Я ж говорю – умница.
Да еще к тому же и красавица.
Ладно, проехали.
– Уговорила, согласен на пять. Самое главное, постарайся, чтобы твои пять не превратились в «часиков эдак в семь-восемь»…
– А вот этого – не дождешься, – чеканит. – У вас в шесть часов персонал уже, говорят, как правило, расходится. А некоторые медсестры-нимфоманки наоборот остаются. Так что между пятью и шестью часами вечера я у тебя в палате как штык, любимый. А пока чмоки, мне пора на работу лететь…
И – сразу же отключается.
Сколько уже с ней живу, никак не могу эту ее поганую привычку перебороть. Заканчивать разговор тогда, когда собеседник к этому еще совершенно не готов. И чувствует себя, прям точь-в-точь как я сейчас, полным и совершенно немыслимым идиотом. И даже где-то немножко подкаблучником, тайным для окружающих.
М-де…
Ничего, прорвемся.
Встаю, беру со столика пачку сигарет, грязное блюдце с окурками и потихонечку волоку свое тело в сортир.
Война, извините, господа, войной, а обед и перекур извольте по расписанию…
…Первая сигарета, кстати, оказалась на этот раз вовсе не такой мучительной, как ожидалась.
Ну покашлял чуть-чуть.
А потом даже умудрился получить от процесса некоторое удовольствие.
Хотя, разумеется, утренний кашель курильщика еще никто и ни разу не отменял.
За все, блин, в этой жизни почему-то приходится платить.
Даже за такое, казалось бы, вполне невинное, по сравнению со всем остальным, времяпрепровождение…
…Наконец прокашлялся, почистил зубы и вернулся в койку.
Книжку, что ли, почитать?
Открыл томик Хайяма, полистал, задумался.
Да и отложил почему-то.
Хочется чего-нибудь полегче.
Того же Хафиза, к примеру.
Вот уж кто любил себя и умел радоваться жизни на всю катушку…
Аське бы он точно понравился.
Жаль только, что она вообще этот слой восточной лирики просто терпеть не может.
Причем причины этой нетерпимости лично мне совершенно не понятны.
Что он Гекубе, что ему Гекуба…
Ладно, потом разберемся.
И Хафиза потом почитаем.
Или Саади.
Полистаем, осторожно переворачивая хрупкие от времени страницы чужой человеческой жизни.
Но – потом.
Сейчас, увы, оказывается, – не то настроение.
К тому же как раз завтрак принесли.
Вполне себе, кстати, приемлемый по вкусовым и прочим качествам, хоть и совершенно какой-то казенный, клейкий, сероватого цвета, абсолютно безо всякой любви приготовленный.
А что я, собственно говоря, хотел-то?
Больница, в конце концов.
Даже не гостиница.
И – не санаторий…
…А потом, не успел я толком допить мутный и слабенький больничный кофе, в мою палату запорхнула непрерывно что-то щебечущая и хихикающая медсестричка Люси. И я был совсем не уверен, что сделала она это исключительно для того, чтобы померить мне явно уже вполне нормализовавшееся давление.
Ну если только от ее чересчур активной и даже слегка навязчивой близости могло вверх скакнуть.
Но это – явная провокация, даже и к бабке не ходи.
Да, давненько вас, Егор Арнольдович, таким наглым и недвусмысленным образом прямо на рабочем месте приходовать никто не пытался.
По крайней мере, таких коротких и сексуальных белых медицинских халатиков мне наблюдать еще как-то не доводилось, а я, знаете ли, не первый день на этом свете живу.
И – далеко не монах, что называется.
Но такое видел только во времена своей студенческой юности, в старой доброй немецкой порнухе.
Там, где вообще никакого действия и никаких реплик, кроме «майн гот» и «даст ист фантастиш». И если я еще не ослеп и правильно помню пропагандировавшиеся в этих фильмах художественные ценности, то никаких других предметов одежды ношение подобного рода халатиков совершенно не предполагает.
Хорошо еще, что не успела она мне пижамную больничную куртку до локтя закатать (игриво наклоняясь то по одну, то по другую сторону моего тела и пристраиваясь при этом то точеным локотком, то полной тугой грудью, то какой другой открытой частью вполне себе сексуального организма прямо к моей безвинно напрягающейся мошонке), как следом за ней в палату ввалился хмурый, как осеннее небо, небритый, как подмосковный подлесок, помятый, как утренняя простыня, и похмельный, как самый последний грузчик, добрый доктор Викентий.
А то – всякое могло произойти, понимаешь.
Я же все-таки в конце концов живой, а не из этого самого хваленого современной химией силикона…
А девушка, если отбросить всякие подробности типа слишком тяжелой нижней челюсти, придававшей всему ее облику нечто слегка лошадиное, и немного отвисшей задницы, – вполне себе ничего.
Самый сок.
И вполне готовая к употреблению.
А мне-то это зачем?!
М-де…
Ну просто совершенно незачем.
Ибо любое действие в этом направлении не сулило мне абсолютно ничего, кроме вполне очевиднейших неприятностей.
Хотя врать не буду, еще немного, и я бы совершенно точно сдался на милость победителя.
И даже не без некоторого удовольствия…
…А так – только давление померила да пару уколов вкатила.
После чего демонстративно фыркнула и убежала…
Глава 19
Мы, Шемзеддин со чадами своими,
Мы, шейх Хафиз и все его монахи,
– Особенный и странный мы народ.
…А Викентий внимательно осмотрел мне при помощи специального зеркальца зрачки, потом посчитал пульс и как-то тяжело, и в то же время совершенно по-детски вздохнул.
– Организм у тебя, – говорит, – Егор, конечно, просто удивительный. Просто уникум какой-то, а не организм. Еще пару дней понаблюдать – и можно смело выписывать. Швы с черепа снять – и в Таиланд. Или куда это вы там с женой собирались-то? Вот туда и валите! Смело, в полный рост, бояться уже, похоже, нечего. Я б на твоем месте сходил, кому-нибудь свечку поставил…
– Да я уж тут чуть было не поставил, – смущаюсь. – Причем, врать не буду, совершенно помимо собственной воли. И к сожалению, не свечку. И не жене. Хорошо еще, что ты помешал…
Он хохочет.
– Ну, в принципе, это тоже служба, конечно, – вытирает он, отсмеявшись, похмельные слезы. – Можно даже сказать, обряд. Или там ритуал. И вовсе эта служба не такая простая и приятная, как это попервоначалу кажется. Люси – девушка ненасытная. Но я все-таки немного другое в виду имел…
Я улыбаюсь в ответ.
Сегодня хорошее утро, думаю.
Надеюсь, что – к добру.
А может, и не к добру.
Хрен угадаешь, что называется. Никакие прежние приметы почему-то в последнее время не работают…
– Что, так все хорошо заживает? – спрашиваю.
– Угу, аж противно. Кроме вполне понятного в такой ситуации депресняка – вообще никаких последствий. Я вообще-то людям завидовать не привык. Но тут, глядя на тебя, хочешь – верь, хочешь – не верь, начинаю потихоньку задумываться на эту тему. Просто как на собаке…
Я вздыхаю и кривлюсь, скашивая неожиданно потяжелевший взгляд в сторону серого квадрата оконного стекла.
Если б все было так просто, милый Викентий.
– Погоди завидовать, – усмехаюсь, – а то ведь могут и дострелить, так, чисто случайно. Довести дело до вполне логичного в данной ситуации конца. Прямо на выходе из этого твоего богоугодного заведения.
Он вздыхает в ответ:
– А это уже не по моей части. Заштопать я, понимаешь, кого угодно могу. А вот защитить – это вряд ли. Кстати, следак звонил. Интересовался состоянием здоровья. И просил передать, что вечером постарается зайти. И еще, там у меня в приемной, шурави, какой-то педик тебя аж с самого утра дожидается. Сидит, понимаешь, весь сам из себя бледный, и губы серые. Явно чего-то боится. Но если тебя, конечно, интересует мое мнение, то этот тип далеко не из тех, кто способен на что-то серьезное. Обычный тухлый слизняк. Я таких, знаешь ли, перевидал…
Я откидываюсь на подушки.
Очень хочется курить, но сейчас день, и делать это вот прямо так в нагляк как-то неудобно.
– Спасибо, – киваю. – И за характеристику в том числе. Я, в принципе, и сам так думал, но взгляд со стороны всегда важен. А то, когда глаз «замыливается», можно и ошибиться…
Он чуть заметно усмехается самыми-самыми уголками тонких, бескровных губ, и кивает в ответ.
– Что, узнал персонажа? – спрашивает.
– А то! У меня с ним как раз незадолго до стрельбы серьезный конфликт случился.
– Так что, – смотрит на меня понимающе, – приглашать?
– Да пошел он в жопу! Делать мне больше нечего, чем этого придурка голубого успокаивать! Ясно же, что не он меня заказывал. Кишка тонка у голубочка, и твои слова – самое точное тому подтверждение.
– Так что сказать-то? – вздыхает Викентий.
– А ничего! – щерюсь я. – Скажи, что я не могу его принять. Типа и самочувствие, и настроение для этого дела самые неподходящие. Пусть поволнуется, погоняет. Вдруг я и вправду на него показания, ему лично неприятные, следаку дам? Вот пусть мозгами на эту тему и поработает. Не все ж за счет собственной жопы карьеру строить. А я с него потом деньгами все отожму. Хочешь верь – хочешь не верь, но заслужил, пидорас. Да и настоящего заказчика спугивать раньше времени не стоит. К тому же я до сих пор не знаю, кто он.
Викентий снова вздыхает.
– Это, конечно, не мое собачье дело, шурави, но хоть догадки-то какие имеются? – спрашивает.
Я киваю.
– Да, есть кой-какие мысли, бача. Но пока – рано…
– Я понимаю, – кивает он в ответ. – Тогда отдыхай пока. Только скажи напоследок, а вот эти «дети ангелов», про которых мы с тобой ночью говорили, они только в христианстве имеются?
– Зацепило, да? – улыбаюсь. – Нет, бача, не только. Фактически нет ни одной религии, да что там, религии – мифологии, где бы их не было. Общее место, так сказать. От Гильгамеша до Ахиллеса и Александра Македонского. Только от