– Задержи дыхание.
Когда её рука обмякла, он ещё секунду подержал её. Затем легонько толкнул.
Мужчина сидел в пустой комнате. Рядом с диваном стояла бежевая картонная коробка, наполовину скрытая тенями, тянувшимися по полу и стенам.
Зазвонил телефон.
– Привет, это снова я. Вечера здесь – это что-то! Джозефина свозила нас на ужин в австрийскую пивную, и, кажется, я съела больше, чем ем за месяц. Ты подумал насчёт Альп? Мы можем прилететь сюда в середине декабря. Если я забронирую комнаты завтра или послезавтра, мы ещё успеем. Сможем воспользоваться той скидкой.
Мужчина молчал, глядя на рисунок собаки. Затем отложил телефон, который продолжал говорить, коснулся карандашом бумаги и начал рисовать мальчика.
Забыть Мадрид
Женщина не страдала деменцией, в этом Эрик Летерье не сомневался. С болезнью он был знаком – она сожрала его деда, начисто стерев память старика так, что тот перестал узнавать своих близких, а потом и самого себя. Процесс был медленный, сродни коррозии, и совсем не походил на то, что произошло прямо сейчас в двух столиках от Эрика.
Женщина сказала:
– Мой кошелёк, почему у вас мой кошелёк? И кто вы вообще такой?
Минуту назад она разговаривала со своим спутником, они держались за руки, хотя и недолго. Возможно, муж, возможно, любовник, она явно давно его знала… но, когда встала из-за стола, больше не помнила.
Ей было самое большее тридцать пять, под зелёными глазами только начали появляться мешки, придавая её красоте усталый вид. Мужчина в лиловом костюме выглядел по меньшей мере на десяток лет старше, его продолговатое лицо с острыми чертами торчало из воротника рубашки, как из черепашьего панциря.
Он протягивал ей кошелёк, видимо, позабытый, когда она встала, однако сам походил на марионетку, застывшую на середине движения, – удивлённо таращился на собственную руку, явно не зная, что делать.
Эрик прищурился, а остальное кафе, увешанное рождественскими гирляндами, продолжало жить своей бормочущей, шаркающей, звенящей жизнью. Он и его невеста Кэтрин забрели в это местечко по прихоти – она хотела поесть в отеле, а он в их первый вечер в Испании хотел подышать мадридским воздухом. «Как это похоже на Кэтрин, – подумал он, – уйти ровно перед тем, как случится что-то необычное».
Эрик встал и подошёл к парочке у столика.
– Простите меня за любопытство, сеньорита, – сказал он. – Вы хотите сказать, что не знаете этого человека?
Мужчина в лиловом костюме, все ещё не отрывая взгляда от своей руки, моргнул.
– Просто «мисс», я не испанка. – Женщина отсутствующим взглядом посмотрела на Эрика. – Что вы хотите сказать? Откуда бы мне его знать? Я не вожусь с подобными типами.
– Тогда почему же минуту назад вы сидели с ним за одним столиком?
– Это что, какой-то розыгрыш? – начала было она, но затем переменилась в лице и посмотрела по сторонам. – Ну, думаю… Думаю, свободных мест просто не было.
– Вон там есть свободный столик.
– На тот момент, я имею в виду. Да, я уверена, что, когда вошла, свободных мест не было.
Эрик понял, что она заполняет пробелы в памяти, и сказал:
– Думаю, этот господин растерян. Вам стоит забрать у него кошелёк.
Она так и сделала. А когда мужчина в лиловом костюме побрёл к бару, улыбнулась:
– Благодарю вас. Странно, не правда ли? Кафке бы понравилось… Вы ведь тоже не из Мадрида, верно?
А вот и оно – улыбка, зелёные глаза, намёк. В этой женщине отражалось настроение старого европейского кафе с его антикварными вешалками и горькими ароматами, доносящимися из сигарного салона.
Эрик сказал:
– Я здесь первый день. В отпуске. Не один.
– О! – Она кивнула, и на этом разговор завершился.
Он наблюдал за её фигурой, пока она шла к выходу. Она была так непохожа на Кэтрин – Кэтрин, которой страшно не понравился её салат «Цезарь», которая полчаса жаловалась на головную боль, и которая вылетела из кафе, стоило Эрику предложить ей чаще мерить давление.
Кэтрин, которая сейчас ждала его в их гостиничном номере, в четырёх стенах цвета охры.
Отпуск был его идеей – месяц назад им пришлось съехать с квартиры, которую они вместе снимали, и Кэтрин настаивала, чтобы они подождали, пока банк не одобрит заявку на ипотеку. Он же считал, что им стоит жить сегодняшним днём.
Он понял, что застыл посреди зала и что за ним кто-то наблюдает – из алькова, над входом в который висел венок, на него пристально смотрел мужчина с закатанными рукавами. Когда он встретился с Эриком взглядом, то опустил глаза и начал перебирать пачку бумаг.
В обычный вечер Эрик выбросил бы это из головы… но вечер уже перестал быть таковым.
Лампа под оранжевым абажуром не столько освещала альков, сколько отбрасывала тени на стены, бумаги и толстые, покрытые порослью седых волос руки.
– Здравствуйте, – сказал Эрик.
– Здравствуйте, сеньор. – Мужчина не поднял головы.
– Вы ведь тоже это видели, да? То, что произошло?
– Вы о чём, сеньор?
– О девушке, мужчине, кошельке и столике.
На этот раз он посмотрел Эрику прямо в лицо.
– Я хозяин этого заведения. Зовут Хосе. – Он замолчал, а затем между бакенбардами возникла улыбка, аккуратная, сухая. – Вы не знаете. И правда не знаете. Вы действительно зашли сюда по чистой случайности, не так ли?
– Что произошло с женщиной?
Владелец кафе потёр нижнюю губу.
– Впрочем, случайностей в жизни не бывает. Представьте, – сказал он, – что существует некий столик, простой деревянный столик у окна. Он всегда зарезервирован, за исключением одной недели в конце года. Представьте, что некая парочка – скажем, муж и жена или просто двое влюблённых – садится за него и наслаждается вечером. А теперь представьте, что, когда они встанут… – он смочил большой палец и перевернул лист бумаги, – …то превратятся друг для друга в незнакомцев.
Эрик подождал кульминации рассказа, а когда не дождался, сказал:
– Вы понимаете, насколько безумно это звучит?
– О да, сеньор. Но ведь вы сами спросили.
Эрик повернул голову и посмотрел на другой конец зала.
– Времени у вас не так много, – сказал владелец. – Три дня до Рождества, а после вам придётся ждать ещё год. Также нужно обсудить денежный вопрос…
– О чём это вы?
Снова сухая улыбка:
– Разве вы не хотите воспользоваться столиком, сеньор?
На следующий день, когда вечер растянул по городу сумерки, Эрик стоял под деревянной вывеской с надписью «Кондитерская Сан Гинес». Он однажды видел это место, на летних каникулах между третьим и четвёртым классом – по телевизору показывали старое здание к западу от Пуэрта-дель-Соль, «Врат солнца», с кирпичом и жёлтыми стенами, видавшими Пикассо, огнями ламп, похожими на светлячков, и дверью цвета бутылочного стекла.
– Вот, пожалуйста, – сказала Кэтрин. – Теперь ты доволен? Вот оно, твоё волшебство.
Дверь была той же, но, чтобы воздушный шар счастья лопнул, достаточно одного укола.
Зайдя в кондитерскую, они прошли мимо гитариста, вокруг которого собралась стайка молодых людей – некоторые сидели на стульях, некоторые на корточках на полу, голоса поднимались и опадали в такт переборам аккордов.
Она заказала кофе и чуррос. Стена, увешанная фотографиями знаменитых посетителей, привлекла её внимание:
– Смотри, Вивьен Ли, – сказала она, а затем стала рассуждать об «Унесённых ветром», о Митчелл, о классике американской литературы, об архетипе «южной красавицы», о Гейбле, архетипе, красавице.
На другом конце зала гитарист отпил из бокала красное вино, которое кто-то поднёс ему, и его пальцы ударили по струнам трескучим испанским боем.
– …меня вообще слушаешь, а? – сказала Кэтрин.
– Прости, – ответил Эрик. – Ты не могла бы повторить?
Она покачала головой.
– Я спросила, что ты думаешь о нашей комнате в гостинице? Этот желто-охристый цвет…
– Вот оно что. – Он криво улыбнулся. – Уже знаю, что ты скажешь дальше: первым делом в новой квартире нам будет нужно перекрасить стены.
– Нет. Нет, я собиралась сказать совсем не это. – Она провела пальцем по ободку кружки с кофе. – Ладно, не важно.
Разговоры о цвете стен и «южной красавице» – вот такой будет их дальнейшая жизнь?
Одна из девочек присвистнула и хлопнула гитариста по плечу.
– Арахнуэсский концерт, – сказал Эрик. – Я и не знал, что на него написана песня. Это произведение для гитары с оркестром, и, конечно же, он играет только адажио…
– Мы что, даже в отпуске будем говорить о гитаре? – сказала Кэтрин.
Он посмотрел на неё:
– Ладно, ты выбирай тему.
– Уже выбрала. – Она отвела взгляд. – Тебе было неинтересно.
Эрик подумал:
«А тебе самой интересно?»
– Кстати, я кое-что тебе купила. Небольшой предрождественский подарок. – Она потянулась к сумке.
– Шлёпанцы?
– Мужские эспарденьи. Мне они показались необычными. Сможешь носить их даже в помещении – надеюсь, мне всё-таки удастся уговорить тебя не ходить по дому босиком.
Эрик сказал:
– Ты, как всегда, практична.
– Что? Подожди, я поняла. Тебе вчерашнего было мало?
– Вчерашнего?
– Не могу поверить, что ты до сих пор не извинился.
– За что?
Она фыркнула:
– Ты знаешь, за что. За кафе.
– Я не сказал ничего плохого. Тебе и правда стоит следить за давлением.
– Дело не в том, что ты сказал, а в том, как ты это сказал. Да, в последнее время я часто устаю…
– Вот и сказывается твоё повышенное давление.
– Мне стоило догадаться, что извинений ждать не приходится.
Эрик вспомнил парочку в кафе, очевидный мезальянс, и подумал, что люди могут быть противоположностями друг друга не только внешне.
Ему захотелось поговорить об этом с Кэтрин, объяснить, но он не смог придумать, как сделать это, не причинив ей боли. Вместо этого он сказал:
– Прости меня.
Она шлёпнула туфлями ему по груди.