– Кавалер, я не знаю, как так вышло, – сказал Гренер. – Клянусь! Отец меня посылал в авангард, я сам заглядывал в овраги, сам заезжал в лес, что у реки.
Волков отвел от него взгляд.
– Карл, сколько, по-вашему, было мужиков на этом берегу?
– На меня сразу навалилось полтысячи, – отвечал Брюнхвальд, – на роту Бертье в лес пошло еще полтысячи, может… четыреста. Еще и рыцари были, четыре десятка. Рене, сколько там у вас?
– Около пяти сотен, – отвечает капитан Рене.
Конечно, не было у Рене пяти сотен врагов, в отходившем к переправе отряде мужиков насчитывалось сотни три, Волков сам их видел. Неужели Роха и Рене перебили две сотни мужиков? Впрочем, не это его сейчас волновало.
– Около полутора тысяч человек противника было на этом берегу, включая кавалерию, и при этом вы никого не видели?
– Клянусь, кавалер. – Молодой человек опустил глаза.
«Жаль, что ваш папаша сгинул на том берегу, еще и три десятка кавалеристов с собой увел, с удовольствием отдал бы его под суд».
– Здесь обращайтесь ко мне по званию, – строго велел Волков. – Мы не в имении на ужине.
– Прошу прощения, господин полковник. – Молодой офицер поклонился и тут же продолжил: – Мы везде смотрели: ни следов башмаков, ни кострищ, ни подков на песке, ни конского навоза. Ничего такого. Пустошь безлюдная. Спросите у любого моего человека, они всю округу объехали.
Волков молчал, продолжал крутить эфес меча. Это странно, но он почему-то поверил молодому Гренеру. Наконец он вспомнил, что два его офицера тяжко ранены, и решил заканчивать совещание, еще раз огляделся.
– Господа, хочу знать, что вы думаете о сложившейся ситуации, и также хочу знать ваше мнение о том, что нам надобно в этой ситуации делать.
Брюнхвальд поморщился, трогая свою ногу, и проговорил:
– По званию мне первому надобно говорить, значит, скажу. Во-первых, мы попали в хорошую засаду, слава Господу, что враг торопился и не успел всеми силами выйти на этот берег, слава Богу, что стрелков не было, видно, не успели подойти. Окажись мужиков тут тысячи три, так нас всех бы уже на этом свете не было. Во-вторых, думаю, что к утру они еще переправят сюда людей. Враги знают, что нас мало. Переправят и врежут нам еще. Я бы так и сделал.
«Отличный у меня лейтенант. Все по делу, все правильно говорит».
– В-третьих, – продолжал Брюнхвальд, – если мы сбросим часть провианта, то сможем погрузить на телеги раненых и прямо сейчас уйти отсюда на Бад-Тельц. К утру мы там и будем. Мы сохраним все, что сможем: и провиант, и телеги, и лошадей, и всех оставшихся у нас людей. Конечно, похороним убитых сначала.
– Капитан Рене, – обратился Волков к родственнику, – а вы как считаете?
– Полностью разделяю мнение господина лейтенанта, – отвечал Рене с поклоном.
– Капитан Роха?
– Надо отсюда убираться, – буркнул тот, он был уже не совсем трезв, и немудрено: Гюнтера он от себя не отпускал. – И чем быстрее, тем лучше.
– Ротмистр Хайнквист? – Он теперь командир второй роты, значит, тоже старший офицер.
– Поддерживаю господ офицеров, – откликнулся тот.
Волков немного помолчал и заговорил с заметным упреком:
– Такое впечатление, господа, что вы все не видели, как наши телеги разбили эту дорогу. Это не дорога, а две канавы, по которым нам придется идти в темноте, а еще у нас на пути будет сломанный мостик. И ни при каких обстоятельствах мы до рассвета, даже до заката следующего дня в Бад-Тельц не попадем, как бы ни торопились. Думаю, что мужики догонят нас к полудню на марше: они смогут идти в три раза быстрее, чем мы с обозом, – или уже к вечеру будут ждать в Бад-Тельце. Я не думаю, что они выпустят такую добычу из рук. И тогда…
Он не закончил, все и так понимали, что будет тогда.
– И что же нам делать? – с опаской поинтересовался Рене.
Волков не успел закончить, как раз прибежал инженер Шуберт.
– Дозволите сказать, полковник?
– Прошу вас, господин инженер.
– У меня осталось сто восемнадцать человек. Остальные, – он развел руками, – сбежали.
– Прекрасно, – кивнул полковник, – они нам будут кстати. Мы думаем ставить лагерь. В темноте это, конечно, непросто, но я думаю, вы справитесь, инженер.
– Сейчас? – переспросил Шуберт.
– Да, друг мой, именно сейчас, нам требуются частокол и ров, и нужны они нам до рассвета, – твердо подтвердил кавалер, – пока мужики не начали атаку.
Все молчали, кроме Рене, он опять раздражал Волкова, так как почти срывающимся голосом закричал:
– Лагерь? Здесь?
– А что вам не нравится, капитан? Справа от дороги глубокий овраг, слева крутой берег, поросший лесом, перегородите дорогу с запада частоколом, окопайте его, а на входе поставьте рогатки, вот вам уже и хорошая позиция. Кстати, – Волков продолжал злиться на Рене, – назначаю вас комендантом лагеря.
– Как вам будет угодно, господин полковник, – растерянно отвечал капитан.
– Это рискованное решение, – заметил Брюнхвальд.
– Да, рискованное, но по-другому обоз мне не сохранить точно. Вас, капитан-лейтенант, и вас, капитан Роха, я прошу срочно быть у лекарей, а после немедленно ехать в Бад-Тельц. Прошу вас как можно быстрее поправлять здоровье и возвращаться в часть, – сказал Волков, хотя сам не до конца верил, что к тому времени, как офицеры поправятся, его часть все еще будет существовать. – Господа, отправляйтесь немедленно.
– Да, конечно, – отвечал Брюнхвальд.
– Слушай, Фолькоф, – забыв про всякую субординацию, начал спьяну фамильярничать Роха, – может, мне с тобой остаться?
Это было грубо, но Волкову понравилось, что этот колченогий наглец не хочет его бросать.
– От тебя раненого толку будет немного, к врачу езжай, к монаху, как он тебя подлатает, так и вернешься. Это приказ.
– Ясно. Ладно, еще немного выпью и поеду болт из ноги доставать да дыры штопать, ты тут продержись без меня пару дней, – сказал капитан Роха.
Волков подошел и молча подал ему руку. Рукопожатие старых солдат было крепким. Также он подал руку и Брюнхвальду.
И как только раненых офицеров унесли к лекарям, кавалер распорядился:
– Кашевары, носите воду, разжигайте костры, готовьте еду на тысячу человек! Возницы, лошадей распрягайте, поите, кормите. Мы ставим лагерь. Гренер!
– Да, полковник.
– Вашим всадникам спать тоже не придется. Часть, десять человек с самым опытным сержантом, отправьте в дозор на дорогу и к бродам. Я не хочу, чтобы хамы появились тут внезапно. Остальные вместе с вами встанут на дороге с востока. Сейчас людишки побегут, дезертиров будет много, по дороге, по оврагу побегут, по реке поплывут, всё к Бад-Тельцу. Ловите мерзавцев и волоките сюда.
– Как прикажете, я все исполню, господин полковник, – отвечал молодой кавалерист, в голосе его чувствовалось желание реабилитироваться за недосмотр у бродов.
Волков был в нем уверен.
– Вилли.
– Да, господин полковник, – отозвался молодой офицер.
– Двадцать человек, самых бодрых, ко мне, я попытаюсь найти Бертье в том лесу у реки. Еще организуйте пикеты у реки под нами, у первого брода, на дорогу и у оврага пикеты с сержантами по десять человек поставьте.
– Будет исполнено, господин полковник.
– Остальные люди поступают в распоряжение инженера Шуберта. Надо ставить частокол, а людей у него мало.
– Да, господин полковник.
– Капитан Рене, с вас двадцать самых бодрых людей, они пойдут со мной. Остальные тоже отправятся на помощь Шуберту. Вы же остаетесь тут за старшего, когда я уйду. Пока я не ушел, придумайте пароли.
– Да, – отвечал тот как-то невесело.
– Ротмистр Хайнквист.
– Да, полковник.
– Помогайте инженеру Шуберту.
– Как пожелаете, господин полковник.
Всё, все распоряжения были отданы. Вилли убежал к своим людям, и вскоре два десятка стрелков чуть ли не бегом направлялись к Волкову. И солдаты из первой роты тоже шли. Хорошие были солдаты. Максимилиан стоял со шлемом господина в руках, а колчан с болтами, висевший у него на боку, был полон. Вокруг уже суетились люди. Раненые кричали у палаток врачей, у реки застучали топоры, заскрипели пилы, Вилли у одной из телег раздавал своим людям шанцевый инструмент. Рене с сержантом, который за ним нес большой фонарь, указывали, куда ставить подъезжающие телеги из обоза. Всадники Гренера уезжали в темноту.
Все были при деле. Волков растер свою шею, не хотелось ему снова надевать шлем, но делать нечего: он собирался идти к реке, а там еще могли остаться мужики.
– Максимилиан, мне нужно оружие. – Он наконец спрятал сломанный меч в ножны. – Есть что у меня в оружейном ящике?
У знаменосца все уже было готово, он достал из телеги старый ламбрийский топор Волкова, тот, что кавалер еще в Рютте добыл.
– Это подойдет?
– Отлично. – Рыцарь взвесил тяжелое оружие в руках. – Да, подойдет.
Волков не собирался отсюда уходить, и дело было не в разбитой дороге, не в обозе и даже не в убитых людях, в его близких людях. Да, конечно, все это было важно, но… Он смотрел за реку, поигрывая тяжелым оружием, туда, в темноту, где находился его обидчик. Кавалер не хотел отсюда уходить, не хотел уступать этому железнорукому, этому Эйнцу фон Эрлихенгену. Не хотел из упрямства, не хотел из-за уязвленного этим разгромом самолюбия, просто назло, в общем, уходить отсюда он не собирался, пока… не поквитается. Это было нетрудно понять, ведь до сих пор кавалер не терпел поражений.
Да, Рыцарь Божий и полковник императора Иероним Фолькоф фон Эшбахт, коего прозывали Инквизитором и Дланью Господней, не собирался уступать железнорукому. Он знал, чувствовал кожей, как зверь холкой чуял, что почти все его люди, начиная от капитанов и заканчивая последним кашеваром, сейчас ненавидят и проклинают его за приказ остаться. Многие готовятся бежать, потому что боятся опасного врага. Но кавалер собирался драться, он готов был всех, всех согнуть перед своей волей, согнуть и заставить подчиняться. Он хотел драться, а значит, и все его люди станут сражаться вместе с ним, все до последнего человека.