— Нормально, — ответил Смирнов. — Ничего особенного, конечно, но я и не рассчитывал, что мы найдем прямые улики. Скажи сначала, что у тебя.
— У меня ничего интересного. Есть набор писчей бумаги у Рокотова и английская булавка у Васильева, приколотая, по его словам, от сглаза. Зато кое-что мне показалось любопытным. Ребята нашли три пистолета «Гадюка» с двумя запасными магазинами для каждого и разрешением на ношение оружия — это у тех субчиков, что сели в Лесобруйске. По документам, они работают в охранном агентстве. Еще у троих с собой пневматические ружья для стрельбы ампулами с транквилизатором. Они якобы трудятся в зверинце под Сургутом. У Жеребина имеется «беретта» и, конечно, разрешение. Хочешь посмотреть? — Опер кивнул в сторону сваленных на стол пистолетов.
— Нет. Я не удивлен. Думаю, сомнений в том, что ребята из серьезной конторы, быть не может. Так что оставим их в покое — они делают свое дело, и нам до них не добраться, только зубы обломаем.
— Они нам еще пригодятся, — усмехнулся Дымин.
— Вот и я о том же, — согласился Смирнов.
— Теперь твоя очередь.
Смирнов взял листок, на котором было выписано всего несколько пунктов.
— Красной глины, конечно, нет, — начал он, — так же как зазубренного ножа. Думаю, это все на дне реки. Проволоку нигде не обнаружили. А вот то, на что стоит обратить внимание. Во-первых, у Самсоновых нашли булавки и иголки, во-вторых, бумагу, в-третьих, шапочки для душа, в-четвертых, снотворное. Далее, булавки у Викуловой и опять же бумага. У Кушековой есть иглы и шапочки для душа, у Золиной — булавка. У Бирюкова обнаружилась коробка канцелярских кнопок, а у его соседа — снотворное. Я уточнил, это кнопки-гвоздики. Ну, знаешь, такие, с пластмассовыми шляпками. Можешь взглянуть, если хочешь.
— Я понял, как они выглядят, — сказал Дымин. — А при чем тут шапочки для душа? Зачем о них вообще упомянули?
— Помнишь, я просил включить в список все, что может помочь замести следы.
— И что?
— Шапочки не дают падать волосам с головы, а кроме того, их можно использовать в качестве бахил.
— Так же, как целлофановые пакеты.
— Естественно. Но в любом случае все, что использовал Крысолов, теперь за бортом.
— Почему ты не включил зубочистки? Ими можно нарисовать «тав» довольно аккуратно. Мой племянник учится в художественной школе и использует их иногда, если надо провести тонкие линии. Я как-то был в гостях у сестры, и он…
— Ими можно нарисовать, не спорю, — перебил Смирнов. — Но проколы на телах сделаны булавками или иголками. От зубочисток остались бы раны другой формы, конусовидной и более широкие. Так что у Крысолова в любом случае должны быть иголки. И он наверняка взял их с запасом.
— Меня смущает отсутствие одной вещи. Причем ее нет и в других списках — я бегло просмотрел.
— Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, — сказал Смирнов.
— Что?
— Перчатки.
— Ага. — Дымин постучал согнутым пальцем по столу. — Перчатки Крысолов должен был взять с запасом однозначно и выкинуть новую пару за борт не мог. Нож и глина не так важны, убить можно и без них. Записка с символом сделает свое дело — всем будет ясно, что с жертвой расправился Крысолов, а не кто-то другой. Хлороформ — штука полезная, но не обязательная. Кожина он усыпил обычным снотворным. Но без перчаток действовать нельзя.
— Хочешь сказать, он закончил? — спросил Смирнов с сомнением.
— А у тебя есть другое объяснение.
— Есть.
— Интересно послушать.
— Крысолов больше не собирается скрываться.
Дымин сначала приподнял брови, а затем, когда до него дошел смысл сказанного, фыркнул.
— И что, он сдастся? Придет с повинной, как только грохнет кого-нибудь еще? Так сказать, закончив дело.
— Ну да. А что, тебе это кажется совсем невероятным?
— Он принимал столько мер предосторожности, замывал следы…
— Потому что месть была не закончена. Он был вынужден скрываться. Но он явно хочет, чтобы все знали, что его жертвы заслужили смерть — по крайней мере, с его точки зрения.
— Ну, в таком случае осталось только дождаться, пока он грохнет кого-нибудь еще, — с мрачным скептицизмом проговорил Дымин. — А вообще я не верю, что он хочет сдаться, когда закончит мстить. С какой стати?
— В любом случае я считаю, что мы должны ждать следующего убийства.
— Ты уверен, что он еще не закончил?
— Думаю, да.
— Ну, выбора-то у нас особого нет: мы не знаем, кто он, так что как ты собираешься ему помешать?
— Хочу выполнить приказ Несметова. Соберу всех генетиков здесь, в кают-компании…
— И отсрочишь одно убийство, — перебил Дымин. — Кто сказал, что Крысолов убьет на «Фаэтоне»? Впереди Сургут, семинар, там это сделать гораздо удобнее. Чтобы купить перчатки, нужно лишь зайти в аптеку или в хозяйственный магазин.
— Может, ты и прав, — сдался Смирнов. — Я зациклился на этом теплоходе.
— Давай просмотрим другие списки. Вдруг что-то выплывет.
Полицейские собрали все описи, которые принесли опера, и прямо на них пометили упаковки с белой и синей глиной — косметические средства, пластилин, булавки, иголки, броши, заколки для галстуков (нашлись на борту два пижона, предпочитавшие их современным зажимам), четыре упаковки снотворного и еще кое-какую мелочь. В конце концов часть вещей вернули владельцам, на остальные составили расписки и отправили катером Тумарину в Лесобруйск, где он с командой оккупировал местный морг, превратив его во временную лабораторию. Фамилии людей, имевших при себе подозрительные предметы, были переданы в РУВД для установления возможных связей с убитыми. Но Смирнов понимал, что это почти наверняка окажется бесполезным. Он чувствовал: Крысолов где-то здесь, поблизости. Затаился и пишет партитуру для новой мелодии смерти.
Опера и криминалисты отплыли на катере, увозя вещи пассажиров. Остались только четверо полицейских, присланных Несметовым в поддержку Смирнову и Дымину.
За час до ужина следователь сидел с опером в каюте и говорил:
— Я записал размер обуви у наших подозреваемых. Подошв с таким рисунком, как на ботинках Крысолова, мы ни у кого не нашли, но смотри, что получается: у Золиной размер тридцать восьмой, у Нины тридцать четвертый, у Викуловой и Ксюши Самсоновой тридцать шестой, у Бирюкова тридцать восьмой, у Максима тридцать седьмой.
— А у Кушековой?
— Сороковой.
— Крысолов мог оставить след нарочно. Взял чей-нибудь ботинок и приложил к глине, а потом — в монастыре. Честно говоря, странно, что он не заметил отпечаток ни в карьере, ни там, где убил монаха.
— Я об этом уже думал. Но где он раздобыл такую редкую обувь? И почему такого маленького размера?
Дымин пожал плечами:
— Это может быть совпадением. Я не думаю, что он выбирал. Наверное, взял то, что оказалось под рукой.
— Скорее всего, — согласился Смирнов. — И тем не менее под рукой у него оказались выпущенные ограниченной партией специализированные ботинки — это факт.
— Что ты предлагаешь?
— У кого из моего списка может быть такая обувь? Ее нет здесь, на «Фаэтоне», но она может найтись дома.
— Только если Крысолов сам в ней ходил, — пояснил Дымин. — И не заметил, что наследил.
— Естественно, если бы воспользовался обувью только для того, чтобы нас запутать, он такую улику дома не оставил бы.
— В любом случае на основании этих предположений ордер на обыск квартир нам не дадут.
Опер согласно кивнул.
— Знаешь, что еще надо сделать? — спросил он. — Выяснить, не брал ли кто снотворное у Самсоновой или соседа Бирюкова. Ну, или еще у кого-то из пассажиров.
— Или у команды, — добавил Смирнов. — Наверняка оно есть и у судового врача.
— Думаю, он сразу сказал бы, если бы давал его кому-то.
— А медсестра? Она обратила бы внимание?
— Может, и нет, — вынужден был признать Дымин. — Ты прав, опросить нужно всех.
Смирнов отправил оперов узнать насчет снотворного, и они вернулись за пять минут до ужина. Оказалось, что снотворное никто ни у кого не одалживал. Таблетки от морской болезни, мигрени и несварения были, так сказать, в ходу, но не снотворное.
— Неудивительно, — пожал плечами Дымин. — Если человек нормально засыпает, он за снотворным к соседям не пойдет, даже если один раз у него и будет бессонница.
— А если у него со сном проблемы и он пользуется снотворным, то он возьмет его с собой в дорогу, — подхватил Смирнов. — Это ясно, но я-то думал, что лекарство мог одолжить убийца.
— У него наверняка было свое. Но теперь оно за бортом вместе с глиной и ножом.
— Проверить все равно стоило.
— Конечно. — Дымин достал сигарету и щелкнул зажигалкой. — Жаль, что все, что мы делаем, не приближает нас к Крысолову, — добавил он, выпуская струю дыма.
Смирнов встал и убрал свои записи в карман.
— Пора ужинать — сказал он, взглянув на часы. — Ты как, готов принимать пищу?
Дымин усмехнулся и пожал плечами:
— Рискну, пожалуй.
— Давай-давай. А то, не дай бог, похудеешь, так невеста тебя не узнает.
Полицейские отправились в столовую.
Ужин проходил оживленно: все обсуждали события дня и были заметно возбуждены. На столики, где сидели полицейские, бросали любопытные взгляды. Смирнова интересовала реакция тех из ученых, которые остались в живых. Интересно, они понимают, что их становится все меньше? Чувствуют дыхание надвигающейся смерти? Или каждый из них считает, что лично до него Крысолову нет никакого дела и он уже закончил свою кровавую жатву? Смирнову невольно вспомнился детектив Агаты Кристи «Десять негритят».
Викулова была на ужине, она сидела с Золиной и Ниной. За другим столиком расположились Самсоновы с детьми. Кушекова, Юля и Бирюков с попутчиком заняли третий столик. Было заметно, что они стараются мысленно отгородиться от места, где сидели полицейские, и все равно время от времени кто-нибудь из них бросал в ту сторону мимолетный взгляд.
Смирнов не столько ел, сколько наблюдал за ними. И он заметил, что Бирюков чаще других задерживает на нем взгляд. Другие этого, кажется, не замечали, и химик старался, чтобы его интерес не бросался в глаза.