— Это не корабль, — говорил Кэроли Д’Бранин, — не такой корабль, которого я ждал. — Его комбинезон, спроектированный специалистами Академии, имел встроенное кодирующее устройство, и сейчас Д’Бранин записывал для потомков свои комментарии, чувствуя себя странно спокойно перед лицом надвигающейся неизбежной смерти, — Его размеры трудно вообразить и трудно оценить. Он огромен… У меня нет ничего, кроме наручного компьютера, никаких инструментов, и я не могу выполнить точных замеров, но сказал бы, что он имеет… э-э… сто, может, даже триста километров в диаметре. Разумеется, это не однородная литая масса. Он изящен, воздушен, не похож на корабли, которые мы знаем, не является также и городом. Он… он прекрасен! Это хрустальная паутина, живущая своей собственной жизнью, гигантская сложная сеть, немного похожая на старые, движимые солнечным ветром корабли, какие использовали перед открытием гиперпривода, но эта огромная конструкция не сплошная и не могла бы разгоняться давлением солнечных лучей. Она вообще не является кораблем. Она вся открыта в пространство, не имеет никаких кабин или систем жизнеобеспечения, во всяком случае, ничего похожего не видно, разве что устройства подобного типа находятся за пределами моего поля зрения. Хотя нет, я не могу поверить в это, все слишком открыто и хрупко. Движется он довольно быстро. Хотел бы я иметь приборы, которые позволили бы мне измерить его скорость, но достаточно быть здесь, чтобы видеть — она значительна. Я веду скутер под прямым углом к линии его полета, желая уйти с дороги, но не могу сказать, удастся мне это сделать или нет. Он движется гораздо быстрее нас. Не со скоростью света, нет, гораздо медленнее, однако быстрее «Летящего», использующего свои атомные двигатели. Но это лишь догадка.
Корабль волкринов не имеет никаких видимых двигателей. Честно говоря, мне интересно, каким образом он движется, — может, это все-таки солнечный парус, запушенный тысячелетия назад, а теперь порванный и уничтоженный какой-то невообразимой катастрофой? Хотя нет, он слишком симметричен и красив.
Я знаю, что должен его описать и быть при этом очень точным. Это трудно, поскольку я взволнован. Как я уже говорил, он имеет много километров в диаметре. Форма его приблизительно… минуточку… да, приблизительно октагональная. Центральная часть светится — это небольшое темное пятно, окруженное значительно большим пространством света. Только темная часть кажется сплошной, освещенные же места прозрачны. Я могу видеть сквозь них звезды, правда, цвет их смещен в сторону красного. Вуали — я буду называть их так. От центра и вуалей отходят восемь длинных — очень длинных! — ответвлений через неравные утлы, так что это неправильный многоугольник… О, теперь я вижу лучше, одно из ответвлений меняет положение, очень медленно… вуали идут волнами… Значит, они подвижны, между ними и вокруг них натянута паутина, но какая-то странная. Это не простая сеть паука. В образующих ее линиях я не могу заметить никакого порядка, но чувствую, что в этом есть какой-то смысл, который ждет своей разгадки.
Там есть и огни. Я уже упоминал о них? Самые яркие около центральной оси, однако нигде они не выглядят очень яркими. Хотел бы я получить ультрафиолетовую картину этого корабля, но у меня нет нужных приборов. Огни движутся. Вуали идут волнами, и огни непрерывно движутся вверх и вниз по ответвлениям, с разными скоростями, а порой можно заметить, как сквозь паутину движутся другие огни. Понятия не имею, что это такое. Может, какая-то форма общения. Не могу сказать, находится их источник внутри корабля или снаружи. Я… О! Появилось что-то новое: между ответвлениями короткая вспышка, взрыв света. Сейчас его уже нет — исчез. Он был гораздо интенсивнее остальных. Я чувствую себя совершенно бессильным, ничего не понимаю. Однако они прекрасны, мои волкрины…
Легенды… не очень-то согласуются с ними… не до конца. Размеры, огни… Волкрины часто связывались со светом, но свидетельства об этом были неоднозначны и могли описывать что угодно, начиная от лазерного двигателя до простой наружной иллюминации. Я не мог знать, что их источником было именно это. Но до чего же они таинственны! Корабль по-прежнему слишком далеко, чтобы я мог видеть детали. Он так велик… Сомневаюсь, что нам удастся уйти с его дороги. Мне кажется, что он повернул в нашу сторону, но я могу ошибаться. О, мои приборы! Будь они здесь, со мной! Возможно, темное пятно в центре и есть сам корабль, жилая капсула. Волкрины должны быть внутри него. Хотел бы я, чтобы со мной была моя группа. И Тэйл, бедняга Тэйл… У него был первый класс, мы могли бы установить контакт, могли бы с ними поговорить. Сколькому они могли бы нас научить! Сколько они видели! Как подумаю, насколько стар этот корабль, как долго они летят… Меня переполняет суеверный страх. Понимание между нами было бы таким даром, таким невероятным даром, но они такие чуждые!..
— Д’Бранин, — низким голосом сказала Агата Марий-Блек, — ты ничего не чувствуешь?
Кэроли Д’Бранин взглянул на нее так, словно видел впервые в жизни.
— Ты их чувствуешь? У тебя только третий класс, но ты можешь их теперь чувствовать, правда?
— Уже давно, — ответила псипсих.
— А передавать ты можешь? Поговори с ними, Агата. Где они находятся? Там, в центре, в темном пространстве?
— Да, — ответила она и рассмеялась. Смех ее был пронзительным и истерическим, и Д’Бранин вспомнил, что она больна. — Да, там, в центре, Кэроли. По крайней мере, оттуда приходят волны. Вот только ты совершенно не прав относительно них. Это вообще не они. Твои легенды были нагромождением лжи! Я бы не удивилась, окажись мы первыми существами, которые увидели волкринов и подошли к ним так близко. Остальные — эти твои чужаки — чувствовали их смутно и издалека, видели в своих снах и видениях кусочек природы волкринов и додумывали остальное, как им нравилось. Корабли и войны, раса вечных скитальцев, все это… все…
— Да? Что ты имеешь в виду, Агата? Ты говоришь совершенно бессмысленно. Я ничего не понимаю.
— Действительно не понимаешь? — Голос ее вдруг стал мягким, — Ты не чувствуешь этого так, как я. Так отчетливо. Как должен чувствовать человек, накачанный эспероном.
— Что ты чувствуешь? Что?
— Это не они, Кэроли. Это оно. Живое и совершенно безмозглое, уверяю тебя.
— Безмозглое? — спросил Д'Бранин, — Нет, ты ошибаешься, не понимаешь того, что чувствуешь. Я могу согласиться, что это одна особь, огромный, великолепный звездный странник, но как он может быть безмозглым? Ты чувствовала его — его разум, его телепатические эманации. Ты, и каждый из чувственников крэев, и все прочие. Может, его мысли для тебя слишком чуждые, чтобы ты могла их правильно прочесть?
— Возможно. Но то, что я читаю, вовсе не такое чужое. Оно просто животное. Его мысли медленны и темны, это скорее не мысли, а импульсы. Холодные и далекие завихрения. Его мозг действительно огромен, можешь в этом не сомневаться, но не служит для формулирования рациональных мыслей.
— Как же так?
— Это двигательная система, Кэроли. Ты ничего не чувствуешь? Не чувствуешь этих волн? А мне кажется, что они вот-вот взорвут мой череп. Ты еще не понял, что толкает этих проклятых волкринов через галактические просторы? И почему они избегают гравитационных полей? Ты еще не знаешь, как они движутся?
— Нет, — ответил Д’Бранин, но, пока он выговаривал это слово, лицо его озарилось светом понимания. Он повернулся и вновь взглянул на волкрина, на приближающегося гиганта, полного движущихся огней, тронутых волнами вуалей, летящего все вперед и вперед сквозь световые годы, световые века и тысячелетия.
Когда он снова взглянул на Агату, губы его произнесли всего одно слово:
— Телекинез.
Она кивнула.
Меланта Йхирл напрягла все силы, чтобы поднять шприц и воткнуть его в вену. Она нажала спуск, послышалось громкое шипение, и содержимое ампулы влилось в ее организм. Меланта легла, чтобы отдохнуть и обдумать ситуацию. Эсперон, эсперон — почему он так важен? Он убил Лесамера, сделав из него жертву собственных, дремавших до поры, способностей, усилил его мощь и его слабость. Пси — все упорно возвращалось к пси.
Внутренняя дверь шлюза внезапно открылась, и сквозь нее прошло безголовое тело.
Оно двигалось резкими неестественными толчками, ни на секунду не отрывая ног от пола, изгибалось и обмякало, почти раздавленное собственной тяжестью. Каждое движение ступней было быстрым и неуклюжим — какая-то сила буквально дергала вперед сначала одну ногу, потом другую. Тело приближалось медленно, руки мертвеца безжизненно свисали вниз. Меланта призвала на помощь все резервы своего организма и поползла вперед, не спуская глаз с кошмарного преследователя.
Мысли кружились в ее голове, ища недостающий элемент картины, решение шахматной задачи и ничего не находя.
Труп двигался быстрее, чем она. Он явно догонял ее.
Меланта попыталась встать. С бьющимся сердцем, постанывая, она поднялась на колени. Потом на одно колено. Попыталась поднять огромный груз, лежащий на ее плечах, словно была спортсменом, выжимающим штангу. Снова и снова повторяла она себе, что является улучшенной моделью и достаточно сильна для такой задачи.
Однако едва только она оперлась на одну ногу, мышцы не выдержали, и Меланта неуклюже повалилась вниз. Удар о пол был как падение с высокого здания. Она услышала громкий треск и почувствовала взрыв боли в руке — той неповрежденной, которой хотела смягчить падение. Боль была страшной, парализующей. Она заморгала, борясь со слезами и почти давясь рвущимся из горла криком.
Тело Лесамера было уже на середине коридора. Меланта заметила, что обе нога у него сломаны — но ему было все равно: его поддерживала сила, гораздо большая, чем та, что содержалась в сухожилиях, костях и мускулах.
— Меланта… я слышал… уже все… Меланта?
— Тихо, — рявкнула она на Ройда. Нельзя было терять дыхание на разговор.
Она использовала все виды самоконтроля, которым когда-либо училась, чтобы преодолеть боль. Бессильно дергала ногами, ботинки царапали пол, ища опоры, потом начала подтягиваться, пользуясь рукой, которая не была сломана, и не обращая внимания на жжение в предплечье.