— Выберут? — переспросил Оуэн. — Как это?
— Ох… кое-кому везет, других выбирают за большие заслуги или просто по прихоти, — печально ответил Ялкан.
— Похоже, ты не очень-то стремишься к этой чести.
— Ты что-то знаешь об этом? — пытливо спросил он Оуэна. — Ты назвал их вриколами. Значит, ты должен знать, кто они такие.
Оуэн призадумался.
— Мне известно, что это — маги, которые правят вашим городом. А еще о них говорят, что они не умирают. Но для этого им нужны жизни других. А что ты еще знаешь о них?
— А разве этого мало? — удивился Ялкан. — Эти… — он махнул в сторону стражников, — они как машины, созданные мудростью вриколов из мертвых тел. Они слушаются приказаний, но мертвы, как куклы. Даже мертвее кукол, так как через некоторое время распадаются и их кости и прах приходится выбрасывать. В этих великолепных зданиях огромного города осталось в живых всего несколько сотен человек. Они живут в окружении своих рабов и… таких вот кукол. Еще кое-кто, как я например, оставлены в живых, потому что мы служим. Если чья-нибудь прихоть… или голод… — Он содрогнулся и умолк.
— Мне кажется, таким количеством жизней не прокормишь слишком много ваших хозяев-волшебников, — задумчиво сказал Оуэн.
— А их не так много, — отозвался Ялкан. — Но иногда они бывают вынуждены брать жизни даже у тех, в ком они нуждаются, как я например, если у кого-то из них голод становится непереносимым. Так случилось со всеми нашими покойными стражниками. — Его снова передернуло. — Но они тоже умирают: все чаще и чаще звонит Черный Колокол, возвещая, что снова кто-то из них погрузился в… то, что является их смертью.
— Что это еще за смерть для бессмертных?
— Смерть не в том смысле, что знаем мы, — сказал Ялкан. — Много хуже.
— Неужели они умирают от голода, потому что не могут вовремя найти, у кого взять жизнь? — громко удивился Оуэн. — Но почему? Здесь ведь еще есть живые люди, и за городом тоже.
— Вриколы — владетельные господа, все до единого, — отвечал Ялкан. — У каждого свое человеческое стадо, охраняемое их законом и обычаями. Врикол не может взять жизнь у того, кто предназначен для другого врикола, но только у… своих рабов. Хотя иногда они берут. А после воюют между собой, используя такие магические средства, о которых даже говорить небезопасно. Часто бывает, что жадный врикол убьет слишком многих или его стадо не множится, и тогда приходит голод и… бешенство.
— Вот он — рай из твоих сновидений, — вдруг из-за спины Оуэна раздался голос Кайтая. Он все слышал.
— Помолчи, друг, — сдавленно произнес Оуэн, — они… они достойны только сочувствия.
— Сочувствовать им не надо, Оуэн из Маррдейла, — угрюмо возразил Ялкан. — Теперь они вновь обретут величие и могущество. Ты несешь им это.
— Я?
— Когда-то, в древние времена, это предрек величайший из их магов. Он был не просто чародей… он был властитель. Мощь его превосходила все в государстве… Но он покинул город, ища большего могущества, и ушел в чужие страны. Он был самым великим чародеем. Единственный из вриколов, он мог быть под лучами солнца и не погибнуть: он умел соединять свое тело и призрачного двойника в одно целое.
— А имя… как его имя? — хрипло спросил Оуэн.
— Оно тебе известно, — ответил Ялкан, — ведь ты служишь ему.
— Мирдин Велис, — пробормотал Оуэн. А в мешке у седла вдруг что-то зашелестело, будто туда забралась змея. Тихо прозвучал и другой звук: он был похож на сдавленный смешок.
— Я не осмеливаюсь вслух называть его имя, — сказал Ялкан, — но это был именно он. Теперь он снова станет правителем, как только будет выполнено все, что нужно. И тогда он призовет колдовство, которое будет сильнее всего, что было прежде. Эти немые создания… — он указал на шагающих мертвых стражников, — по сравнению с тем, что будет, — ничто. Все умершие, их призраки, восстанут и будут служить ему. Больше того, древние великие военные машины, которые когда-то выкатились из города, чтобы стереть в порошок всех его врагов… он восстановит их своим умением и магией. И они выйдут снова, машины, которые убивают и не требуют ни единого воина, чтобы управлять ими, и которые жгут неприятеля огнем… Будут у него и другие слуги, существа, которых боятся все владетельные вриколы, лежащие в своих ямах под землей.
Глаза Ялкана дико горели. Оуэн взглянул на него и похолодел.
— А зачем? — спросил он. — Такому могущественному властителю… для чего ему так вооружаться?
— Зачем? — Ялкан сверкнул глазами. — Да потому что только целый мир людей и может прокормить голодных вриколов, беспомощно лежащих сейчас под землей. Потому что там, за горами, много двуногого скота, которым они будут кормиться вечно!
А перед ними, поднимаясь на высоких сваях, уходила вверх широкая лестница, ведущая к обрамленному колоннами зданию, напоминавшему пирамиду. На ступенях в молчаливом ожидании стояли люди в темных одеждах, и бледные, изможденные лица их были обращены к Оуэну. Люди ждали.
Ялкан поднялся на ступеньку, повернулся и обратился к путникам:
— Войти можешь только ты сам, Оуэн из Маррдейла. Твои спутники останутся здесь, как и я. Наш закон запрещает простым людям входить в храм. Ты один имеешь право внести… то, что у тебя в мешке. Вынь его и внеси туда открыто, — Ялкан замолчал, и губы его крепко сжались, — или возьми этот прекрасный топор, который у тебя на плече, и покончи с двойной жизнью этого древнего ужаса прямо сейчас, если у тебя хватит мужества. Если бы я смел или если бы мог, я сейчас сделал бы это. То, что ты сейчас собираешься сделать, обречет человечество на неизбывную смерть и рабство.
Ялкан стоял с белым лицом, высоко подняв голову и держась за рукоять меча, будто ожидая… что его что-то поразит.
И удар не заставил себя ждать. Глаза воина широко раскрылись, он покачнулся, колени его медленно подогнулись. Брякнув оружием, он упал к ногам путников мертвым.
— Похоже, в этом городе нельзя высказывать подобные мысли, — заметил Кайтай, глядя на лежащее у ног тело.
Звонкий женский смех раздался неожиданно, как бы из пустоты.
— Старина Ялкан будет отлично смотреться в рядах стражи, которой он раньше командовал, — послышался серебристый ласковый голос. — Поднимись, Ялкан, и иди к тем, кто поможет твоей болтливой голове сохраниться подольше.
Тело медленно зашевелилось и село. Затем встало на ноги, поглядело пустыми глазами и тихо двинулось прочь, шагая так же окостенело, как и другие мертвые воины. Оно подошло к какому-то зданию в конце улицы и исчезло в нем.
— Я всегда боялась, что мой Ялкан держит про себя эти мысли, — вновь послышался голос. — Я выпила его жизнь, и теперь тело его еще долго будет охранять меня, прежде чем распадется в прах. А твою жизнь я не смею тронуть, рыжебородый с топором, хотя твоя жизненная сила возбуждает во мне большую жажду. — Переливчатый смех раздался снова, и Оуэн ощутил как бы легкое прикосновение холодных пальцев к лицу.
Он сжал челюсти и вгляделся в прозрачный воздух.
— Я узнал этот голос, — сказал он. — Скажи, невидимка, не называют ли тебя иногда Ринель?
— Ого, это существо меня знает! — воскликнул голос. — Послушай, умник, как ты узнал мое имя? Мы ведь никогда не встречались.
— Просто знаю, — коротко отвечал Оуэн.
— Ну что ж… мы скоро встретимся снова. До свидания и спасибо за Ялкана… — Голос стал тише и исчез.
— Я думала, эти создания не убивают при дневном свете, — задумчиво сказала Зельза.
— Похоже, нет правила без исключений, — ответил Оуэн. — К тому же мы ведь в их царстве.
— Тогда иди и делай, что обязался, — оборвала его Зельза, потемнев лицом, — даже если этот несчастный глупец был прав и ты принесешь этим проклятие всему человеческому роду.
— Я дал слово, — упрямо повторил Оуэн. — К тому же… хоть он и великий волшебник, но я не думаю, что дело тут в нем одном. В древние времена существовали великие тираны, но человечество пережило их. Человек свободен, пока готов сражаться, и становится рабом, если сложит оружие при жизни. Мне не верится, что это приведет к столь жутким последствиям, но… если все это правда, нам останется только сражаться.
Кайтай содрогнулся.
— Ты уже говорил… у нас нет выбора. Иди, друг, и постарайся вернуться живым.
Оуэн осторожно снял мешок с седла и вытащил квадратную черную шкатулку, держа ее двумя руками. Сейчас она была намного тяжелее прежнего и стала горячей. Казалось, в ней бурлит какая-то новая, удивительная жизнь. Оуэн поглядел на нее и легонько постучал по крышке.
— Не забудь свое обещание, чародей, — сказал он. — Пошли.
И Оуэн пошел по длинной лестнице к храму, неся череп колдуна к его дому.
16
Изнутри огромное здание представляло собой куполообразное, украшенное колоннами сооружение, подсвеченное голубым светом. Вдоль стен, в нишах, стояли крупные, больше человеческого роста, изображения мужчин и женщин, вырезанные из темного камня: горбоносые, гордые лица, похожие друг на друга, как люди одного клана. И на каждом была печать власти и превосходства: это были явно портреты — они казались живыми даже в камне.
В самом центре круглого сооружения была плоская каменная платформа, а в ней открывалось круглое отверстие диаметром в три человеческих роста — будто огромный колодец. Оттуда поднимались прозрачные голубоватые испарения, запах которых поразительно напомнил Оуэну что-то. Но что именно, он не мог понять.
Высоко над отверстием на цепях висел круглый диск из серебристого металла. Он, видимо, служил крышкой. Над колодцем молча и недвижно стояли несколько человек в темном и ждали.
Кроме них в этом храме никого не было: ни верующих, если это место вообще предназначалось для молитв, ни стражи — только эта горстка безмолвных фигур. Оуэн долго шел к платформе неся перед собой шкатулку. Наконец он шагнул на возвышение, остановился и посмотрел на стоящих перед ним людей.
И тогда один из них откинул капюшон и с усмешкой взглянул Оуэну в лицо черными, глубоко посаженными глазами. Это был Саймон.