каюту, в которой они проводили большую часть времени. Героев сопровождали неразговорчивые люди. Парни запинались о них в коридоре, на палубе. Чем дальше отплывало судно от Америки, тем меньше оставалось желания веселиться и приятно проводить время. Вновь в подкорке рождался страх. Их узнавали, просили автографы, набивались в друзья.
Капитан лайнера устроил парням экскурсию по судну. Они бродили по двухэтажному машинному отделению, по обеденному салону, не уступающему по размерам дворцовому залу. Дивились на скульптурную лепку, на гобелены и картины, на отделку стен из шелка, бархата и лучших древесных пород, на огромные зеркала и изящную мебель из красного и орехового дерева. Однажды Ахмету приснился сон, что «Королева Мэри» потеряла управление, исчезла вся команда, все две тысячи пассажиров, судно дрейфует по течению в неизвестном направлении и на нем абсолютно нечего есть! Он проснулся в холодном поту, а позднее товарищи признались, что и их посещали аналогичные кошмары.
Город Гавр, Париж, Эйфелева башня, неусыпный контроль со стороны спецслужб. Их снова узнавали, им улыбались. Люди подходили, брали автографы, просили что-нибудь рассказать. Гостиница на Елисейских Полях, из которой их забрали рано утром, повезли в аэропорт. Реактивный ТУ-104, улыбки взволнованных стюардесс. Такие люди, и почти без охраны! Беспосадочный перелет до Москвы. Сердце вновь тревожно сжалось и уже не отпускало, пока шасси самолета не коснулись посадочной полосы.
– Парни, я что-то боюсь, – шептал, вцепившись в подлокотники, Серега. – Вроде все нормально, и наши так говорят, а вдруг это хитрость такая?