Глава 49
Дорого обошёлся кавалеру епископ, очень дорого. Но уже теперь начал он приносить пользу. Не осмелился Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, ослушаться просьбы епископа прибыть в город. Конечно, в дорогу он взял с собой целую свиту, два десятка людей из своих друзей и родственников. Верхом ехали и в каретах. Понимали люди семьи Мален, что не так просто звали графа в город как раз в тот момент, когда там был прославленный родственник и враг их дома. И сначала кавалькада из прекрасных молодых господ и родственников графа поехала во дворец графский. Но около их дома процессию встречали горожане. Лучшие представители города тут же просили аудиенции.
Удивлённый юноша смотрел на них:
— И что же, господа, вы все ко мне?
— Видимо, все, — за всех отвечал бургомистр Гайзенберг, оглядывая присутствующих. — И все нижайше просят вас принять их немедля.
— Я только с дороги, — неуверенно говорил молодой человек, всё ещё надеясь, что взрослые вопросы, которые ему предстоит решать, как-нибудь растают сами.
— Мы не задержим вас долго, господин граф, — с поклоном вступал в разговор банкир, — уделите нам всего минуту.
Граф смотрел на них сверху вниз, сидя на своём прекрасном коне, и очень ему хотелось послать всех этих наглых бюргеров к чёрту. Но господин фон Эдель, разглядев в его лице гримасу неприязни, подъехал сзади и сказал ему негромко:
— Их придётся принять, граф, нельзя всем вот так просто отказать, бюргеры обидчивы и злопамятны. Не стоит сразу настраивать их против себя.
— Я приму вас сейчас же, господа, — нехотя произнёс граф.
«Сейчас же…» продлилось пару часов, которые важным горожанам пришлось провести в душной приёмной графского дворца.
Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, стал принимать просителей, сидя в кресле, а просителям стульев не предлагая. За креслом графа стояли сухая и старая Гертруда фон Рахт, урождённая Мален, тётка его, мать двух его двоюродных братьев, и господин фон Эдель, давний советник двух предшествующих графов.
И каждый раз, когда просители начинали говорить о мире между домами Мален и Эшбахт, фон Эдель недовольно фыркал:
— Пойти на поклон к этому разбойнику? Чушь!
— Что же вы нам советуете, господа горожане, отдать этому раубриттеру поместье? — шипела тётка графа и просила делегацию уйти.
Но как только уходила одна делегация, приходила следующая и просила о том же, что стало бесить тётку и раздражать фон Эделя.
— Извольте уйти, господа! — кричала Гертруда фон Рахт. — Вы просьбами своими только докучаете графу!
— Ах, как хитёр этот мерзавец, кажется, он весь город в свои сторонники призвал! — негодовал фон Эдель.
— Они все сговорились против нас! — говорила тётка с уверенностью в голосе и даже с заносчивостью. — Но ничего у них не выйдет, мы, Малены, перед всякими выскочками отступать не приучены.
Вот только граф сидел насторожённый и молчаливый, всё его молодое веселье и беззаботность, всё от него ушло, и ему не нравилось то, что тут происходило, и желал он быстрее это закончить. Не для того он стал графом, чтобы во всяком подобном унылом деле участие принимать, и просьбы горожан ему не нравились, и поведение близких его людей его тяготило, а думал он лишь о том, как всё это быстрее закончить.
И потому юношу никак не удивило, а скорее порадовало то письмо, что пришло от епископа, в котором святой отец просил его быть у себя в резиденции, которая находилась в доме купца Кёршнера.
— Ещё чего! — воскликнула тётка, выхватив у него письмо, прочитав и передав его советнику. — Недостойно графа у всякого купчишки бывать!
— Конечно, — поддержал её фон Эдель, дочитывая письмо. — Коли попу надо, так примем его тут. Пусть сюда едет. Скорее всего, там и сам разбойник Эшбахт нас ждать будет.
— Истинно! — согласилась Гертруда фон Рахт. — Пусть епископ сам сюда едет.
А сам граф чуть подумал и сказал:
— Нет, это я поеду к епископу.
И на все уговоры родственников лишь качал головой. Может, молодой граф и не был семи пядей во лбу, но он-то понимал, что зовёт его совсем не епископ, а зовёт его тот страшный человек, по желанию которого можно ненароком упасть с лошади, да и помереть вдруг. И к такому человеку, коли он тебя ещё добром зовёт, нужно ехать.
Все, кто приехал с графом, поехали и в дом Кёршнеров. И там их прямо во дворе встретил сам радушный хозяин. Он был так доволен визитом графа, что не обращал внимания на раздражённые лица его близких и говорил со всей возможной почтительностью:
— Я так рад, так рад, господин граф, что вы оказали мне милость своим посещением, и вам, господа, тоже рад.
И он не врал, он действительно был польщён. Ещё бы, в дому у себя он принимал знаменитого генерала, епископа графства и самого графа.
— Прошу вас, прошу вас пройти в залу, — купец указывал гостям дорогу на лестницу, — немедленно распоряжусь об обеде, а пока прикажу подать вина.
Граф и его свита, хоть и с недовольными физиономиями, рассаживались за длинный стол, быстроногие лакеи несли вина в красивых графинах, тарелки с сырами и иными закусками. Тётка графа и фон Эдель сели подле молодого графа, так близко, словно думали его оберегать от покушений.
Да только не уберегли. Едва Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, взял в руки великолепный стакан и сделал один глоток отличного вина, как появился высокий и красивый молодой офицер с изуродованной щекой и сказал ему с поклоном:
— Господин граф, Его Преосвященство ждёт вас.
Молодой человек кивнул и встал.
— Мы пойдём тоже! — воскликнула Гертруда фон Рахт и стала вылезать из-за стола так быстро и неуклюже, что опрокинула свой бокал с вином.
За ней поднялся и фон Эдель и стали подниматься другие господа из свиты, но тут молодой офицер со шрамом на лице вдруг повернулся и звонко, а может даже, и резко, сказал, как скомандовал:
— Епископ ждёт только господина графа, иных господ прошу остаться на своих местах.
Проорал, как солдатам команду отдал! Господа и застыли все на своих местах, лишь неустрашимые тётя графа и старый его советник шли за молодым человеком. И то лишь до двери, там, пропустив графа в дверь, офицер сам за ним не пошёл, а закрыл дверь и встал подле неё.
— Что такое?! — воскликнула Гертруда фон Рахт. — Немедленно пропустите меня, я доверенное лицо графа.
В ответ на это молодой офицер лишь нагло ухмыльнулся и ответил, не отходя от двери:
— Человеку, что идёт к попу, доверенные лица не надобны. Прошу вас, добрая госпожа, вернитесь на своё место.
Больше никто, даже фон Эдель, ничего не говорил и госпожу фон Рахт не поддерживал, посему бойкая дама вернулась на своё место и лишь злобно глядела на молодого офицера, что так и стоял у двери.
А графа за дверью встретили два молодых господина низкими поклонами, а после препроводили его в большую, очень светлую от солнца комнату, где его ждали всего два человека: скромный в своём нищенстве епископ Малена отец Бартоломей и роскошный, в синих шелках и синем бархате, кавалер Фолькоф фон Эшбахт.
Фон Эшбахт кланялся ему, как кланяются графу, а епископ подал для целования руку. И как только молодой человек прикоснулся губами к простенькому кольцу епископа, тот тотчас благословил его и покинул комнату. Оставив графа и кавалера одних.
— Я рад, господин граф, что вы откликнулись и приехали, — сразу начал Волков голосом мягким и добрым. — Вижу я, что вы готовы выполнить то, о чём мы с вами уговаривались.
— Я с вами ни о чём не уговаривался. — робко начал Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален. — Вы мне и слова не дали сказать. Мнения моего не слушали.
«А, значит, ты не хочешь быть соучастником, ты вроде, может даже, и против был… Не хотел становиться графом. Что ж, хорошо, пусть так и будет…».
— Тем не менее, вы теперь граф, в землях здешних второй человек после Его Высочества, — продолжал кавалер.
— Уж не своей волей. Видит Бог.
— Как вам будет угодно, — продолжал Волков всё так же ласково, — ну а мне будет угодно получить то, что по праву принадлежит моей сестре.
— Вы про поместье? — уточнил молодой человек.
— Да, я про поместье Грюнефельде, что было вписано во вдовий ценз моей сестры, когда она выходила замуж за вашего отца, за восьмого графа Малена.
— Моя семья против того, чтобы отдать вам поместье. Вся моя семья против.
— Ваша семья против того, чтобы отвечать за слово, данное вашим отцом? — уточнил кавалер. — Слово рыцаря есть честь его, или вашу семью это правило не касается?
И теперь его голос уже был не столь мягок. Графу сразу захотелось побыстрее закончить этот разговор, но он ещё сомневался:
— Мои тётки будут браниться, если я отдам вам поместье.
— Так вы теперь граф Мален, откажите тёткам от дома! Пусть убираются в свои дома!
— И Эдель тоже говорит, что нельзя отдавать Грюнефельде.
— А фон Эдель так и вовсе ваш пёс, плетью его, сапогом его, пусть знает своё место! А как поместье мне передадите, так у вас больше не останется врагов, клянусь быть вашим другом и всякого, кто в этой земле дерзнёт вам перечить, уж я найду способ усмирить. Кто бы они ни были, хоть тётки ваши, хоть братья.
Молодой граф смотрел на этого большого и сильного человека и, кажется, верил ему. И, видя это, Волков продолжал:
— Вы будете графом Малена, а я буду вашим другом, и кто тогда осмелится быть нашим врагом? Разве моя дружба не стоит того, чтобы отдать одно поместье, каких у вас полдюжины или даже десяток? И при этом всякому, кто упрекнёт вас, вы сможете сказать, что исполнили волю отца и сберегли честь семьи.
Это, кажется, был последний довод, который убедил графа, он, тяжело вздохнув, наконец произнёс:
— Хорошо, давайте завтра встретимся, и я отдам вам поместье.
Волков же кинулся к нему и, схватив его в объятья, сказал:
— Ни к чему тянуть до завтра, друг мой, — он обернулся, не отпуская графа из объятий, и крикнул: — Господа, несите бумаги.