Наверное, с того первого клена все и началось. Ведь залезла она тогда на наш Костыль – дрожала от страха, но не сдавалась – упрямо цеплялась за ветки и послушно ставила ноги, куда я подсказывал. А за деревом последовали мои любимые качели, а потом… Потом я повел ее в лес – самый настоящий, с белками и комарами, с вертлявыми, увитыми древесными корнями тропами.
…Муравейник мы не искали, он сам нас нашел. Притаился возле могучей сосны и, видимо, поджидал, пока мы пройдем мимо. Но мимо проходить мы не стали. Я подвел Алису как можно ближе и заставил опуститься на корточки. В двух словах описать жилище муравьев у меня не получилось, но я старался, и Алиса пришла в совершеннейшее волнение. Даже ноздри у нее затрепетали. Про этот самый трепет я раньше только в книгах читал, а теперь вот наблюдал наяву.
– Ты чувствуешь? – шепотом спросила она.
– Что?
– Чувствуешь, как он пахнет! Это же… Это сказка, Антон!
Я склонил голову ниже, осторожно втянул в себя воздух. Муравейник действительно имел свой особенный запах: помимо древесины и смолистой хвои здесь присутствовало что-то еще – кисловато-терпкое, живое. Блин! Ну не хватало у меня подходящих слов, чтобы описать это по-настоящему! А в следующую секунду легкое жжение заставило меня отшатнуться.
Так и есть, эти боевые джигиты самоотверженно защищали свое жилище. Приподнявшись, словно гарцующие кони, они лупили в нас из своих природных брандспойтов.
– Ты это… Осторожнее с лицом, лучше ладонь поднеси. – Я помог Алисе приблизить к муравейнику руку. – Вот где сказка-то будет!
– Ой! Что-то происходит, только не пойму что.
– Это муравьи тебя атакуют, – хмыкнул я. – Точнее, твою руку.
– Но почему?
– Для них твоя рука – вражеское НЛО. Вот они и лупят по ней из всех стволов.
– Каких стволов?
– Ну, есть у них специальные такие железы. Могут укусить, а могут и прыснуть – все равно как из брызгалки. Муравьиная кислота, если слышала.
– Ага, слышала.
– Вот… От всех болезней помогает. От артрита, радикулита и прочих радостей. Хочешь что-нибудь полечить?
– То, что я хочу, они не вылечат. А артрита у меня, к сожалению, нет. – Алиса улыбнулась. – Но я постараюсь дождаться.
– Чего? Артрита? – Я засмеялся.
– А что, надо же как-то проверить твои слова.
– Ты лучше на вкус проверь. – Я сорвал пару травинок, поводил над встревоженным муравьиным воинством. – На вот, лизни.
Алиса сунула травинку в рот.
– Ого! Кисленькая!
– Это и есть муравьиная кислота.
– А ничего, что мы их пугаем?
– Да их все время кто-нибудь пугает. Так что будем считать, что это для них учебная тревога.
Я облизнул свою травинку, воткнул, точно знамя, в макушку муравейника. Вверх по травинке тут же устремилось несколько рассерженных муравьев. Им этот гостинец размером с мачту был, разумеется, не в радость. А я глядел на них и думал, что отчасти это напоминает нашу Башню. Вероятно, и мы представлялись ей такими же мурашами-лилипутами, только еще более крохотными и глупыми. Ползали и ползали по ее лестницам, а зачем, для чего – ни ей, ни нам было неясно.
– Хотела бы ты стать муравьем?
– Ну, если в какой-нибудь другой жизни. – Алиса смешно оттопырила нижнюю губу. – Но лучше не муравьем. Лучше какой-нибудь птицей.
– Вороной?
– Дурачок ты, Антош. Все шуточками защищаешься. А тебе вовсе и не надо защищаться.
– Это еще почему?
– Потому что на самом деле ты не дурачок, ты – умный.
Я фыркнул. Да уж – договорились! Хотя слышать про то, что ты умный, было все равно приятно.
Чтобы не молчать, я пробормотал:
– А что, вороны тоже отважные пичуганы. И живут куда дольше воробьев.
– Может, и так, только очень уж они агрессивные. И нападать любят стаями, а мне такое никогда не нравилось. Даже если большинство право, травить одиночек всегда подло, ты согласен?
– А если одиночка – циклоп размером с пятиэтажку? Или какая-нибудь Годзилла?
– Я говорю про людей… – вздохнула Алиса. – Но если выбирать из птиц, то я бы хотела стать чайкой. Только не простой, а чтобы как у Ричарда Баха. Читал его «Чайку по имени Джонатан Ливингстон»?
– Ну, не то чтобы читал… В общем, знакомился. Суть вроде понял.
– И в чем же там суть?
Я несколько смутился. Алиса спрашивала совсем как наша учительница по русскому. А Ричарда Баха я прочитать в самом деле не удосужился – всего лишь бегло пролистал. Не потому что скучно, а потому, наверное, что побывал уже на нашей Башне. Чайка-то у Баха как раз и грезила о высоте – чем выше, тем, значит, и круче. Ну а высота – вещь такая, что особенно волнует, пока ты здесь, на земле, и ничего про небо не знаешь. Потому и тянешься, как малолетка, сперва к деревьям и крышам, а после – к звездам и облакам, ко всяческим загадкам. Вроде как не можешь летать, но читаешь, воображаешь себе далекие миры и мысленно путешествуешь, переносишься туда, где хотел бы побывать в действительности. Но когда взлетаешь по-настоящему, когда успеваешь пообщаться с высотой на «ты», к книгам начинаешь относиться несколько иначе. То есть, как чайка, я, конечно, не летал, но ощущения там, на Пятачке, и особенно на внешней лестнице, думаю, были во многом схожими. Потому и чайку эту, что решила оторваться от общей стаи и что-то там понять про свои реальные возможности, я сразу принял как равную. А что? Нормальная такая птаха – не желудок в перьях, а мозг, крылья и характер! У этого самого Джонатана потом даже ученики появились. Будь я чайкой, и я бы с таким партнером тоже куда-нибудь отправился. Все равно как с Санькой Курбатовым…
Примерно такие соображения, пусть и не слишком связно, я изложил Алисе.
– А вот я не знаю, сумела бы я…
– Что – сумела?
– Да вот – заставить себя. Полететь к солнцу или на Башню по лестнице подняться.
– Но если это здорово, почему бы не попробовать? Тут и заставлять себя особенно не придется.
– А если страшно?
Я хмыкнул. О чем-то подобном мы спорили со Славкой. И не один раз, а многие-многие десятки.
– Но ты ведь в лес пошла? Пошла. Хотя тоже, наверное, было не по себе. И травинку с кислотой муравьиной решилась лизнуть. Тебе же понравилось, разве нет?
– Понравилось, – согласилась Алиса. – Приятно и необычно.
– Примерно такая же история со всеми нашими страхами. Сначала страшно, а потом приятно и необычно. Есть, конечно, совсем уж чернущие страхи, вроде кошмаров из сна, но я про другие страхи говорю – про естественные и безопасные.
– Ты считаешь, наши страхи – это естественно?
– Конечно, – убежденно произнес я. – Если хочешь знать, человеческий страх – это и есть главный двигатель прогресса. А вовсе не какая-то там реклама. Сначала страх, потом его преодоление, ну и в итоге – нечто победное. Да и ты после первого преодоления к прежним пугалкам начинаешь относиться совершенно иначе. Воспринимаешь их как жизненные специи – соль там, уксус, перчик с лимоном. Вроде остро и щиплет, однако и удовольствие получаешь. Это даже не адреналин, а что-то более заковыристое.
– Понимаю. – Алиса серьезно кивнула.
– А вот я, если честно, не очень, – решился я на признание. – Даже с самим собой до сих пор не могу разобраться.
– Вот уж неправда! – не поверила Алиса. – Ты же постоянно преодолеваешь свои страхи!
– И что? Я, может, их оттого и преодолеваю, что хочу разобраться. Я ведь сладкое лет до пяти терпеть не мог. Даже лекарства всякие просил обязательно горькие. Если сиропчики какие давали, плевался и не пил. Родители со мной намучились. Всё ведь кругом с сахаром, найди-ка продукт или лекарство без сахара.
– Да уж, противники сладкого среди детей – явление редкое.
– Понятно, редкое! Только в моем случае и здесь все перепуталось. То есть мне-то казалось, я сладкое терпеть не могу, но как-то однажды к нам на праздник парнишку привели – такого же мелкого шкета. Мне лет пять было, и ему столько же. Он, значит, разделся, вошел, и тут я вижу, что во рту у него чупа-чупсина! Пластмассовый штырек торчит, как сигарета, а он шагает себе, причмокивает и гугукает – весь такой довольный, представляешь? А теперь угадай с двух раз, что произошло дальше.
– Ты заревел?
– Еще чего!
– Рассердился?
– Не то слово! Я озверел. Сам от себя такого не ожидал, да и никто не ожидал. Понимаешь, меня прямо как взрывом накрыло. Бросился на этого мальца, вырвал у него изо рта чупа-чупсину и начал ее грызть, как какой-нибудь пес. Даже, наверное, рычал при этом.
– Жуть!
– А то! Помню, с каким ужасом на меня взрослые смотрели. По-моему, никто не смеялся. И замечания даже не делали.
– А мальчик?
– Шкет-то? Честно говоря, не помню. – Я нахмурился. – Ускакал, наверное, под крылышко родителей. Я про него и забыл сразу. А вот ту свою жадность до сих пор забыть не могу.
– И сладкое теперь, конечно, ешь?
– Лопаю будь здоров! Так что все нормализовалось.
– На самом деле считается: если тянет на сладкое, значит, в организме не хватает магния, фосфора или хрома.
– Вот-вот! – обрадовался я. – Наверное, и у меня к этому времени была нехватка этого самого хрома. Но, если честно, никогда не мог понять, к чему меня тянет. Сегодня – одно, завтра – другое. Было время, леденцы варил – прямо остановиться не мог, а потом мясо полюбил – и тоже сам жарить начал. Чуть погодя мама лепешки с блинами научила печь, так я на них переключился.
– Может, это твое призвание? Быть поваром?
– Здра-асьте вам! – протянул я. – Этого еще не хватало.
– А что, все лучшие повара мира – это мужчины. Общепризнанный факт. И леденцы твои мне понравились.
– Это ты сейчас из вежливости говоришь.
– Да нет же! – Алиса даже рукой взмахнула – красиво так, точно крылом.
Мне сразу захотелось поймать ее за руку. Поймать и… прижать, что ли. Ко лбу, к щеке…
– Я бы хотела что-нибудь из твоих блюд попробовать.
– Ну, хочешь, сотворю какой-нибудь крапивный борщ? Специально для тебя. Или лепешек напечем. Картофанчик в мундире. Если картошку не просто в воде отваривать, а со специями, может очень даже вкусно получиться.