– Это крошечная приграничная деревенька. В худшем случае мы наткнёмся на патруль – и не забывайте, я говорю на их языке и знаю, что у них в головах.
– Точно… вы же родом из Думы, верно? Вы так хорошо скрываете свой акцент, что я и забыл.
– В этом и заключается разница между нами, – негромко сказал Эйдан. – Даже проведя десять лет на Красном холме, я не могу позволить себе забыть. Но я отвлёкся. Мы скажем патрульным, что напились и свернули не на ту дорогу. Учитывая, в каком вы сейчас состоянии, долго убеждать их не придётся. Меня больше волнуют головорезы, которых взял с собой Патрик.
«Теперь ещё и головорезы». Но внутренний голос напомнил Шэю, что Эйдан прав: военный советник действительно пытался его убить. «Почему я решил, что Патрик просто смирится со своей неудачей? Дело в той же самонадеянности, которая заставила меня убедить герцога избавиться от устройств дракири?»
– Ладно, – сказал Шэй. – Я поеду. Но помните – никакого кровопролития.
– Будем надеяться, что Патрик согласится. Джеймс!
Из стойл показался конюх – мужчина с бородой, на которой, казалось, осела ржавчина с ворот.
Эйдан сказал:
– Здравствуй, Джеймс. Нам нужны лошади.
Мужчина улыбнулся так широко, что можно было пересчитать все его оставшиеся зубы.
– Скольких вы здесь знаете? – шёпотом сказал Шэй.
– Когда я выяснил, что вы завели друзей, действовать пришлось быстро.
Эйдан выбрал двух скакунов: тёмно-рыжую кобылу и прекрасного вороного жеребца.
– Этот принадлежит герцогу. Его зовут Оникс. Он мне очень нравится.
Они поехали вдоль ручья по равнине; поросший щетиной кустарника косогор остался слева, лес – справа. Вода была похожа на стекло, в ней мало что отражалось кроме чистого неба цвета сидра и облаков, сгущавшихся на западе.
– Наш друг Патрик – военный советник, он знает схему патрулирования границы. Нам просто нужно следовать за ним. – Взмах руки в чёрной перчатке, и Эйдан указал на три смазанных тёмно-рыжих пятна на горизонте. Лошади. – Сложность заключается в том, чтобы нас не заметили они… по крайней мере, пока мы не углубимся на территорию Думы.
Тучи моргнули, заворчали, и кобыла Шэя заржала.
– Тише, девочка, – он прижался к её гриве и бросил взгляд назад. В десяти километрах на фоне первых бледных звёзд башня была похожа на свою сестру из книги Лены, не на часть неба, как раньше, а на продолжение земли, словно нечто огромное пыталось вырваться на свободу и вытянуло за собой недра.
Кобыла снова заржала.
– Угомоните свою лошадь, Шэй. Вы же не хотите, чтобы… Ну вот и всё. Они нас заметили.
Одна из тёмно-рыжих точек отделилась от группы. Расстояние выравнивало направление, из-за чего казалось, что всадник движется вправо, но это была иллюзия.
– Мы на равнине, Эшкрофт. Звук разносится. Едем в лес, нужно переждать.
Они припустили галопом, а рыжеватое пятно тем временем выросло до размеров подушечки большого пальца. Лес тоже приблизился и встал непроницаемой стеной, проросшей ветвями и кустарником.
Когда они наконец добрались до просвета между деревьями, Эйдан присвистнул.
– Можете начинать беспокоиться насчёт патрулей.
Дорога змейкой вилась между стволов – ровная, хорошо протоптанная, по ней могли свободно проехать три лошади с вооружёнными всадниками.
Шэй сказал:
– Будь я проклят, если по этой тропе не ходят часовые.
– Лес – наш единственный шанс стряхнуть хвост.
Эйдан прищурился на силуэты деревьев, затем на тёмно-рыжее пятно, которое к этому моменту уже превратилось в детский рисунок человека на лошади.
Они въехали на тропу.
Под копытами заскрипел гравий, и где-то в кронах деревьев сова объявила о наступлении ночи.
– Кажется, я вижу впереди свет, – сказал Шэй.
– Да… я тоже его вижу. Факелы.
– Возвращаемся.
Вместо ответа Эйдан направил своего жеребца влево, следуя по более узкой тропе в глубь леса.
Они выехали на поляну, в конце которой виднелись два наполовину обрушившихся сводчатых прохода, похожих на мёртвые муравейники. Они спешились и повели лошадей по поляне, под арки, в темноту.
– Шевелитесь, – сказал Эйдан. – И не ударьтесь головой.
Когда глаза Шэя привыкли к отсутствию света, из тени проступили причудливые образы – с одной стены к нему в безмолвном крике тянулось человеческое лицо с уховёрткой вместо языка, а на другой многоножка заползала в чью-то ноздрю – или вылезала из неё.
Его передёрнуло.
– Гаденькое капище, – сказал Эйдан.
– Думское?
– Нет, гораздо древнее. Я рад, что тех, кто это построил, уже нет. Общество, которое выблёвывает из себя такое, очевидно, находится на последних стадиях разложения.
– Вы много кого осуждаете, нет?
– Я осуждаю черты. Слабость. Глупость. Бестолковость. Склонность к излишествам.
Шэй отвернулся от лица с уховёрткой. Мир снаружи потерял цвет, превратился в тиснение, замер.
– Как обстоят дела при дворе? – спросил он.
– Смотря о ком вопрос. Что хорошо вам, думцу – смерть.
– Сочувствую.
– Не стоит. Это ваша страна, и вы вольны давать возможности кому захотите.
– Я…
– Тссс.
В тишине дыхание Эйдана было таким же ровным, как и за минуту до этого. Из-за деревьев выступила лошадь; её всадник поднял факел, и жёлтый круг пополз под сводчатым проходом по каменному полу, остановившись в метре от носков сапогов Шэя.
«Чёрт».
Но время шло – полминуты, минута, – всадник явно медлил, пока огонь у него в руке отплясывал в темноте небольшой танец.
– Что он делает? – шёпотом сказал Шэй.
Всадник что-то прокричал на думском языке.
– Что…
– Тссс.
Секунды тянулись, отмеряемые пульсацией факела. Затем часовой развернул лошадь и исчез в лесу.
Шэй со свистом выдохнул.
– Почему он не?..
– Могу лишь предположить, что дело в суеверии. Некоторые считают, что, если двое войдут в подобное святилище, один из них умрёт. Видите ли, – Эйдан усмехнулся, – часовой не догадался, что нас внутри уже двое.
– Вы знали, что это святилище здесь?
Эйдан посмотрел на него.
Сова снова заговорила, на этот раз ближе.
– Подручный Патрика наверняка уже вернулся к основной группе.
Когда у входа Шэй оглянулся, лицо с уховёрткой по-прежнему смотрело на него из тени.
Теперь, зная о склонности его кобылы громко выражать своё недовольство, они прошли последние полкилометра до Полтавы пешком.
Первым из темноты вынырнул обветшалый забор с привязанными к нему тремя гнедыми лошадьми. Затем возник дракон, и ещё один, и ещё – деревянные фигурки, оседлавшие гребни крыш – или это были поленья, которые кто-то вытащил из костра?
Как там говорил герцог? «Посмотрите, что они сделали с деревней, и сами всё увидите». Раскат грома прокатился над Шэем как неваляшка – слева направо, справа налево, – и дождь зарядил сразу же в полную силу, отчего ожоги на домах стали казаться свежими.
Несмотря на все разговоры о Полтаве, деревенька была крошечной, не более пятидесяти домов – и половина из них представляла собой обуглившиеся остовы: смерть по одну сторону улицы, жизнь – по другую.
– Почему же они не отстроятся заново? – спросил Шэй.
– Это запрещено специальным указом.
– Почему?
– Чтобы люди помнили.
– Признаю, я не специалист по истории, но разве не Дума устроила здесь резню?
Эйдан сказал:
– Зависит от того, чьей версии событий вы больше верите.
– Герцог, например, так думает.
– Значит, так и есть, верно? Раз уж герцог так думает.
На живой стороне, за потоками дождя, тлели светлячки окон.
Шэй сказал:
– Как вы считаете, куда направился Патрик?
– Патрик поступает, как привык. Смотрите, вот он приехал. Собирается найти диверсантов; каков его дальнейший шаг? Опросить местных. Они, конечно же, скажут ему, что не слышали ни о какой тайной встрече – что будет чистейшей правдой. Но, зная Патрика…
– Он решит, что они укрывают преступников.
– И что он будет делать дальше?..
– Очевидно, обыщет дома.
– Раз, два, три, четыре. – На счёт «четыре» дверь в середине улицы распахнулась, впуская тепло в дождливое одноцветие. Наружу вышли трое.
Эйдан откинул со лба мокрые волосы.
– Патрик! Патрик!
Самый высокий силуэт повернулся, как кукла в театре теней.
– Мы здесь, Патрик.
Последовало секундное замешательство, кашель, лай голосов. Затем три силуэта направились к ним.
«Начинается». Шэй утёр воду с лица. Он должен был ощутить прилив адреналина, предвкушение возмездия, но всё это имело дурной привкус – беременные свинцом облака, наполовину сожжённая деревня, даже засада на человека, который пытался его убить.
– Эйдан! – донёсся из дождя голос Патрика. – Что вы здесь делаете?
– А на что это похоже?
«А вот он этим наслаждается, судя по всему».
Советник герцога остановился в нескольких метрах; серые нити прошили воздух, превращая его лицо в невыразительную маску. А вот что было ощутимо и грубо, так это тяжёлый арбалет, который держал на изготовку тип справа от Патрика.
– Привет, Эшкрофт, – голос советника тоже звучал бесцветно. – Похоже на то, что меня подставили.
Эйдан улыбнулся:
– Нам надо поговорить.
– Так кто же на чьём поводке? Эшкрофт на вашем или вы – на его? Я должен был догадаться, что нельзя доверять думцу.
– Все о чём-то сожалеют, Патрик.
– Я ни о чём не сожалею. Если вы не заметили, в ваше нахальное лицо смотрит арбалетный болт.
– Надолго ли, вот в чём вопрос.
Не говоря ни слова, мужчина с арбалетом прошёл под дождём, пересёк невидимую черту и замер рядом с Эйданом.
– Колм, какого чёрта ты творишь?
Эйдан присвистнул.
– О, сладкая сила золота.
– Вы все покойники. Ты тоже, Колм, – несмотря на свои слова, Патрик сделал шаг назад. – Ты ещё со мной, Дуэйн?
Тот, кого он назвал Дуэйном, за