«...идиот!..»
Язычок белого пламени прорывается из окружающей ее невидимой черноты – вызванный гневом всплеск не желающего исчезать хаоса.
– Ты валишь в одну кучу все виды работы, включая физический труд, а между ними имеется большая разница. Быть правителем – значит работать умом, а не руками, и ты на это вполне способен. Но стоит тебе огорчиться, как ты стараешься забыться, занявшись грубым ручным трудом.
– Да вовсе я не расстроен, – говорит Креслин, пытаясь изобразить усмешку.
– Кого ты хочешь обмануть?
– Ладно, я расстроен. А как иначе? Гостиница, можно сказать, закончена, но селить в нее некого. Поля дали всходы, но урожай может погибнуть из-за нехватки воды. Сушь такая, что ябруши осыпаются с деревьев. Меня воротит от одного вида сушеной рыбы, так же, как и всех остальных. Лидия предупреждает, что никаких пряностей не будет до осени... Если они вообще будут. Когда я таскаю воду, то приношу хоть какую-то пользу. Или прикажешь сидеть сложа руки, дожидаясь, пока солнце превратит нас в уголья?
– Между прочим, мы здесь из-за тебя.
Креслин переводит взгляд с побуревших холмов на едва тронутую волнением воду Восточного Океана. Куда бы он ни смотрел, всюду – и над холмами, и над пыльными, высохшими низинами, и над колючими сорняками, и даже над самым побережьем Восточного Океана – расходятся дрожащие волны раскаленного воздуха. Обжигающее солнце вершит свой путь по безоблачному небу.
– Ты права. Отныне я буду носить воду только для нас.
– Для нас я и сама могу.
Он отвечает на ее улыбку улыбкой.
– Перекуси, прежде чем отправишься умываться.
Креслин с усмешкой поднимает руки, показывая, что сдается, и усаживается на ограду террасы. Между ним и Мегерой лежит краюха черного хлеба и два ябруша. Тут же стоят две кружки с соком.
– Все-то у тебя предусмотрено, – замечает он.
– Должен же ты поесть перед тем, как приступишь к работе на корабле!
– Корабле?
– Ты вроде бы собирался встретиться с тем хаморианцем.
– О-о-о...
– Только не говори, будто забыл.
– И не собираюсь, – смущенно бормочет юноша.
– А зря, – смеется Мегера. – Ты ведь и вправду забыл, мне ли не знать!
Отломив кусок крошащегося хлеба, он отпивает глоток и спрашивает:
– А у тебя на сегодня какие планы?
– Мы хотим попробовать получить стекло, пригодное для посуды. Делать его труднее, чем оконное, но зато Лидия уверяет, что стеклянную посуду можно с выгодой продавать в Нолдре. А ведь ты, суженый, сам настаивал на всемерном расширении торговли.
Чтобы разжевать сухую корку, Креслину приходится сделать очередной глоток, после чего он, все еще с набитым ртом, отзывается:
– Товары нужно на чем-то возить, так что без флота нам не обойтись.
Мегера кивает.
Закончив есть, он тянется за блюдом, но она останавливает его:
– Сама уберу. Тебе пора к кораблю.
– Я бы не спешил называть эту лохань кораблем.
– Да как ни называй... – встав, Мегера порывисто обнимает юношу, но прежде чем он сам успевает заключить ее в объятия, отстраняется и, прихватив поднос и кружки, спешит к двери. У порога она задерживается:
– Ты будешь в цитадели?
– Ну, если ты придешь... – тянет он, посматривая на нее с хитрецой.
Мегера качает головой.
«...ну, зверь...»
Не вполне уверенный в том, как следует воспринимать эту мысль, Креслин пожимает плечами. Мегера исчезает за дверью.
Довольно скоро юноша спускается к песчаному берегу, где возле корабельного остова его поджидает плотный мужчина в коротких штанах и тунике без рукавов – хаморианец по имени Байрем.
– Засел намертво, господин, – сообщает он.
Зайдя со стороны воды, Креслин скользит взглядом вдоль корпуса от кормы до наполовину зарывшегося в мягкий песок носа.
– Как глубоко погрузился киль?
– Локтей на пять-шесть, – отвечает, наморщив лоб, Байрем. Креслин качает головой.
– Но это не самое трудное, господин. Глубже всего корабль зарылся носовой частью, а она сравнительно легкая. Основная тяжесть сосредоточена посередине, – хаморианец вытирает лоб и спрашивает: – А нельзя ли сдернуть корабль с помощью такой же... такой же бури, какая забросила его сюда?
– Буря поднимет на море волны, а волны загонят корпус еще дальше на берег. Если только не... – вытирая со лба пот, грозящий попасть в глаза, Креслин направляется к кромке воды.
Корма судна находится в воде, хотя глубина возле руля не более двух локтей. Присмотревшись, юноша снимает сапоги, заходит на мелководье, обследует корму и возвращается к плотному загорелому коротышке.
– Скажи, Байрем... Можем ли мы раздобыть паруса?
– В рундуке есть старый грот и несколько марселей. Но грота при сильном ветре надолго не хватит, а остальные... Ты ведь не думаешь проволочь корабль по песку до воды с помощью парусов?
– Нет, – качает головой Креслин. – Просто у меня есть идея. Когда у нас самый высокий прилив?
– Да не больно он тут высокий: вода поднимается всего на пол-локтя. Это будет после полудня, если не вмешается шторм. Приливным волнам тут далеко до штормовых.
– Так нам нужен шторм или нет?
Подняв глаза на Креслина, Байрем отвечает:
– Думаю что все-таки нет: шторм повыбрасывает на берег слишком много обломков. Чтобы сдернуть корабль, лучше всего подходит спокойный полдень. Жаль, что здесь негде укрепить лебедку – это сильно упростило бы дело.
– Что-нибудь придумаем, – бормочет Креслин, спрятавшись в тени судового корпуса и отряхивая с босых ног песок. – Непременно придумаем...
CI
Грузный Высший Маг теребит пальцами висящую на шее золотую цепь с амулетом, а потом всматривается в зеркало на столе. Оно показывает пожухлые луга, засыхающие деревья и пыльную дорогу, ведущую к черной башне.
– Дженред был настроен слишком пессимистично. Он позабыл про тамошнее лето.
– Может быть, Хартор, может быть. Но Креслин – Маг-Буреносец. Что, если он притянет на Отшельничий дождь?
Сидящий напротив Хартора мужчина с седыми волосами, но отнюдь не старым лицом следит за тем, как в зеркале тает изображение.
– Притянуть дождь он, наверное, может, – соглашается Высший Маг, – но много ли это ему даст? После такого дождя дела пойдут еще хуже. Вспомни, после бури, уничтожившей флот Хамора, тоже шли дожди. В результате сады и поля на острове зазеленели раньше, чем следовало, – и тут на них обрушилась засуха. Ну, польет он свою зелень, а что потом?
– А что, если он устроит бурю, посильнее той?
– Гайретис, ты и вправду считаешь его способным изменять мировой климат? Это чересчур даже для Креслина.
– Не забывай, у него имеются опытные советчики, Лидия с Клеррисом. Да еще помогает эта... его подруга...
– Кажется, тебе не по нраву то, как она переменилась, а?
– Я просто не считал такое возможным, – признает Гайретис. – Но не в этом дело. Креслин всегда делает то, что считалось ранее невозможным. Что, если он удивит нас и на сей раз?
– Если он призовет на Отшельничий долгие и сильные дожди, засуха может поразить весь Кандар, – хмуро отзывается Хартор.
– Вся эта неразбериха досталась тебе в наследство от Дженреда, – говорит Гайретис, вставая, – но постарайся не повторять его ошибок. Совет не склонен к излишней снисходительности.
– Я знаю. Знаю. И хочу найти способ изолировать их на Острове, даже если он все-таки справится с засухой.
– Ты, часом, не хочешь напасть в открытую? – спрашивает Гайретис, задержавшись у выхода.
– А ты?
– Не считаю это разумным, во всяком случае пока не изменятся обстоятельства. А вот как их изменить – это уж твоя забота. Всего доброго.
Новый Высший Маг подходит к окну, рассеянно отмечая возросшее напряжение внутри несущих каменных стен. Пришло время Черным – тем, которые еще остались, – перестроить внутреннюю структуру камня.
Но это пустяки в сравнении с его главной головной болью. Как отрезать Креслина от внешнего мира? Ведь стоит прервать его связи с Западным Оплотом, Сарроннином и Монтгреном, ему придется туго. Выжить – и то будет непросто.
Хартор вновь задумчиво хмурится, а его пальцы то и дело теребят амулет.
CII
– Я укрепил рангоут, насколько это было возможно. Так что остался только парус, но тут уж на многое рассчитывать не приходится.
– Это все, о чем я мог попросить, – отвечает бредущий по песку Креслин. Еще утро, но припекает так, что он не в первый раз с тоской вспоминает прохладу Закатных Отрогов.
Клеррис старается приноровиться к его шагам.
Выброшенная на берег шхуна теперь находится в небольшом пруду, вокруг которого собралось около двух десятков человек, по большей части хаморианских пленников. К середине корпуса с каждого борта прикреплено по перлиню.
Байрем, все в тех же коротких штанах и тунике, выходит вперед:
– Часть корпуса по-прежнему погружена в песок, но уже не так глубоко и удерживается не так прочно. А копать глубже рискованно.
– Ну что ж, попробуем как есть... – Креслин прощупывает шхуну чувствами, пытаясь определить, смогут ли ветра вырвать ее из песчаного плена.
– Дай нам знать, когда начнешь, – говорит Байрем, переводя взгляд с двух магов на людей, стоящих у перлиней.
– Насколько прочен парус? – интересуется Креслин.
– Он может выдержать сильный ветер, но равномерный и устойчивый. Резкие порывы или частые перемены направления разорвут его довольно скоро.
Креслин тянется к небесам, призывая вниз не веющие на головокружительных высотах ледяные ветра зимы, а более спокойные воздушные потоки из тех, что гонят по морю торговые парусники.
– Готовь своих людей. Он начинает, – говорит Клеррис Байрему, указывая на юношу.
– Натянуть перлини! – командует хаморианец. – Раз-два, взяли...
Серый квадрат паруса начинает наполняться ветром, но корпус даже не шевелится.
– Тяни! Тяни!
Шхуна по-прежнему остается увязшей.
Глубоко вздохнув, Креслин поворачивает вниз несколько высоких потоков, стараясь направить воздушные струи точно в квадрат паруса.