Филомен покорился. Королеве, однако, эта идея не больно-то понравилась. Года не прошло, как она сбежала с морским капитаном; капитан этот, родом из Салимора, стал потом известным пиратом. Королева оставила сына-подростка, будущего знаменитого короля Фузиньяна.
Затем новое дело – Аджимбалин заставил Филомена отказаться от пышного королевского платья и облачиться в рубище, какое обыкновенно носил сам Аджимбалин. Он заставил короля спать на голой земле во дворцовом дворике, а днем заучивать Аджимбалиновы нравственные заповеди. Понятие Филомена о самом диком разгуле сводилось к тому, чтобы, потягивая эль, засидеться допоздна за игрой в шашки с кем-нибудь из старых друзей, но даже эти безобидные удовольствия были ему заказаны.
Вопреки обещаниям Аджимбалина воздержание не привело короля Филомена в состояние полного блаженства. Наоборот, еще никогда король не чувствовал себя таким несчастным. Он скучал по жене, хоть она и пилила его день-деньской, и по сыну, которого пришлось отослать в пажи ко двору великого герцога Оттомани. Он скучал по всему, что прежде было ему любо: по старым друзьям, охоте, рыбалке, танцам, доброй еде и выпивке. Вместо обещанных силы и мудрости он обнаружил, что тело его слабеет, а мысли путаются. Рыдая, он признался Аджимбалину, что чувствует себя безнадежным грешником, потому как добродетельная жизнь не дала ему счастья, а совсем наоборот.
«Итак, сын мой, – говорит святой, – я вижу, что ты готов к последнему, самому трудному шагу. Первым делом напиши указ, в котором ты отрекаешься от престола и назначаешь меня своим преемником».
Филомен напугался и стал возражать, да Аджимбалин быстро его убедил: святой старец имел на Филомена такое влияние, что король уж давно привык плясать под его дудку. Ну, Филомен и написал в конце концов отречение.
«Теперь, – говорит Аджимбалин, – вознеси молитву истинному мальванскому богу и убей себя. Лишь так ты можешь содействовать процветанию народа и завершению твоих собственных горестей, потому как у тебя, – говорит, – не хватило духу провести в Кортолии спасительные реформы. Поэтому боги, – говорит, – избрали меня смиренным орудием выполнения их доброй воли. Вот кинжал из твоей оружейной – один точный удар, и дело сделано».
Филомен взял кинжал, оглядел его с сомнением, пальцем пощупал острие. Затем легонько кольнул себя в грудь, отчаянно вскрикнул и отшвырнул оружие: ему недоставало мужества нанести решающий удар. Точно так же король не мог себя заставить выпить отраву, заботливо поднесенную Аджимбалином. В конце концов Филомен разразился бурными рыданиями; отощавший от постоянного недоедания, одетый в лохмотья, покрытый коркой струпьев и засохшей грязи – в результате отшельнической жизни, которую он вел под духовным руководством Аджимбалина, – король представлял собой воистину жалкое зрелище.
«Пошлю за Ойнэксом, – говорит Филомен, – пусть он все исполнит». И вот призвал он министра и достал из оружейной меч, который некогда верно служил ему.
Рассказал Филомен Ойнэксу свой план, а тот пал на колени и стал умолять, мол, передумайте, ваше величество. Но Филомен, который теперь уверовал, что смерть принесет ему долгожданное избавление от всех бед, остался тверд.
«Я, – говорит, – встану на колени, и как скажу „Бей!“, ты мне отрубишь голову. Это последнее, что ты – мой верный подданный – можешь для меня сделать; об одном только прошу, чтоб удар был быстрый и точный. А как отрубишь голову – станешь верой и правдой служить новому королю, святому отцу Аджимбалину».
Ну, опустился король Филомен на колени, склонил голову, а Ойнэкс, дрожа от страха и ужаса, взялся за меч. Коротышке министру пришлось ухватиться за меч обеими руками. Он принял стойку, размахнулся для пробы и украдкой взглянул на Аджимбалина. Святой старец притаился поблизости и не отрываясь смотрел на короля: глаза его горели непонятным блеском, из уголка рта стекала слюна. Может, старец впал в священное исступление, а может, его просто охватила суетная жажда власти, до которой было рукой подать, – этого мы никогда не узнаем. Потому как Ойнэкс вдруг крутанулся на пятках и со всего маху хрястнул Аджимбалина по шее мечом; голова слетела с плеч и мячиком запрыгала по полу.
Филомен пришел в ужас и попытался вырвать меч из рук Ойнэкса, но уж так он ослаб от суровой жизни, что министр без труда с ним справился. Тут на короля накатило, и он разразился страшными рыданиями.
А как успокоился, словно пелена с глаз его спала.
«Мастер Ойнэкс, – говорит, – как дела в королевстве? Что-то я давненько ничего про них не слышал». – «Иные дела ничего себе идут, иные не очень, – молвит министр. – Леопарды, на которых перестали охотиться, до того обнаглели – детишек таскают прямо с улицы. Пора увеличить пошлину на предметы роскоши из Мальваны, пора строить новую плотину на реке Фодон. Я стараюсь как могу, но есть дела, которые ждут возвращения вашего величества, отправившегося… хм… на поиски духовного идеала. И я настоятельно прошу ваше величество отозвать сына из Оттомани, где, как я слышал, он связался с шайкой беспутных юнцов и вовсю набирается у них дурных привычек».
Ну, похоронили они Аджимбалина и постарались сделать вид, будто его и не было никогда. Филомен зажил по-старому, и в Кортолии воцарились мир да покой. – А жена короля Филомена вернулас-сь к нему?
– Нет. Предпочла остаться любовницей короля пиратов. Филомен, мол, при всех своих достоинствах скучный малый, и ей, мол, хочется для разнообразия острых ощущений.
– Приобрел он здравый с-с-мысл после всех с-сво-их напас-с-тей?
– Ой, нет, никакие напасти не могли выучить его здравому смыслу. К счастью для Кортолии, он через несколько лет поехал на охоту, упал с коня и свернул себе шею. Фузиньян – вот уж кто был не чета Филомену – унаследовал его трон.
Яргэли спросила:
– Вы рассказываете дивные ис-стории, владетельный гос-сподин Джориан. Много их у вас-с в запас-се?
– О, еще как много. Вот только… – Джориан заглянул через окно в зал. – Боюсь, наш царственный хозяин сочтет меня неучтивым, ежели я продержу вас здесь до конца бала. Может, я смог бы зайти попозже?..
Яргэли ткнула пальцем в сторону окон верхнего этажа чертога «Зеленая змея», сквозь ромбовидные стекла которых проникал свет ламп:
– Я там живу и была бы очень рада вашему приходу.
Но боюс-сь, это невозможно.
– Почему?
– Как вы попадете внутрь? Когда бал закончитс-ся, вс-се окна и двери чертога запрут и у дверей пос-ставят вооруженную с-стражу.
– Предположим, я умею летать и после бала появлюсь перед вашим окном. Меня впустят?
– Конечно, впус-стят, если придете с-с такими рассказами. Но я не понимаю, на что вы рас-считываете. Крыльев у вас нет, а с-стена абс-солютно ровная, без лепнины, не за что уцепитьс-ся. Разве вы муха и умеете взбираться по гладкому камню, так?
– Высокородная, предоставьте это мне. А теперь, вероятно, нам лучше вер…
– Минуту, мастер Джориан, – произнес чей-то голос, и чья-то рука не слишком вежливо ухватила Джориана за рукав. Перед ним стоял владетельный господин Чавэро, мальванец, с которым он давеча едва не поссорился. – Мне нужно кое-что с тобой обсудить.
Джориан высвободился:
– Положим, для того, кто желал бы вежливо ко мне обратиться, я зовусь владетельный господин Джориан.
– Это и есть одна из проблем, которые я намерен обсудить. Но здесь неподходящее место. Вы извините нас, царевна? Мастер Джориан, окажите любезность спуститься по этой лестнице со мной в сад.
Они прошли в конец террасы и по мраморным ступенькам спустились в сад, расположенный на шесть локтей ниже уровня террасы. Тут владетельный господин Чавэро обернулся к Джориану. Небо было безлунное – стоял конец месяца Волка, – но из бального зала проникало достаточно света, чтобы соперники могли ясно видеть друг друга.
– Ну? – сказал Джориан.
– Мастер Джориан, – начал Чавэро, – этот бал задуман для представителей настоящей знати – я хочу сказать, для мальванской знати, а не для самозваных дворянчиков из обнаглевших варварских провинций, которых мы – аристократы – почитаем за грязь.
Мы согласны были терпеть тебя, пока королеве Мневис требовались услуги толмача. Теперь, однако, нужда в тебе отпала. И поскольку твое присутствие для нас – высокородных – оскорбительно, тебе придется тотчас убраться отсюда.
– Прям целая речь, – насмешливо сказал Джориан. – Но раз уж я был приглашен его величеством самолично и раз уж его величество – да правит он вечно! – не отменил своего приглашения после отъезда королевы, мне твое желание не указ. Какие еще будут предложения?
– Пошел вон, собака, в последний раз говорю!
– А ты меня выгони!
– Я-то выгоню!
Чавэро нагнулся и пошарил в кустах. Когда он выпрямился, в руке его блеснула обнаженная кривая сабля. Чувствуя себя хозяином положения, Чавэро двинулся на Джориана, занеся саблю для мощного удара.
Джориан, у которого не было ни меча, ни плаща, ни кинжала, чтобы защититься, попятился. Чавэро сделал резкий выпад, и Джориан отскочил за фонтан. Некоторое время они – то по часовой стрелке, то против часовой стрелки – метались взад-вперед по разные стороны фонтана. У высокого и мощного мальванца ноги, однако, были короче, чем у Джориана, а живот больше, и тому удавалось делать так, чтобы между ним и его противником все время находился фонтан.
Вдруг его тихонько окликнули с балкона:
– Гос-сподин Джориан! Держите!
Он быстро оглянулся: Яргэли, перегнувшись через мраморные перила балкона, протягивала его Рандир. Джориан, забыв о фонтане, в два прыжка оказался у подножия террасы и поймал за рукоятку брошенный царевной меч.
Он обернулся как раз вовремя, чтобы отразить нападение Чавэро. Замелькали клинки; слышались только лязг и звон, да во все стороны летели искры. Джориан с легкостью отражал ураганный натиск, парируя удары мальванца; тот наконец выдохся и принужден был снизить темп. Джориан тут же провел обманный удар слева, на ходу изменил направление и рубанул сплеча вниз и влево, острием меча перерезав кушак, на котором держались оранжевые шаровары.