– Буду усиленно стараться, чтобы не нарушить существующий в Христиании порядок, – ответил я осторожно. – Поскольку последней моей целью было бы внесение дисгармонии в этот столь прекрасно играющий оркестр.
Он ничего не ответил, не кивнул, никак не дал понять, что одобряет мои слова. Смотрел на меня всё тем же взглядом без выражения, как будто ожидал продолжения речи. Как будто он ждал... каких-то обязательств. Я не собирался облегчать ему дело, и, кроме того, я помнил, что слова, брошенные песком, возвращаются камнем. В беседе с тонгами следовало тщательно подбирать формулировки. Хм, в какой-то мере это было сходством между инквизиторами и бандитами из братства.
– Так мы, я полагаю, можем быть уверены, что вы воспримете слова мастера де Вриуса с надлежащей осторожностью? – Заговорил наконец мой гость.
– Но и с должным вниманием, как мне это и было предписано.
– Что вы ищете, господин Маддердин? Еретиков? Ведьм? Колдовство...
– Мастер Маддердин, если позволите, – перебил я его.
Некоторое время он внимательно смотрел мне в глаза своим лишённым каких-либо эмоций взглядом.
– Мастер Маддердин, – согласился он вежливым тоном. – Пожалуйста, скажите, что вы ищете? Чернокнижников, отправляющих демонические ритуалы? Ведьм? А может, вы хотите утопить Шумана?
– Инквизиториум не имеет ни времени, ни желания вмешиваться в споры между архитекторами...
– Он был одним из вас...
– Дело давнее, и, кроме того, он меньше двух лет учился в нашей Академии. Вам не кажется, что тот факт, что прислали всего лишь меня, инквизитора, что уж тут скрывать, с невеликим стажем и опытом работы, свидетельствует о том, что Святой Официум не собирается предпринимать никаких радикальных действий?
На миг он задумался над моими словами, а искренность, с которой я признал собственное положение, могла его удивить.
– Проблема в том, мастер Маддердин, что популяция чёрных плащей обычно имеет тенденцию к неконтролируемому росту. – Он позволил себе едва заметную гримасу, которую при большом желании можно было принять за улыбку. – Проще говоря, скажу, что там, где появляется один инквизитор, через некоторое время может от них зарябить.
Я улыбнулся, широко и доброжелательно.
– О, мы говорим так: «Когда погибает инквизитор, чёрные плащи пускаются в пляс», – сказал я. – А в столь безопасном и облагодетельствованном порядком городе как Христиания ничего подобного ведь не может случиться, правда? Я бы даже сказал, что для всех было бы лучше, если бы не случилось... И я полагаю, что если бы я, например, завтра подхватил насморк, стоило бы послать кого-нибудь, чтобы вытирал мне нос.
Он серьёзно кивнул головой.
– Мы, безусловно, так бы и сделали, руководствуясь доброжелательностью как по отношению к вам, мастер Маддердин, так и к организации, которую вы представляете. – Он поднялся с кресла. – Желаю вам доброго вечера, мастер инквизитор. А если вы не захотите тратить его на уединённую молитву, я уверен, что Христиания сможет вас соответствующе принять.
Он потянулся за пазуху и вытащил золотой медальон в форме яблока, из которого вырастала веточка с игриво изогнутым листочком. На аверсе был выгравирован знак рыбы.
– Покажите это в «Яблоке Гесперид». Хозяйка будет более чем счастлива предоставить вам всё самое лучшее до конца вашего пребывания в Христиании.
Он скупо, хотя и вежливо, кивнул мне головой и вышел из комнаты так же тихо, как в ней появился. Я снова не услышал его шагов за дверью. И что интересно, эта дверь всегда скрежетала, когда её открывал я, а под рукой этого человека она даже не скрипнула. Ха, я был по-настоящему впечатлён!
Интересно, что такое «Яблоко Гесперид»? Роскошный притон? Игорный дом? Курильня восточных трав? Зная жизнь, наверное, всё понемногу, раз уж тонги решили, что это заведение, которым можно похвастаться. И которое можно, что тут скрывать, рассматривать как ценный козырь в деле подкупа.
Я взял со стола медальон и попробовал его на зуб. Хо-хо, он действительно производил впечатление сделанного из золота, а если и содержал примеси других металлов, то определённо незначительные. Видно, даже пропуск в «Яблоко Гесперид» должен был быть сделан роскошно. Я на минуту лениво задумался, не посетить ли мне заведение, в которое меня столь любезно пригласили, но в результате, однако, только вытянул ноги на кровати. Ибо что мне было делать в месте, подобном «Яблоку Гесперид»?
Пить, предаваться блуду, азарту или одурманивать себя травами. Ни одна из этих возможностей меня особо не интересовала, ибо я был человеком скромных нравов. Да, мне случалось иногда порезвиться с блудницами (мужская похоть ведь должна как-то найти выход), но при самом акте я испытывал скорее своего рода облегчение, смешанное с отвращением, чем желание повторения подобных забав.
Так что я улёгся поудобнее, и, наверное, задремал, потому что за окнами определённо стало темнее, когда я услышал шум на лестнице. А сразу за этим шумом – стук в свою дверь.
– Кого там чёрт несёт? – Крикнул я.
– Мастер инквизитор, это я, Пятачок, вы уж извините…
Пятачком по причинам, которых я не знал и которые меня не интересовали, называли моего трактирщика, а сам он, как видно, уже и забыл имя, которое ему было дано при крещении.
– Чего тебе?
– Какой-то человек говорит, что должен встретиться с вами...
– Гони его к чёрту. Пусть утром придёт на стройку к де Вриусу.
– Я ему так и сказал, господин, – жалобно сказал трактирщик. – Но он ни в какую не хочет уходить. И говорит, что скорее сам себе горло перережет на пороге, чем уйдёт.
Я уже хотел сказать: «Да пусть себе режется», когда подумал, что этот назойливый пришелец может иметь интересующие меня сведения.
– Давай его сюда, – проворчал я.
Я уселся за стол, потому что мне казалось, что это выглядит намного серьёзнее, чем валяние на кровати. Жаль только, что у меня не было при себе никаких документов, которые я мог бы разложить на столе. Уже через минуту я услышал громкий голос Пятачка, который яростно кому-то что-то объяснял, ругался и увещевал, но трудно было различить, о чём именно идёт речь, кроме постоянно повторяющегося предостережения «не разгневать мастера инквизитора». И это правильно, ибо гневить инквизитора это словно бросать пылающий факел в сухом лесу.
Когда раздался стук в дверь (если стук может быть подобострастным, то именно таким он и был), я коротко бросил:
– Войдите!
Пятачок даже не успел переступить порог, когда в комнату вбежал мужчина в капюшоне и рухнул передо мной на колени.
– Смилуйтесь, мастер! Помогите!
Я дал знак трактирщику, чтобы он вышел.
– Попытаешься подслушивать – шкуру сдеру, – пообещал я.
– Да я никогда...
Я обратил взор на таинственного пришельца.
– А ты кто такой, бродяга, и чего хочешь?
– Юрген Хаутер, ваша милость. И говорят, что...
Я не дал ему закончить предложение, только левой рукой подтянул его за плечо, а правой сорвал с головы капюшон. И что же я увидел перед собой? Не что иное как лицо, нарисованное Крамером. Только сейчас на лице Юргена отражалось не высокомерие и злоба, как на рисунке, а ужас. Его глаза были полны слёз, а губы дрожали так, будто он только что вошёл в ледяную воду.
– Говори спокойно, бродяга. И перестань ползать у меня под ногами. Встань там, у двери...
Я оттолкнул его, и он послушно отошёл на несколько шагов и опёрся спиной на косяк.
– Помогите, мастер! Пообещайте, что спасёте меня, а я расскажу вам о таких вещах, что у вас глаза на лоб полезут.
Я спокойно налил себе в кубок вина. Попробовал и проглотил. Оно было слишком крепким и ароматным, так что я наполовину разбавил его водой.
– И почему я должен тебя спасать? – Я поднял взгляд на Хаутера.
– А почему нет? – Он почти плакал. – Все на меня насели, все хотят меня погубить...
– Кто эти все, Юрген?
– Шуман и его негодяи, люди из города...
– Тонги? Тебя ищут тонги?
Он с жаром закивал.
– Они, они. А если найдут, то... – Он провёл ребром ладони по шее. – Только вы можете меня защитить, только вы, мастер, достаточно сильны, чтобы не отдать меня в их руки. Умоляю! – Он упал на колени и вытаращил заплаканные глаза.
– Прими свою судьбу, Юрген, – сказал я. – Возрадуйся, ибо если всё так, как ты говоришь, то Царство Божие скоро откроется пред тобой. Ты будешь гораздо счастливее меня, который должен будет остаться в этой юдоли слёз, вместо того, чтобы наслаждаться благодатью Господней.
Услышав эти слова, Хаутер снова заскулил, бросился на пол и пополз к моим ногам.
– Я всё вам расскажу, всех выдам, только помогите мне. – Он поднял голову, и я увидел, что у него волчьи, остроконечные и острые зубы. – Чтобы я не умер, пока не сделаю какого-нибудь доброго дела. И даже многих! Многих и многих добрых дел!
Скажите пожалуйста, какая хитрая бестия этот Хаутер. Несмотря на страх и отчаяние он быстро сумел подобрать аргументы, которые, как ему казалось, подходили для убеждения инквизитора. Но меня, честно говоря, мало волновал вопрос о его хороших и плохих делах. Пусть он всю жизнь останется негодяем до мозга костей, лишь бы только сейчас он признался в чём-нибудь, что могло бы меня заинтересовать.
– Ну хорошо, послушаю тебя ещё минутку, Юрген, потому что ты меня забавляешь. Кого ты хочешь выдать и что ты знаешь о преступлениях этих людей? И не ври, бродяга, не то я живьём сдеру с тебя кожу и посыплю раны солью.
– Шуман и его люди. Они стоят за всем. За этим, – он громко проглотил слюну, – всем.
– И за чем же они стоят? За строительством собора? – Поддразнил я его.
– За этим тоже! Или вы не знали? – Хаутер широко распахнул глаза. Я вздохнул. И зачем было метать бисер моего юмора перед рылом свиньи вроде Хаутера? Я с тем же успехом мог бы предложить Сизифу вместе дотолкать его несчастный валун.
– Юрген, моё терпение скоро кончится. Ещё минута, и я выгоню тебя на улицу, и пусть там за тебя дерутся Шуман с тонгами. Повторяю в последний раз: о каких преступлениях ты хочешь донести и кто за ними стоит?