— Вы что, не слышали? Марш к Пруффу, выполняйте приказ.
Эти юнцы ему тоже были сейчас не нужны. Толку от них немного, их убьют, как и коня. К чему брать грех за их смерти себе на душу.
— Но, полковник… — начал было Максимилиан.
Волков перебил его:
— Александр, а где ваша великолепная алебарда?
— Она в обозе, полковник, — отвечал Увалень чуть растерянно. — Где и все доспехи мои.
— Жаль. Вы болван, Александр, езжайте в обоз и наденьте доспехи. Ночка, наверное, у вас будет жаркая. — Сказал Волков и закричал: — В обоз, оба, это приказ!
После повернулся и пошёл к броду, к выходу из реки, на ходу доставая меч из ножен.
«С алебардой я бы чувствовал себя получше. Да уж, поспокойнее, да ладно, — он осмотрел меч. — Красавец! Уж послужи мне, подарок старого герцога. Послужи в последний раз».
— Кавалер, — окликнул его сзади Максимилиан, подъехав к нему вплотную.
— Я же вам приказал…
— Возьмите, — молодой человек протянул ему колесцовый пистолет, подарок епископа. — Я зарядил его.
— А, это будет, кстати. А вы, мой друг, езжайте в обоз, и… Вы были прекрасным оруженосцем.
Волков взял пистолет правой рукой, а меч небрежно, словно трость на прогулке, нес в левой. Так и пошёл навстречу уже выезжавшему из воды офицеру врага, так и пошёл. Не доходя до него десятка шагов, захлопнул забрало.
«Дьявол! Сколько лет я мечтал найти себе ремесло, при котором никто не захочет меня убивать! Надо было заняться разведением лошадей. Нет, всё распирало меня чванство. Всё хотел чего-то. Рыцарь, сеньор, полковник. Да всё, конечно, так, только вот сегодня, кажется, придётся умереть на этом убогом берегу убогой речушки. Зато рыцарем и полковником. — Он вздохнул. — Лишь бы не в воде».
Пусть ему разобьют молотом или тяжёлым топором голову вместе со шлемом, пусть загонят стилет в ребра, проколов лёгкое или сердце. Пусть пуля влетит в прорезь забрала…
«Не в воде…»
Он очень не хотел попасть в воду в доспехах и захлебываться там, получив рану.
«Нет, что угодно, только не вода».
Так он и шёл по песку, не торопясь.
Офицер пересёк реку, выехал на берег, с его коня и с его сапог текла вода, на встречу Волкову он не поехал. Нет, не струсил, офицер у хамов был храбр, он просто понимал, что Волков сразу убьёт его коня, как только приблизится. Офицер привстал на стременах, вытаскивая из ножен узкий меч с замысловатой гардой, чуть повернулся к идущим за ним солдатам и крикнул звонко:
— Ну-ка, ребята, поднимите эту благородную свинью на алебарды.
Шедшие за ним сержанты и солдаты были в воде едва не по пояс, сжимая оружие перед собой, они были бодры, смотрели зло, но они ещё не дошли до берега.
А Волков был уже в пяти шагах от офицера. Это хорошо, что офицер был храбрый, а не умный, и первый вышел на берег. Да, очень хорошо, кавалеру было бы много тяжелее, если бы этот храбрец ехал за авангардом. А так…
Волков поднял сначала забрало, а потом и пистолет. Стрелять с закрытым забралом, когда голову не повернуть и не поднять… Нет, так можно промахнуться, а промахиваться нельзя, никто ему пистолет перезаряжать не будет. И с офицером нужно было кончать сразу, пока солдаты не вылезли на песок.
Кажется, офицер мужичья понял, что происходит, только когда сноп искр из-под колёсика брызнул на пороховую полку. Шлем у него был без забрала, и кавалер целился ему в лицо. Хоть пуля и была в пистолете железная, калёная, но в кирасу стрелять Волков побоялся, может не пробить. В последний момент офицер поднял меч, заслоняя по возможности лицо. Но не успел…
Пах-х-х…
Храбрый офицер кулем повалился на землю, роняя оружие. Пистолетная пуля разнесла ему левую скулу и, пробив затылок, сорвала с головы шлем. Лошадь, испугавшись выстрела, метнулась по берегу, вниз по течению, не замечая того, что сапог офицера остался в стремени. Так она его и утащила куда-то.
Волков отбросил теперь уже бесполезный пистолет, закрыл забрало, взял меч в правую руку и стал спокойной ждать выходящих из воды сержантов и солдат. Стал привыкать к обзору. Непросто сразу привыкнуть к виду из закрытого шлема, он стал «настраивать» глаза.
Закрытый шлем — это не только плохой обзор, не только плохая слышимость, но ещё и нехватка воздуха. Через минуту боя, всего через минуту настоящего боя, что требует быстроты и силы, непривычный человек, надевший шлем, начнёт задыхаться, ему будет так не хватать воздуха, что рука сама потянется к забралу, чтобы открыть его. А когда человек открывает забрало, дело может кончиться всего одним ударом или одним арбалетным болтом.
Поэтому Волков был нетороплив в своих движениях и не суетился. Рыцарь божий должен быть спокоен даже в самом жарком деле. Даже в деле, где речь идёт о его жизни. Сейчас он пока стоял и дышал спокойно, дышал размеренно. Ведь с ним Бог.
«Главное — не мельтешить, пусть выйдут на песок, по воде идти непросто, они выйдут запыхавшиеся, так как торопятся отомстить за своего командира, едва не бегут по воде».
С офицером всё вышло прекрасно, просто прекрасно, теперь же он надеялся, что и с этими поначалу всё будет хорошо. Не может же быдло, что всю жизнь копалось в навозе, в рукопашном бою противостоять гвардейцу, что столько дней своей жизни провёл в фехтовальных и атлетических залах. И это не считая настоящих сражений и схваток. У него были прекрасные учителя, которые жестко и без всякого снисхождения учили его работать мечом.
Волков был уверен, пока хамов на берегу не будет полдюжины, они его не убьют, не смогут, а он не собирался давать им возможность собраться в таких количествах. И он пошёл к ним навстречу.
Сержанты.
Эти сволочи, видно, не из мужиков, из солдат, что продались хамам. Первый, что был перед ним, пользуясь длиной протазана сразу и очень удачно издали ударил его. Не будь лезвие оружия столь широкое, так и прошло оно через прорезь в забрале. Чуть глаз не выбил.
Волкова удар чуть откинул, ему едва удалось удержать равновесие. А второй, что был сбоку, тоже протазаном нанёс рубящий удар ему в предплечье.
Ну уж нет, хватит… Кавалер ловко левой рукой схватил протазан за древко, дёрнул на себя и лёгким, молниеносным движением, отрубил мерзавцу большой палец на правой руке. Брызнув кровью, палец повис на лоскуте кожи, а мерзавец бросил оружие, схватился за раненую кисть и заорал.
Короткий без замаха «тычок» прямо в орущую пасть. Острие меча только чуть входит в орущий рот, и враг валится на землю, захлёбываясь кровью.
«Двое, неплохо, но нужно не забывать про дыхание».
Он наитием уклоняется от сильного удара, первый мерзавец снова пытается ударить в шлем. Но слишком размахивает оружием. Торопится, много сил вкладывает. Протазан лишь легко звякнул по шлему. Враг пытается отскочить после атаки, да не успевает, теперь очередь Волкова. Длинный выпад и, почти присев, самым кончиком меча кавалер достаёт сержанта. Попадает в ногу, чуть выше наголенника, скрывавшего колено, и чуть ниже кольчуги. Железо насквозь прокалывает ногу. Он орёт и отскакивает. Убирается подальше, стараясь сильно не наваливаться на раненую ногу.
Добивать его кавалер не кидается, это калека, никуда уже не денется. Волков поворачивается к воде, и вовремя. Шлёпая по песку мокрыми башмаками, на него кидается солдат с алебардой. Этот не из солдат, хам размахивает алебардой как цепом на молотьбе. Конечно же, не попадает, железо врезается в песок, а Волков почти без усилий… Раз, два, три… Три коротких взмаха, и на правой ляжке мужика три глубоких рассечения, из которых просто хлещет кровь. Ещё один валится на песок с криком.
«Белиссимо, как говорят в далёких южных землях, но нельзя забывать про дыхание».
Ещё один дурень кидается на него с алебардой. Нет сомнений, что сержанты учили этих олухов, что против человека в хорошей броне, лучше использовать шип алебарды, а не топор. Надо колоть, а не рубить. Но этот недоумок размахивается, словно хочет разрубить его вместе с доспехом напополам. Волков не отступает, а наоборот, делает шаг ему навстречу. И алебарда лишь древком ударяет его по плечу. А сам кавалер, чуть не вплотную встав к дураку, бьёт его снизу в челюсть кулаком и эфесом меча. Мужик, хоть и велик собой, но от сильного и болезненного удара отшатнулся. Дело сделано… Почти. Последний штрих. Кавалер, чуть присев, колет его снизу, в живот, под кирасу. Роскошный меч легко прокалывает старую стёганку и загоняет лезвие меча на ладонь бывшему хлебопашцу в живот. Оружие мужика сразу летит на песок, а сам он, схватившись за живот, побрёл обратно к броду.
«Главное — беречь дыхание».
Он оглядывается. Ищет следующего врага и находит. Вокруг того сержанта, которому он прокол ногу, собралось уже три солдата, все они видели, что было с теми, кто нападал на него поодиночке, они его опасаются, но сержант, кривясь от боли, орёт им:
— Не боись, ребята, дружно, как учили, плечом к плечу. Дружно. Вперёд… Ну, пошли, пошли… Режьте благородного пса! В морду колите. В пах его.
Солдаты, выставив два копья и алебарду, двигаются на него. Волков стоит, чуть помахивая мечом. Это уже хуже, пока он будет возиться с этими тремя, на берег выйдут ещё шестеро.
«Нужно было добить этого сержанта. Всегда нужно убивать вражеских сержантов!»
Он пошёл им навстречу, тянуть-то было нельзя. Но и что с ними делать, с этими тремя плотно стоящими, ощетинившимися длинным оружием врагами он пока не знал. Ладно, как пойдёт, как Бог положит.
А никак Бог не положил, кавалер, как только попытался сделать выпад, получил два удара, сильный удар копьём в левое предплечье, опасный удар, и рубящий удар по шлему.
— Так его, ребята, — орал раненый сержант из-за спин солдат, — а ну, ещё врежьте этому псу благородному!
«Сволочь, научил хамов, нужно было его сразу добить».
Волков остановился на мгновение, чтобы придумать, как взять этих троих. И тут же с удивлением увидал, как мужик, тот, что был с алебардой, выронил своё оружие на песок, упал на колени и неловко, неудобно завалился на спину. Лицом кверху, рот отрыт. А прямо из-под его носа торчало оперение арбалетного болта. Болт ушёл глубоко, видно, перебил шейные позвонки, враг был мёртв. Двое его товарищей были удивлены не меньше кавалера, оба смотрели на мертвеца,