— Ну-ну, интересно!
— Вальдар, это еще не интересно. Это так, птицы над лесом. Суть, как водится, под деревьями. Поэтому зри в корень. Как мне поведал хозяин заведения, купец приехал через пару дней после торжественного явления принцессы Анны бургундскому народу. Арендовал три лавки и ведет активную торговлю. Шелка, восточные диковины, дамасские клинки, чеканное серебро… В общем, обороты представляешь. Поговаривают, что сей негоциант решил остаться в Дижоне надолго. В Константинополе — по утверждению почтенного труженика прилавка — сейчас неспокойно, а Бургундия — такой перспективный рынок…
— Меня это не удивляет.
— Меня тоже. Меня напрягает другое. Собственно, с чего все началось. Я зашел снять номер, и тут в салон спускается этот «грек». И виду этого грека, ну, мягко говоря, не античный. Таким носом в Византии мамаши детей пугают. И ежели увидишь подобного красавца, особенно при ятагане на коне, то лучше сразу в погреб прячься. В довершение всего этот герой Эллады командует своему слуге, чтобы тот прихватил ларец, привезенный из его обожаемой Сабы, и отнес жемчуга Анне. Для здешних туземцев что Саба, что Сибирь — без разницы. Но я точно помню, что этот город в Аравии.
— В Йемене, — поправил Камдил.
— Хрен редьки не слаще.
— Да. Я понимаю, о чем ты. Но внешность обманчива. Османы уже не один десяток лет обретаются на византийских землях. А слуга и вовсе может быть не ромеем.
Но, по сути, ты прав. Связь между принцессой Анной и купцом из тех самых мест, откуда она сейчас прибыла, наводит на размышления. Тем паче, судя по словам герцога, Анна расхваливала ему Тамерлана как любителя прекрасного, почтенного мудреца, вынужденного покорять мир исключительно в порядке самообороны. Ты прав, — повторил Камдил, — следует обратить внимание на связь этой парочки с высочайшим дуэтом.
Стоя в затененной нише окна, Камдил направлял усиленное внимание на «дуэт». Вернее, как и подобало в танце труа-а-труа, таковых было три. Под звон лютневых струн и подвывание шеврета — французского родича шотландской волынки — пары церемонно скользили по драгоценному паркету, усыпанному лавандой и розмарином, сходясь, расходясь, куртуазно раскланиваясь и сменяя друг друга. Среди кавалеров изысканностью и великолепием отличался сам герцог, сопровождаемый иными героями сегодняшнего дня. Их дамы — сама герцогиня, несравненная Анна Венгерская, и некая прелестница двора, имени которой Камдил не знал, притягивали взоры окружающих, как и подобало первым красавицам Бургундии. Специально для сегодняшнего бала Анна Венгерская отказалась от привычных восточных нарядов. Отказалась в пользу темно-лилового платья с шитой золотым узором алой оторочкой и горностаем на плечах. На длинной изящной шее красовалось изумительной работы жемчужное ожерелье с тонкой работы подвесками.
— Лис, ты видишь то же самое, что вижу я?
— Это ты насчет тюбетейки, или тебе мониста понравились? Ясен пень, вижу.
— Сережа, это не тюбетейка, а тюрбан.
— Да все равно — привет из солнечного Узбекистана.
— Насколько я помню курс географии, в Узбекистане жемчуг не добывают. А очень похоже, что жемчужины на шее Анны Венгерской и на головном уборе ее кавалера из одного комплекта.
— У вас там, в Итоне, географы малахольные. В Узбекистане добывают все, шо угодно. Главное — знать у кого.
— Лис, ты понял, о чем я говорю?
— Да уж, как тут не понять!
На голове Жана Бесстрашного, ошеломляя благородное общество доселе невиданным покроем, высился темно-лиловый тюрбан, расшитый по краю изумительным скатным жемчугом. Длинный край экзотического в здешних широтах головного убора спадал на грудь, и все придворные модники готовы были в клочья разорвать собственные шапероны[5] и отдать последний ливр за этакую восхитительную диковину.
— Вот к гадалке не ходить, завтра наш грекотурок получит заказов по числу отваленных им жемчужин. Хорошее вложение.
— Лис, я не о том. Это один и тот же шелк, и один и тот же жемчуг.
— И че?
— Сережа, как ты не понимаешь! Он в ее цветах!
— Во всей клумбе сразу?
— О господи! Он надел ее цвета. То есть объявляет себя ее официальным поклонником.
— Ну, тебе видней. Но, по-моему, здесь этих поклонников, шо котов на валерьяновом озере.
— Где-где?
— Неподалеку от молочных рек с кисельными берегами.
В этот момент музыка стихла, и церемониймейстер, обряженный в длинное, старинного покроя одеяние с бубенцами, грохнул жезлом об пол, призывая слуг открыть двери в пиршественную залу. Хозяева и гости чинно последовали к столам, и как только они расселись, разодетые в ливреи слуги начали расставлять благоухающие яства на серебряных блюдах и зачем-то горки куриных яиц. Когда столы были заполнены и виночерпии закончили разливать вина в кубки, в залу под звук фанфар было внесено огромное золоченое блюдо. На нем возвышался пирог в виде замка в половину человеческого роста. Башни, стены, подъемные мосты и замковые рвы — все здесь было воспроизведено с величайшей скрупулезностью. Даже крошечные бомбарды на куртинах поражали достоверностью. Окружая «замок» плотным кольцом, у края блюда восседали чудовищные монстры, очень похожие на одетых в доспехи жареных цыплят. Следом за первым блюдом несли второе с выпеченным из теста оленем со стрелой в боку, прикованным золотой цепью к двум массивным пирогам, покрытым румяной корочкой. Как только и второе блюдо было установлено перед герцогской четой, Жан Бесстрашный подал знак. Церемониймейстер поднес фитиль с огоньком на конце по очереди к каждой из маленьких бомбард. Орудия захлопали, наполняя залу пороховым дымом и выплевывая из стволов ядра лесных орехов. Вслед за этим чудовищные цыплята, как заговоренные, стали пританцовывать на месте. Дождавшись этого сигнала, благородное общество с радостью начало расхватывать лежавшие в горках яйца и бросать друг в друга.
— Блин, капитан, шо происходит? Шо за падение нравов! — возмутился Лис, уклоняясь от метательного снаряда.
— Это не падение нравов, это падение яиц. Милые детские шалости. Своеобразные знаки внимания. Не волнуйся, яйца заполнены фруктовой водой.
— Детский сад, трусы на лямках! — сокрушенно констатировал Лис. — И эти люди запрещали мне пить коньяк из пластиковых стаканчиков. А куры от какого нетерпения вытанцовывают?
— Понимаешь, в цыплят, перед тем как их подать, кладут небольшие сосуды с ртутью. Сосуды нагреваются, и ртуть начинает…
— Шо ртуть начинает, я понимаю. Значит, цыплят на сегодня вычеркиваем. Больше никуда ртуть не кладут? Или там стрихнин?
— Затрудняюсь ответить.
В это время запасы яиц подошли к концу, и побоище закончилось само собой. Увидев это, герцог подал руку жене, предлагая ей вытащить стрелу из бока оленя. Герцогиня решительно потянула за древко, и тут же из раны в подставленную чару начало хлестать красное вино. Это событие было воспринято с радостным воодушевлением. Затем слуги герцога взрезали корочки пирогов и… Оглушительный визг огласил пиршественную залу. Из пирога, увидев свет, во все стороны запрыгали лягушки, отловленные в камышах Сонны. Из другого хлебобулочного шедевра выпорхнула стая птиц и заметалась в ужасе, взмахами крыльев гася свечи и погружая залу во мрак. Радостное возбуждение достигло апогея.
— Весело у них тут, — констатировал Лис. — Почти как у нас на дискарях. Только мордобоя не хватает.
Точно подслушав его слова, герцог хлопнул в ладоши, и тотчас загорелись новые свечи, птицы были изгнаны в распахнутые окна, а пироги на столе сменились настоящими. Вслед за этим Жан Бесстрашный радостно возгласил:
— Пусть теперь выступают борцы. — Он испытующе поглядел на Камдила: — Не желаете ли померяться силой?
— С вами? Нет. — Вальдар дернул плечами. — Неучтиво побеждать хозяина в его доме. Но, если желаете, можете выставить против меня трех своих бойцов.
Глаза Жана Бесстрашного вспыхнули:
— По очереди?
— Как хотите. Можно и вместе, — со скучающим видом ответил Камдил.
— Ну все, дорвался. Все б тебе маленьких обижать. Я ж говорил, без мордобоя дискарь — не дискарь, — со слезой в голосе отметил Лис. — Ладно, пойди порезвись.
— Воля гостя для нас священна, — ухмыльнулся герцог, жестом подзывая к себе пажа и шепча ему на ухо имена поединщиков. Спустя минуту трое крепкого вида бойцов стояли в пространстве между столами, горя желанием проучить самонадеянного чужака.
— Напоминаю, — огласил Жан Бесстрашный, — вы не должны бить друг друга в лицо, кусаться, выдавливать глаза и, — герцог сделал недвусмысленный жест, — щадить мужское достоинство. Готовы?
Камдил бросил на руки Лиса расшитый золотом камзол и остался в одной шелковой рубахе.
— Начали!
Бой был недолгим. Хотя для Камдила он продолжался дольше обычного. Раза в три дольше, чем понадобилось бы ему, чтобы привести в полную негодность противостоящих ему борцов. Вероятно, они были славными поединщиками, но при этом отчаянно мешали друг другу, норовя первыми добраться до ловкого чужестранца. Камдил перехватил запястье одного из герцогских бойцов, повернул, бросая несчастного под ноги второго поединщика, сметая его. Затем как-то в одно движение подцепил носком колено третьего нападавшего и пяткой с силой ткнул во внутреннюю часть бедра. После чего, уложив третьего на второго, уселся сверху, объявляя во всеуслышание:
— Вот так и малое побеждает великое.
На лице герцога появилась досадливая гримаса. Такого афронта он никак не ожидал.
— Ваша светлость желает еще выставить поединщиков?
Жан Бесстрашный тяжело поглядел на Камдила, раздувая ноздри:
— Это было отменно. Нет, более не желаю.
В эту минуту вошедший в залу церемониймейстер объявил: