Башня — страница 14 из 42

– Тогда хочу! И лепешек, и картошку в мундире. Прямо сейчас! – пожелала Алиса.

– Прямо сейчас не получится, подождать придется.

– Я не тороплю.

– Не торопишь, а зря. – Я посмотрел на часы. – Помнишь, что ваша Юлечка Сергеевна говорила? Не приведу тебя вовремя, меня на куски порежут, а что останется, сожгут и в пруду утопят.

– Да вроде есть еще время.

– Это тебе только кажется. На самом деле нам назад еще топать, а спешить да спотыкаться не больно-то хочется. Так что прощайся с муравейником и почапали.

– Пока, пока! – Алиса обернулась к муравейнику, помахала перед собой ладонью. И тут же обеспокоилась: – Надеюсь, мы ничего у них не разрушили?

– Ну, разве что обрушили несколько потолков, да на месте одной из мансард я дырку прокрутил.

– Антон, ты шутишь? Мы же могли кого-нибудь задавить!

– Наверняка задавили, – подтвердил я. – Но ты не волнуйся, двух-трех муравьишек, не больше.

– Ты смеешься?

– Ничуть! Тем более они сами виноваты. Нефиг было в комнатах отсиживаться. Другие-то пахали, как лоси, а эти на кушетках валялись, журнальчики глянцевые полистывали – вот и поплатились.

На такие шуточки девчонки обычно начинают притворно замахиваться, кулачонками бить, но Алиса скоморошничать не стала. Для нее все было совершенно серьезно.

– Если там что-то обрушилось и кого-то завалило, надо им как-то помочь, – твердо заявила она.

– Помочь?

– Ну, поправить что-нибудь, потолок восстановить.

Я едва удержался от смеха.

– Да ты что, Алис! Ничего с ними не случилось, не волнуйся. Отделались легким испугом – и все дела.

– Ты это точно знаешь?

На это я только покачал головой. И даже по губам себе провел, чтоб не хмыкать и не улыбаться. Без того подшучивал над Алисой на каждом шагу.

– Не споткнись! – предупредил я, когда, поднявшись, она сделала первый шаг.

Но она, конечно, споткнулась.

– Надо было все-таки взять с собой трость.

– Чего же не взяла?

– Думала, под ручку с тобой пойдем, как самые обыкновенные туристы. Ну и ты подсказывать будешь.

– За подсказки в школе знаешь что бывает?

– Мы же не в школе. – Алиса передернула плечиком, покрутила головой, словно в самом деле оглядывалась. – Ну и хотелось немножко испытать себя.

– Испытательница… Это же лес, не город! Тут кругом корни да коряги. И паутина с сучками.

– Теперь уже знаю…

– Между прочим, трость – дело поправимое. – Я поскреб в затылке. – Как-то я и не подумал. Сразу надо было сделать и не мучиться.

– О чем ты?

– Стой на месте и жди.

– Антон, ты куда?

– Сейчас проведу короткую рекогносцировку и вернусь с тростью. А ты оставайся на месте!

– Антон, только не уходи далеко!

– Само собой…

* * *

Я с ходу рванул в самую чащу, полагая, что моментально найду подходящую ветку. Но ветки всё никак не попадались. Под ногами валялись либо гнутые коротыши, либо трухлявый валежник. Были, конечно, симпатичные елочки, но срезать их не хотелось. Да и липкие они – все руки Алисе перепачкают. И она же первая отругает меня за погубленное деревце. Эх, некому березку заломати…

Я повернул налево и почти сразу угодил в топкое болотце. Под ногами утробно зачавкало, пришлось выскребаться обратно. Ну да ерунда, обсохну. Только вот где трость взять? Не думал, что это проблема – найти палку в лесу!

Прямо из-под носа шумно вспорхнула крупная птица – я даже не разобрал толком, кто это. Но в груди немедленно ворохнулась тревога. Как бы и Алису кто-нибудь не напугал…

Чуть ли не бегом я одолел несколько полян и остановился возле колеи, оставленной трактором. Механический бронтозавр пер напролом, об экологии леса нимало не заботясь. Справа и слева топорщились помятые кусты, и, двигаясь по следам железного терминатора, я очень скоро нашел то, что искал, – поломанные стволики берез, сразу штук пять или шесть. Сам бы я, понятно, на березовое семейство ни за что бы не покусился, но теперь-то чего слёзки лить. Это трактор дел наворотил – не я. Если приберу пару сломанных стволиков, наоборот, доброе дело сделаю. Хоть какая-то польза от них будет.

Достав нож, я проворно срезал стволики и выстрогал две ровные хворостины – одну для Алисы, другую, больше смахивающую на боевую дубину, для себя. Мало ли что! А то ходят ведь слухи про диких собак – вроде как бегают по здешнему лукоморью, людей покусывают. Особенно любят маленьких детей и беспомощных девочек…

Я встрепенулся. Чёрт! А если и впрямь какие-нибудь шавки набегут? Она ведь даже отмахнуться от них не сможет…

Точно встревоженный лось, я понесся по следам трактора назад, миновал знакомые поляны, потом завертелся на одном месте. Елки зеленые, где же наша тропинка-то? Покричать, что ли?

Я постарался успокоиться и припомнил, где находилось солнце, когда мы шагали к муравейнику. Ага, справа – как раз ухо нагревало. И муравейник был с той же стороны освещен. Значит, направление не перепутаю.

Я двинулся прямиком на солнце и шагов через сто вышел на тропку. Озадаченно замер: она или не она? И если тропка та самая, то куда поворачивать – направо или налево? Я одновременно испугался и обозлился. Следопыт недоделанный! За тросточкой он, видите ли, поскакал!..

Зажмурившись, я попробовал представить себе Алису, вытянул в стороны руки. Как-то ведь лозоходцы находят металлы с водой, а мне всего лишь человека живого найти нужно. И что, спрашивается, надо при этом чувствовать?

В итоге я повернул направо. Почему? Сам не знаю. Зашагал – и все тут. Кричать и аукать по-прежнему казалось вздорным. Да и не очень-то срабатывает это в лесу. Любая лесная чащоба – она ведь по принципу боевого глушителя создана. Вернее, наоборот – это глушители своим внутренним устройством повторяют лесную чащу. Звук выстрела петляет, путается, сам себя глушит на бесконечных отражениях. Вот и в лесу шагов за сто можно уже ничего не услышать.

И все-таки я зашагал тише, через каждые десять метров делал паузы и вслушивался в лесные шорохи. Может, Алиса звала меня, а я не слышал? Или собаки где-нибудь уже бесновались, лаяли… По крайней мере будет понятно, куда бежать.

Сначала я увидел муравейник, затем Алису – на том же самом месте, на котором ее и оставил. Она стояла напряженно и тоже держала руки разведенными – ладонями наружу. Я облегченно выдохнул.

– Антон, – тихо позвала она. – Это ты?

Я сделал осторожный шажочек. Все равно как индеец из книг Фенимора Купера, ступал не на пятку, не на носок, а на внешнюю стопу. «Осьминожий ползучий шаг» – как учил нас когда-то бывший спецназовец обэжэшник. Мы тогда пытались повторять за ним этот шаг, и у всех что-то хрустело да трещало под ногами. А у меня получилось практически бесшумно, обэжэшник даже похвалил – назвал прирожденным разведчиком. Вот и сейчас мне безумно захотелось подкрасться к Алисе, зайти сзади и закрыть ей ладонями глаза. Глупо в ее случае, но мне и правда стало интересно – сумеет она отсканировать меня или нет. Она ведь не я, чувствовала подобные вещи раз в сто лучше.

Я сделал еще один бесшумный шажок.

– Антон, если это ты, пожалуйста, отзовись!

Голос у Алисы дрогнул, и я понял, что ей, действительно, страшно.

Мало ли какие маньячелы шляются по лесам. Это ведь я мог позволить себе посидеть-позагорать, пока кто-то там ищет подходящую палочку, но ее-то я оставил, считай, в полной темноте – да еще в лесу! И что бы с ней стало, если бы я заблудился или в овраг какой-нибудь шмякнулся, ногу подвернул? А что? Вполне реальный вариант. И кто ее в таком случае вытащил бы отсюда? Время-то не грибное, и лес мы выбрали не самый посещаемый…

– Это я, Алис… – Я торопливо откашлялся. – Вот березовые стволики обнаружил. Представляешь, там тракторище здоровенный проехал – столько кустов переломал. Я и взял. Они бы все равно пропали. А так тросточка получилась вполне славная…

Я все болтал и болтал – никак не мог остановиться. Потому что понимал, как она перепугалась. Потому что стыдно стало за свои «осьминожьи» шажочки. Прямо до жути стыдно!

– Антон…

– Туточки я, рядом…

Приблизившись, я вложил ей в ладонь оструганный березовый стволик, и она тут же ухватила меня за руку.

– Антон!.. – Алиса неожиданно всхлипнула. – Не оставляй меня больше одну, хорошо?

Я какое-то время смотрел ей в лицо, в ее большие и такие выразительно-неподвижные глаза, а потом обнял. Не как девчонку, а как маленькую сестру, как обиженного ребенка. Но все равно получилось не совсем ловко, потому что она подалась навстречу, и мы столкнулись носами.

– Авария, – тихо сказала она и улыбнулась подрагивающими губами.

– Бум-бум, – добавил я и почувствовал, что обнимаю все-таки не маленького ребенка, а красивую, практически взрослую девчонку. И девчонка эта, между прочим, ждала меня в этом лесу. Точно супруга убежавшего за добычей воина-викинга. Или жена, проводившая партизана на подрыв вражеского эшелона. Странные это были ощущения. Непривычные и оглушающе приятные. И я наконец-то сделал то, что хотел сделать, – прижался щекой к ее ладони. А она погладила меня по голове. Как глупого, но все равно любимого щенка…



Я даже не знаю, сколько мы так простояли – возможно, минут десять, а может, и целый час. Вполне могло быть и так, что солнце деликатно замедлило движение, приостановив время, и тогда по космическим меркам минуло всего ничего. Какой-нибудь один-единственный миг – ослепительный, как в той замечательной песне.

Глава девятаяСтатный господин майор

(За 147 дней до катастрофы…)

Статный майор полиции, заявившийся к нам на урок, почему-то сразу напомнил мне старый платяной шкаф. Какое-то время шкаф этот стоял у меня в детской – сиял, конечно, не медалями, а полировкой и первые годы отважно соревновался с зеркалом, честно отражая внешний мир. Эту его функцию я вскоре свел на нет множественными царапинами, ударами и липкими прикосновениями детских ладошек. Кроме того, взбираясь на шкаф, я сигал с него на кровать, ничуть не опасаясь того, что однажды могу промахнуться. Посовещавшись, родители переместили шкаф в гостиную и тем самым спасли родное чадо от возможных травм. Впрочем, спасли они и шкаф, позволив ему сохранить устойчивость всех четырех ножек, остатки лоска и мужественности. Вот и наш сегодняшний гость лицо имел мужественное, я бы даже сказал – твердокаменное, а на ногах, обутых в сверкающие туфли, стоял незыблемо и прочно. Если смотрел, то не украдкой, не вприщур, а прямо и безбоязненно. В общем, мне он даже понравился. Не понравилось только то, что заявился полицейский по нашу душу.