Эрик всхлипнул.
– Вам нужно оставить на столе подарок, какую-нибудь вещицу, которую один из вас подарил другому. Но он должен быть недавним. Люди часто берегут старые подарки из сентиментальности, а новый доказывает, что вы всё ещё…
«Почему бы тебе не надеть свои эспарденьи», – сказала она.
– Я не знаю, что всё это значит, но с меня хватит, Эрик. – Кэтрин хлопнула ладонью по столу. – Если ты не хочешь объясняться, я ухожу.
– Нет, – сказал он. – Нет, прости, – по иронии, сейчас он наконец нашёл слова. – Я тебя люблю. Давай посидим здесь немного. Просто посидим.
На другой стороне улицы гирлянда теперь обрамляла дверь церкви, превращая её в зелёную арку. Молодой человек наконец сложил газету в аккуратный свёрток. Парень под вешалками поднял голову.
Фостер-лейн была сырой, пропитанной туманом и покрытой инеем. На первом этаже дома в середине улицы было распахнуто окно, вдыхавшее утренний воздух.
Что-то заставило Эрика остановиться.
– Эй, друг, – сказал Майкл, – не подглядывай, не подглядывай.
Но он посмотрел – за окном находилась комната с охристыми стенами. «Детская», – подумал Эрик: люлька у кровати, рождественские звёзды, отражавшие уличные огни. Дары трёх волхвов.
Майкл похлопал его по плечу.
– Что там?
– Сам посмотри.
– Не, я не подглядываю.
Эрик отступил назад.
– Только что вошла девушка. С мужем… кажется. Пойдём.
Они брели по тротуару, и Эрик сказал:
– Она держала на руках ребёнка. Прекрасного малыша.
– С каких это пор ты любишь детей?
– Да ни с каких.
Майкл сказал:
– Ну так что, дружище, мы с тобой сколько уже не виделись – год? Я слышал, ты на прошлое Рождество ездил в Мадрид.
– Я мало что помню. Всё как в тумане – наверное, всё время был под мухой.
– Хорошо, хорошо. Ничего удивительного, учитывая, что ты тогда расстался с…
– Расстался? С кем?
– Ни с кем, ни с кем. Забудь.
Эрик обернулся и снова посмотрел на окно, повинуясь какому-то неосознанному чувству. Затем его охватило желание, почти что необходимость, взять этого ребёнка на руки, прижать к себе, увидеть, как тот обнимает игрушку. Он не знал, откуда взялось это желание, и тряхнул головой, чтобы его отогнать. Но позже, в баре, когда чьи-то губы поцеловали его в щёку и окутали запахом дешёвых сигарет, он всё думал о той комнате, о девушке и ребёнке – и странная горечь поднялась в нём, тёмная, медлительная.
Сродни коррозии.
Вниз по реке, где молчит вода
В её мире существовал лишь магазин сладостей, квартира и путь между ними. После похорон Дэниела миссис Эпплби перестала звонить своей матери; потом подруга её детства Прю переехала в Лондон, и миссис Эпплби перестала разговаривать и с ней тоже. А затем однажды в субботу она проснулась и поняла, что запланированное чаепитие с девочками больше не радует и даже не вгоняет её в скуку. Ей стало все равно.
В таких случаях люди обращаются к детям, но у них с Дэниелом их никогда не было, и мир миссис Эпплби сжался, пока магазин не превратился в единственный пункт назначения.
Она обошла стойку со сладостями: пудинги, пирожные «Виктория», бисквиты с орехами – все выглядели примерно одинаково. Выбрать один из них означало утратить предлог, чтобы остаться; означало дорогу домой мимо квадратных домов цвета дождя. Ей нужно было продлить процесс выбора, сделать вид, словно ей действительно чего-то хотелось.
Она подумывала о том, чтобы перейти к шкафчику с шоколадными сигарами, когда входная дверь со скрипом отворилась – и в магазин вошло нечто слепое и глухое.
Мурашки поползли по спине миссис Эпплби, и в мыслях всплыл датский дог, который когда-то был у друга Дэниела – Джо Редмонда. После того как катаракта сожрала глаза пса, бедняга стал врезаться в заборы и идти вдоль них, как по рельсам. Бумажный человек проделал то же самое с витриной, и два куска пирога баноффи, которые кто-то по неосторожности поставил наверх, хлопнулись на пол, разбрызгав сливки.
Существо представляло собой слияние пожелтевших газет, спрессованных в человеческую фигуру. Оно подалось вперёд, и миссис Эпплби попыталась попятиться.
Владелец магазина стоял по стойке смирно за прилавком, уставившись на бумажного человека.
– Эй, ты там смотри у меня.
Витрина покачнулась и зазвенела, словно в ней лежала мелочь. Ещё двое посетителей – высокая женщина в плохо скроенном зелёном платье и парень, похожий на сердитого Марлона Брандо – придвинулись ближе к владельцу, который закатал рукава, обнажив худые руки, покрытые пигментными пятнами.
– Выметайся из моего магазина! Чего тебе нужно? Убирайся к чёрту!
Бумажный человек продолжал скользить вдоль витрины.
В этот момент миссис Эпплби поняла, что снова может двигаться. Оцепенение прошло и оставило одну лишь мысль: «Бедолага».
Существо, должно быть, весило всего несколько килограммов; что оно могло ей сделать? Почему оно должно было что-то с ней сделать? С каждым годом их всё меньше бродило по городу; этот был первый, которого она увидела за много месяцев.
Бумажный человек замер у полки, на которой стояла механическая «пьющая птичка». Ссутулившаяся спина, совсем по-человечески опущенная голова – мисс Эпплби подумала, что если прищурится, то сможет принять его за настоящего человека, который о чём-то задумался.
Когда владелец магазина выпрямился, чтобы выдать ещё одно «убирайся отсюда», она сказала:
– Он, наверное, вас не слышит.
Три пары глаз уставились на неё, и миссис Эпплби прибавила:
– Они ориентируются на ощупь и по движению воздуха. Я когда-то читала об этом в газете. Не думаю, что он настроен враждебно.
Словно в ответ, бумажный человек протянул руку к механической птичке.
– Он игрушку, что ли, хочет? – спросила женщина в зелёном платье.
– Ну уж её-то он точно не получит, – сказал владелец, но не сдвинулся с места и вместо этого скосил глаза на Брандо.
Тот пожал плечами:
– Зажигалка есть?
– Да, да, должна быть. – Владелец похлопал себя по карманам. – Хорошая мысль. Где-то у меня должна быть зажигалка.
Миссис Эпплби шагнула к стойке.
– Он же ничего не делает. Никому не вредит. Смотрите, ему просто нравится птичка.
Бумажный человек оставался у полки, стоя к ним спиной, как мальчишка, которого родители поставили в угол. «Колебания», – догадалась она. Клюв птицы качался, создавая движение воздуха, которое привлекло существо.
– Да, я слышала, что их нужно сжигать. – Женщина в зелёном платье кашлянула в ладонь.
– Послушайте, не нужно никого сжигать, – сказала миссис Эпплби. – Давайте я вынесу птицу наружу, может быть…
Владелец покачал головой:
– Ну уж нет. Птица принадлежит Августине.
– Кто такая Августина? – спросила женщина в зелёном платье, но никто не обратил на неё внимания.
– Ладно, – сказала миссис Эпплби. – Хорошо, тогда давайте я куплю у вас игрушку? Как насчёт одного фунта?
– Она принадлежит Августине. Пять.
– Ладно.
Проходя по магазину сладостей с механической птицей в руках, миссис Эпплби чувствовала себя ребёнком. За спиной она услышала приглушённый шелест бумаги – бумажный человек двинулся за ней.
Оказавшись снаружи, она на первом же перекрёстке поставила птичку на тротуар. Минуту спустя что-то заставило её обернуться – бумажный человек всё ещё следовал за ней, метрах в десяти позади. Она отмахнулась от него:
– Брысь! Иди к игрушке!
«Ой-ой, – подумала она. – Махать как раз не стоит. Размахивание руками, наоборот, привлечёт его».
Фигура направилась к ней, и миссис Эпплби открыла рот, чтобы снова закричать на неё, прогнать, но ничего не сказала. Возможно, было не так уж и плохо вернуться домой в чьей-нибудь – в чьей угодно – компании.
Дэниел. Раньше они возвращались домой вместе. Иногда Джо Редмонд с псом присоединялись к ним, когда пёс был ещё жив, когда Дэниел был ещё жив. Миссис Эпплби отбросила мысли о своём покойном муже и сосредоточилась на звуке собственных туфель, стучавших по тротуару.
У бумажных людей была дата выпуска: 1986 год, десять лет назад, год, когда Британия арендовала у Советов два самых современных промышленных 3D-принтера для реализации проекта «доступные дома» в Бредонборо, в народе ехидно прозванного «Бредонгетто». Власти напечатали сто пятьдесят домов, а затем паре инженеров на стройке, скорее всего после распитой бутылки виски, пришла в голову идея напечатать людей.
Они решили воспользоваться бумагой и взяли всё необходимое с огромной бумажной свалки на окраине города, с кладбища газет.
Позже шутники рассказали журналистам, что они накинули на получившихся людей старые пальто, чтобы посмотреть, сможет ли мэр во время официального открытия района «отличить настоящих горожан от вчерашних новостных сводок».
Миссис Эпплби помнила всё это, а ещё она помнила, что после церемонии открытия бумажные люди исчезли, и лишь несколько месяцев спустя один из них объявился на парковке, до смерти напугав парочку подростков, занимавшихся в машине тем, что получается у молодёжи лучше всего.
Миссис Эпплби всё помнила, но для неё 1986 год означал совсем другое – это был год, когда умер Дэниел.
Она сполоснула тарелку, чашку, столовые приборы. Когда мыть стало нечего, она сунула под воду ладонь и стала смотреть, как струйки извиваются на коже.
Она слышала, как Дэниел вошёл в кухню. Она стояла лицом к раковине, но он был высоким, полноватым, всегда тяжело дышал, и половицы скрипели, когда он переминался с ноги на ногу.
Вода продолжала бежать, и она ждала. Помявшись с минуту, Дэниел подошёл к ней и потянулся к чашке.
– Я её уже помыла. – Она отвела его руку в сторону. Его пальцы всё ещё были тёплыми после сна.
– Послушай, – сказал он, – послушай, я очень сожалею.
– Но не так, как я.
– Ты звонила своей маме? Ты сказала ей, что я извиняюсь…