Волков сел разоблачаться. Бережно и даже благоговейно Курт Фейлинг снял с Волкова белоснежную перевязь. Символ генеральской власти. Гюнтер стал расстёгивать пряжки наплечников, а тут Роха пришёл:
— Дозволите, господин генерал?
— Входите, — отвечал кавалер, не поворачиваясь.
Роха, как всегда грузно, так что складной стул заскрипел жалобно, уселся напротив генерала, выставив вперёд свою деревяшку:
— Ещё раз с Вилли посмотрели все мушкеты… Двадцать один мушкет… Трещины на срезе ствола или у запального отверстия. Из двенадцати стрелять нельзя, даже не знаю, можно ли их будет отремонтировать.
— Нужно отремонтировать всё, что удастся…, — у Волкова даже настроение ухудшилось от таких новостей, — мне мушкеты эти нужны.
Роха понимает это:
— Если у нас есть деньги, я отправлю Вилли с ними в Нойнсбург. Там, я думаю, есть мастера-оружейники. Может, что смогут с ними сделать.
— Деньги будут, отправляй его немедленно.
После того как Роха уковылял, а он снял доспех и сел завтракать, пришёл сержант Хайценггер и просился принять:
— Что случилось, сержант? — спрашивает Волков, а сам щипцами колет сахар для кофе.
— Привёл я этого Руди Кольдера, из Ламберга, как вы и просили.
— Руди Кольдера? — генерал не может вспомнить, кто это.
— Ну, это парень… Сын золотаря из Ламберга, который должен знать, где серебро потонуло, — поясняет сержант.
— А, вот оно что? Отлично и где он?
— Я сюда его не повёл, оставил на берегу, за ним ребята присматривают.
— Отлично, сержант, — Волков и вправду был рад этой новости. С этим генеральским чином он даже позабыл о столь важном деле, как утонувшее серебро. — А ты не спросил у него, где затонула баржа?
— Нет, думал, вы сами спросите.
— Хорошо, спрошу сам, как только позавтракаю.
Вскоре он, Максимилиан и Фейлинг были на берегу, там-то генерал и увидал худого долговязого парня в дурной одежде. Парню было лет шестнадцать, и после первых его слов Волков подумал, что сын золотаря медлителен и туп, впрочем, как и положено ему по статусу и родству.
— Знаешь, где баржа с серебром утонула? — сразу спросил кавалер.
— Баржа? — переспросил Руди Кольдер.
— Да, баржа. Зимой тут потонула баржа с серебром. Купец Хельмут Майнцер говорил, что ты доподлинно знаешь, где это произошло.
— Купец говорил? — снова спрашивает сын золотаря.
Волков начинает раздражаться:
— Так ты, болван, знаешь, где баржа потонула или нет? Купец из твоего города сказал, что ты к ней ещё зимой нырял. А Железнорукий тебя за то ещё и наградил талером.
— Это я помню, — говорит парень. — Помню, как нырял, как судорогой от холода ногу сводило. И талер помню, — он замолкает и начинает оглядываться. — Но ведь вы хотите знать, где баржа лежит.
— Да уж хочу.
— А вот того я не помню, — Руди Кольдер продолжает оглядываться и вздыхать.
«Дать ему, что ли, оплеуху, чтобы память освежить».
— Места теперь совсем другие, чем зимой, — продолжил парень и вдруг пошёл по берегу. — Зимой всё по-другому было. Листьев с травой не было, по кромке берега лёд намёрз. Всё по-другому было. Не так, как сейчас.
Волков пошёл за ним, и идти за мальчишкой приходилось быстро, а уже за Волковым и Максимилиан, и сержант пошли. И Фейлинг поспешил за ними. Всем было интересно узнать, где лежит баржа с серебром.
— Так ты место сможешь вспомнить или нет?
— Там, — Руди указал на запад, — выше по течению лодка потонула, там берег был покруче, чем здесь.
— Далеко?
— Сдаётся мне… нет, — парень мотал головой.
Все шли за парнем по берегу реки, а тот останавливался, осматривался и снова шёл. А по воде за ними поплыла и лодка с ныряльщиками.
— Найдёшь баржу, я тебе десять талеров дам, — говорил генерал, морщась от быстрой ходьбы.
— Это само собой, — резонно говорил парень, останавливаясь наконец. Он поднял руку, указывая в воду. — Тут лодка потонула.
— Тут? — Волков поглядел на реку. — Точно тут?
— Меня сюда позвали нырять, конный за мной приехал, — важно говорит сын золотаря, — я же ныряю лучше всех в городе, иной раз кто для забавы полталера с моста, что у Ламберга, кинет, так я нырну и достану, а как-то Георг-мясник…
— После про Георга-мясника расскажешь, сейчас по делу говори, — прервал его генерал.
— Ну ладно… Когда я пришёл сюда… тут как раз костры горели, потонувшие грелись у них. А один из них…ну, что в той лодке был, у него ещё одёжа не просохла, а он от костра встал и пошёл бродить по округе. И я бы на него не глянул, если бы он большой камень с земли не поднял бы. Я тогда подумал: к чему он этот камень тащит? А камень-то тяжёлый был.
— При чём здесь этот камень? — раздражаясь, спрашивает Волков. — Ты про баржу можешь сказать?
— Вот и я в тот раз думал: при чём тут камень? — спокойно продолжал паренёк, глядя в реку. — Только теперь скумекал, что камнем он место пометил, потому как в другое время и берег поменяется после паводка, и зелень кругом нарастёт. А камень останется. Вон он, тот камень, — Руди Кольдер указал рукой на немалой величины камень, лежащий в траве. — А значит, лодка потонула как раз тут.
Надежда стала греть душу кавалера, кажется, парень знал, что говорил:
— Может, нырнёшь, найдёшь баржу, достанешь серебра, так сразу тебе дам десять монет.
— Нырну, чего же не нырнуть, авось, вода уже не так холодна, как была в тот раз, — согласился Руди и стал разуваться.
Глава 24
Волков знал, что мальчишка нашёл серебро, ещё до того, как ему о том крикнули с лодки, потому что сначала над водой появилась худая рука Руди Кольдера, а уж потом и голова. Кто-то из лодки потянулся к его руке, но Руди небрежно кинул белый предмет в лодку. А уж там предмет схватил лодочник, поднял над головой и, повернувшись к берегу лицом, закричал:
— Господин, нашли! Тут серебро…
Волков, волновавшийся до сих пор, вздохнул, сел на поросший свежей и ярко-зелёной майской травой берег и сам повторял негромко:
— Вот так день выдался, вот так день!
Он дождался, пока сын золотаря вынырнет ещё раз и опять закинет в лодку три или четыре белах «ломтика». И потом позвал:
— Максимилиан.
— Я тут, генерал, — откликнулся знаменосец.
— Нужно послать в город, купить сундуков пару с замками и весы. И найти в обозе верёвку и крепкий парусиновый мешок.
— Сейчас распоряжусь. И всё отыщу, — сказал Максимилиан и ушёл.
А кавалер, не в силах сидеть, встал, дошёл до воды и крикнул только что вынырнувшему парню:
— Руди! Много там серебра?
— За день всё не вытащим! — кричал ему в ответ сын золотаря. — Я беру только то, что из ящиков выпало, его тут кучи, и не сломанных ящиков ещё много!
— Подумай, как ящики поднимать! — кричит ему генерал.
— А думать тут нечего, у ящиков ручки есть, верёвку принесёте, так и поднимем ящики.
Верёвку принесли и мешок принесли. И тут уже начали серебро вытаскивать как следует. Пока пара мужиков, нырнув, привязывала ящик, Руди и ещё один мужик, нырнув, собирали в мешок рассыпанные бруски. Как в мешке было достаточно серебра, так они дёргали за верёвку: тяни.
Время ещё и к полудню не подступило, а лодка первый раз к берегу поплыла. И уставшие от ныряний мужики стали теперь из лодки доставать тяжеленные ящики, шесть штук, да небрежно выбрасывать на побережный песок десятки слитков серебра. Волков поднял один из слитков. Края ровные, отлили хорошо. Никаких сомнений — чистейшее серебро. Ещё и с клеймом одного из князей Эксонии.
— Вот так день выдался, — повторил он негромко. — И перевязь генеральская, и серебра горы.
Он повернулся к мужикам:
— Ну, выгрузили — плывите остальное доставайте.
— Господин, пообедать бы, — говорит один из мужиков.
— До обеда ещё время есть, — отвечает ему генерал, — плывите и доставайте серебро, обед для вас будет с пивом и из офицерской кухни. И награжу всех. Но отдыхать будете потом, как всё выловим.
Когда после обеда приехал Максимилиан и в телеге привёз два сундука и хорошие купеческие весы, то на берегу уже была большая куча рассыпного серебра и стояло восемь ящиков. Волков подошёл к телеге и, взглянув в неё, сказал:
— Весы привезли хорошие, а вот сундуки малы будут.
— Господи! Сколько же здесь серебра! — воскликнул знаменосец.
— Мужики прикинули, что в каждом ящике пуда два, не меньше, а россыпью… — Волков прикинул на глаз, но потом покачал головой, — даже не знаю, сейчас взвешивать будем.
Ближе к вечеру ныряльщики, не дожидаясь разрешения генерала, велели хозяину лодки плыть к берегу. Волков уже хотел спросить, чего это они бросили работу, но Руди Кольдер опередил его, прокричав с лодки:
— Солнце уже низко, господин. Не видно ничего в воде. Темень там.
Кавалер после этого ничего говорить не стал, а послал одного гвардейца на кухню за едой для ныряльщиков.
В лодке, когда она причалила к берегу, он увидал ещё три ящика с серебром и кучу слитков на дне.
А сам вернулся к одному из любимых своих занятий.
По итогам дня получилось: в каждом из ящиков оказалось по два пуда чистого веса металла. То есть в двадцати выловленных к вечеру ящиках было сорок четыре пуда.
— И ещё девять пудов и четыре слитка россыпью, — сказал Максимилиан, который с Фейлингом всё россыпное серебро взвесил на больших купеческих весах, — всего пятьдесят три пуда серебра. Нам нужны ещё сундуки.
— Пятьдесят три пуда, — повторил за ним кавалер. — Один пуд — это две с лишним тысячи талеров Ребенрее.
— Ух ты, так это…, — воскликнул Курт Фейлинг, прикинул в уме: — это сто тысяч талеров!
— Серебро — это ещё не талеры, — резонно заметил Волков.
— Так найдём в Малене чеканщиков, они нам начеканят из этого серебра монет, — предложил оруженосец.
— Возможно, — задумчиво отвечал ему генерал, — возможно, чеканщики в Малене и найдутся, но если об этом узнает герцог, то мне и чеканщикам, а возможно, и вам, мой юный друг, герцог отрубит головы.