– Мне кажется, это лукавство, миледи, – неожиданно вмешался подъехавший ближе Наран. – И вы забыли, что зверю чужды человеческие устремления. Он живет тем, что попроще: поесть, поспать и – да, найти подходящую самку. Тогда как у человека намного больше потребностей. И они гораздо сложнее, поэтому зверю их сложно понять. Тем более принять.
– И что с того?
– Если дать зверю волю, он не станет соблюдать непреложные правила, принятые в цивилизованном обществе.
– Это какие же? – насмешливо посмотрела на него я. – Нельзя громко рыгать за столом? Пускать газы? Так это вопросы воспитания, а не природы.
– Не только это, – насупился Наран.
– А что тогда? Стремление людей укутываться в тряпки?
– В том числе.
– И чем же они вас, дорогие мои, смущают? – усмехнулась я. – Тем, что отсутствуют? А олень в трусах вас, случаем, не смущает? Или ворона в платье?
– Они – звери, – непреклонно заявил Наран. – Зверью одежда не нужна. Но мы-то люди.
– И чем же вы принципиально от нас отличаетесь? Роар, когда я была в звериной ипостаси, тебе мешало отсутствие одежды? Может, ты краснел и бледнел при мысли, что на тебе самом больше нет портков?
Рыжик отвернулся и пробурчал:
– Это другое.
– Да почему же? Я и в звериной ипостаси такая же, что и сейчас. Все помню, все понимаю. Никакой разницы! Вообще, соображаешь? Или, может, ты вчера жил одними лишь инстинктами? Забыл, кто ты есть, кто такой Рокхет, Наран? Забыл, что иногда ходишь на двух ногах и ешь невкусную кашу?
– Это другое!
– Да где ж другое, если ты все тот же?!
– Это… – Роар смешался, не зная, как объяснить, но потом тряхнул головой и упрямо набычился.
– Что? – усмехнулась я. – За себя в зверином обличье ты уже не отвечаешь? Разве не этому вас всю жизнь учили? Контролировать зверя в любом облике? Не позволять инстинктам взять верх и при любых обстоятельствах оставаться человеком? Тогда в чем же разница, объясни? Если и ты, пока бегаешь зверем, остаешься человеком? Почему в одном случае тебя отсутствие одежды не смущает, а в другом ты готов волком выть, лишь бы не взглянуть на меня лишний раз?
– Потому что так неправильно, – непримиримо проворчал Наран, ткнув свою клячу пятками.
– Нет. Потому что вы сами придумали себе ограничения, – припечатала его я. – В чем-то ты прав – звери живут простейшими чувствами и желаниями. Но даже волки легко приручаются, если с ними правильно обращаться. Даже кошки делают то, чего от них попросят, если найти к ним нужный подход. Или, скажешь, не так, волк?
Наран в сердцах плюнул и умчался прочь, а Роар неожиданно задумался:
– То есть ты считаешь, что на самом деле зверя контролировать мы не должны?
– Должны, – улыбнулась я. – На то нам и дан разум. Но для этого можно использовать не только силу. Сам посуди: вчера у тебя не было такой возможности, но волк все равно тебя не подвел. Ты не мог его контролировать, а он не предал.
– Я… мне нужно подумать, – запинаясь, проговорил оборотень, нервно сжав пальцы на моей талии.
Я кивнула и раскованно потянулась.
– Думай. А я, пожалуй, навещу во-о-он те прелестные кустики, а потом еще немного посплю. Все равно до вечера делать больше нечего.
– Хочу молока! – заявила я, едва открыла глаза в следующий раз. – И свежезажаренного поросеночка! Или курочку! А можно и того и другого!
Роар, который до самого вечера так и продержал меня на руках, озадаченно крякнул:
– Где ж мы тебе молочка в такое время найдем?
– Скоро будет еще одно село. Скорее всего, последнее на границе с лесами друидов. Вот туда и заедем. Надеюсь, деньги у вас еще остались? – подозрительно прищурилась я.
– Остались, – успокаивающе махнул рукой приблизившийся Наран.
– Тогда точно заедем, – расслабилась я и, усевшись на лошадь, всмотрелась в быстро сгущающиеся сумерки. – Так. Давайте-ка прибавим шагу, а то, чует мой нос, скоро будет гроза. Мокнуть в лесу в такую погоду мне совершенно не хочется.
Лохматые одновременно покосились на хмурое небо, которое еще с утра было облачным. К вечеру его совсем затянуло, а среди и без того несимпатичных серых облачков стали появляться совсем уж темные тучи.
Такая же туча, только почти черная, наползла и на лицо едущего последним Рокхета:
– Мы туда не поедем.
– Что? – совершенно искренне обалдела я. – Что ты сейчас сказал?
– Мы. Не поедем. В село, – неестественно ровно повторил вожак.
– Роар, притормози-ка. Я хочу еще раз это услышать и убедиться, что мне не показалось!
Рыжик беспокойно поерзал, но лошадь все-таки придержал и откровенно встревожился, когда я встала и одним прыжком переместилась на круп семенящей рядом лошадки Рокхета.
Судя по всему, наш угрюмый друг некстати вспомнил, чем закончилось последнее посещение человеческого жилья, и не горел желанием проходить через всю эту суету повторно. Но, на его беду, мне на его мнение было начхать, а чтобы он получше это осознал, я вцепилась в его плечи, наклонилась к уху и промурлыкала:
– Хорошо, давай оставим кису без молочка. Только учти: спать эту ночь я буду на тебе, дорогой. Даже в том случае, если ты будешь категорически против.
– Меня не интересует твой комфорт, – сухо отозвался оборотень, даже не повернув головы. – Все, что от меня требуется, это доставить тебя живой во дворец друидов.
– Ты так уверен, что сможешь это сделать? – прошептала я и, наклонившись еще ниже, прикусила лохматому ухо, а пальцами медленно провела по чужой шее, прямо на ходу отращивая острые когти.
– Так как? Не передумал? – снова мурлыкнула я.
Рокхет поморщился:
– Нет.
После чего отмахнулся, и если бы я не спрыгнула с лошади сама, меня бы попросту скинуло на землю.
Ого. Кажется, наш несговорчивый вожак сердится сегодня больше обычного. Хотелось бы знать, что его так разозлило. Моя маленькая уловка по поводу Лори? Тот факт, что сегодня развлекать меня взялся Роар? А может, он просто не с той ноги встал и поэтому рычит?
В любом случае после нескольких суток молчания это был несомненный прогресс. За пару минут лохматый произнес больше слов, чем за предыдущие три дня. Да еще и на пинок неожиданно расщедрился.
Интересно, а до каких вообще границ простирается его сдержанность? И смогу ли я вывести его из себя по-настоящему?
– Ладно, – широко улыбнулась я, выпрямляясь и отряхивая ладони. – Значит, загляну в село без вас. Пока, мальчики! Увидимся утром!
– Стой! – ахнул Роар, когда я развернулась и преспокойно направилась в лес. – Бас, подожди! Не надо!
Я только махнула рукой, когда по дороге застучали копыта. Но кусты вдоль тракта росли пышные, густые, так что даже при очень большом желании лошади сквозь них бы не продрались. А мне напрямик было удобнее. Поэтому я прибавила шагу, затем перешла на бег и чуть не фыркнула, когда позади послышались яростно спорящие голоса, а затем ветки кустов затрещали, пропуская кого-то из лохматых.
Пра-а-авильно, мальчики. Одна я могу натворить немало дел в скромном и бедном человеческом селе. Денег-то у меня при себе нет. А молочка уж больно хочется. И поскольку коров доить я не умею, то правильно волки забеспокоились. Если дать моему зверю волю, он все стадо перережет. А не найдя того, что хотел, и к людям пойдет. В самом что ни на есть скверном расположении духа.
– Бас! – крикнул мне вслед рыжик, тщетно пытаясь догнать меня на своих двоих. – Постой!
Бесполезно: когда я не хочу, догнать меня не под силу даже другому баскху. Но лохматым мы об этом не скажем. По крайней мере, не здесь и не сейчас.
Село и впрямь оказалось там, где я помнила, – на вершине большого холма, который топорщился вверх острыми крышами и неровной линией частокола. В домах еще горели огни, ворота, насколько я могла судить, тоже не были закрыты, так что, если поспешить, парное молоко у меня сегодня все-таки будет. Если, конечно, кое-кто не надумает мчаться мне наперерез.
Как ни странно, до самых ворот меня никто не остановил и даже из лесу не проорал что-нибудь непечатное. А вот на въезде уже крутилось трое недовольных до крайности всадников, при виде которых мои губы сами собой расползлись в понимающей усмешке.
Впрочем, облегчать лохматым жизнь я не собиралась, поэтому, пользуясь темнотой, подкралась к забору вплотную и перемахнула на ту сторону неподалеку от ворот. Уже потом выбралась на главную улицу. Неторопливо прошлась вдоль домов, чтобы недогадливые спутники точно заметили. Услышала за спиной нарастающий стук копыт и, дождавшись, когда со мной поравняются взмыленные кони, с улыбкой встретила бешеный взгляд вожака.
– Ой, как хорошо, что вы все-таки успели к закрытию ворот. Кто-нибудь знает, где тут постоялый двор?
– Т-ты… – клацнул зубами Рокхет, чья хваленая выдержка, кажется, уже была готова улететь в бездну.
Я с готовностью кивнула:
– Угу. Я. Так мы идем или нет?
– Ну зачем ты так? – с укором спросил Роар, когда вожак хлестнул ни в чем не повинную лошадку и умчался вперед. – Он бы и сам согласился. Надо было лишь попросить… ты ведь тоже любишь, когда просят?
– Я женщина. Меня можно и нужно уговаривать. А задача мужчины – вовремя понять, когда это надо сделать, а когда не стоит даже пытаться.
– Эх, миледи, – огорченно вздохнул Наран.
Я лишь пожала плечами.
А что не так? Все равно ведь все получилось по-моему. От Рокхета только и требовалось вовремя сообразить, что именно так и будет. Но он заупрямился, обозлился и снова решил, что может мной управлять. А разве я давала для этого повод?
Постоялый двор нашелся быстро – волки отыскали его по запаху. Коней устроили сами, комнаты оплатили тоже сами, благо у хозяина имелось несколько свободных. Правда, устраиваться на ночь с кем-либо из волков я наотрез отказалась и отвоевала право спать в одиночестве, нахально заграбастав единственную комнатку под чердаком, откуда имелся выход на крышу.
А что? Мы, кошки, обожаем крыши, особенно в темное время суток. Оттуда все видно, все слышно. Над головой загадочно перемигиваются звезды. Именно на крыше появляется то неописуемое чувство, что, кроме нас и звезд, в этом мире вообще ничего больше нет. И за возможность снова испытать это восхитительное ощущение я была готова на многое.