– Может, озеро на самом деле исчезло? – загорелась Алиса. – В одном мире существовало, а в нашем пропало? «Эффект Манделы» это допускает.
– Озеро пропало, а карта уцелела? – Я усмехнулся. – Да нет, Алис, тут все значительно проще. Обычная конспирация. Чтобы иностранные шпионы путались и ничего не могли найти – ни дорог, ни озер, ни военных лагерей. Кстати, лагерь с казармами, батя рассказывал, они там и впрямь видели. Среди болот и ельника – тоскливая такая зона.
– Наверное, это действительно из-за секретных лагерей, – печально согласилась Алиса. – Только глупо получается. Спутники уже все и везде сто раз сфотографировали. Зачем же обманывать своих граждан?
– Откуда я знаю. Поэтому, наверное, и придумали этот твой «эффект Манделы». Иначе все придется списать на человеческую глупость, а это, согласись, обидно.
– Обидно… – вздохнула Алиса. – Но я почему-то все равно думаю, что есть какое-то загадочное объяснение. Мы же вечно всё упрощаем, хотим одного четкого объяснения. Вроде как этот человек глупый, а этот умный, этот больной, а этот здоровый. Что чудес нет и не может быть. Но, возможно, нам просто требуется новая наука? Какая-нибудь аномальная физика.
– Физика аномальной не бывает.
– Ну, тогда как-то иначе назвать. Есть ведь неэвклидова геометрия, и тут что-нибудь такое придумать. Какую-нибудь географию альтернативных миров…
– Матрицу, – подсказал я.
– Да, я про этот сериал читала. Даже во снах много раз видела.
– Правда? – Я покачал головой. – Интересно было бы посмотреть эти твои сны.
– Ты что, там все страшно!
– Тем более интересно.
– Так заходи в гости!
Мы разом прыснули.
– А что, я на полном серьезе. В какой-то аудиостатье я слышала, что многие настолько управляют своими снами, что могут по желанию перемещаться в любимые места и даже устраивают друг с другом встречи.
– Да ну?
– Правда-правда! Кругом ночь, все спят, а кто-то в обход дверей и границ устраивает самое настоящее свидание… – На лице Алисы проступила странная смесь мечтательности и страха. – Сны – они ведь многое объясняют, Антош. Люди часто видят во снах такое, чего в их жизни никогда и не было.
– Я вроде не видел.
– А ты вспомни! Возможно, ты просто не обращал внимания. Или забывал, когда просыпался. Я вот во сне бабушку свою много раз видела. Бабушку Веру. Странно, да? В реалиях-то я ее почти не помню. Мне всего два годика было, когда она умерла.
– Значит, все-таки запомнила.
– Может, и так, а может, она оттуда уже ко мне приходит.
Выражение лица Алисы вновь изменилось. Она выпустила мою руку и поникла плечами.
– Ты чего?
– В последнее время она перестала ко мне приходить. Раньше разговаривала со мной, сказки рассказывала, успокаивала, а тут словно забыла.
– Ну, может, дела у нее там. Мало ли… – пробормотал я. – Командировки, поручения от небесной канцелярии…
– Все шутишь?
– Ну, есть же какое-то разумное объяснение.
– Наверное, есть, я тоже об этом думала. Даже предположила, что, возможно, это ты ее вытеснил.
– Как так? – опешил я.
– Ну да, появился ты – пропала она. Примерно в одно и то же время.
– Опачки! Выходит, это я виноват?
– Да нет же, что ты! – Алиса тут же вновь нашарила мою руку, ласково пожала. – Но, может, у них там лимиты какие-то хитрые. Больше одного человека на свидание во сне не пускают.
– А я, выходит, к тебе прихожу?
– Не то чтобы приходишь, но ты присутствуешь. Говоришь что-нибудь или просто наблюдаешь. Или однажды я шла по улице, а там телевизор кто-то выкинул – старый такой, огромный…
– Телевизор? На улице?
– Это же сон! А я без трости оказалась – споткнулась, начала падать, а тут ты сбоку подхватил, на ноги поставил. Причем так легко, словно пушинку поднял. Я еще подумала: ну да, ты ведь такой сильный.
– Да уж… – Я заерзал и почувствовал, что пунцовею.
– А потом я проснулась и пожалела, что нельзя вот так запросто перемещаться друг к другу. В особенности, когда трудно или какая-нибудь опасность. Бабушка Вера мне часто помогала – всегда какие-то важные слова находила. И странно, что не родители, а именно бабушка, которой уже вроде и на свете-то нет.
– Но у тебя же не одна бабушка была. И дедушки были. Они ведь тоже во сне к тебе не приходят.
– С ними-то как раз все ясно. Когда я родилась, их уже не было, а вот бабушка Вера все два года со мной возилась, жила у нас, помогала маме, колыбельные мне пела.
– Ты и это помнишь?
– Смутно… Но во снах часто слышала ее голос.
– Действительно, странно.
– Причем с папой и мамой у меня прекрасные отношения, – тут же затараторила Алиса. – Они столько всего для меня делают! А вот во сне не приходят. Почему так?
– Не знаю… Может, им смысла нет во сне приходить, если они без того всегда рядом?
– Вот! – Лицо Алисы просветлело. – Ты сам на все и ответил. Значит, есть все-таки миры, откуда близкие люди за нами наблюдают. Если нужна помощь, они приходят, а если все нормально, то преспокойно занимаются своими делами.
– Это что же получается? Значит, я выгнал твою бабушку и самовольно вперся в твои сны?
– Не ты выгнал, она сама уступила тебе место.
– Вообще-то места уступают обычно старшим.
– Эх, Антошка! Ты же отлично понимаешь, о чем я говорю… – Алиса вздохнула совсем как моя мама. – Я еще тогда подумала, что если умру, то хорошо бы мне оказаться вместе с бабушкой Верой. Она бы научила, как наблюдать за людьми, и я бы время от времени присматривала за тобой.
– Как это – присматривала? Шпионила, что ли?
– Присматривала, дурачок! Если вдруг на твоей дороге встретится старый телевизор, я успею подлететь к тебе и удержать от падения.
– Ну ты даешь! – Я даже подергал себя за чуб – совсем как Славка. – Слушай, Алис, а ведь по ходу – это не я дурачок, а ты полная дурында! О таких вещах мечтать – это ж полный улет!
– Я не мечтаю – я размышляю.
– А о чем-нибудь веселом размышлять нельзя?
– Антошка ты мой, Антошка! – Она отыскала ладонью мою голову, взъерошила волосы. И даже показалось – взглянула мне прямо в глаза. – Разве мыслями можно управлять? Мы думаем о том, о чем само думается. И что делать, если не получается только о веселом да про веселое?
На это мне возразить было нечего…
Глава одиннадцатаяВерные ученики Дормидонтыча
Пока двигались к Башне, Славка энергично с двух рук поедал мороженое. Сразу два брикета. Он расправлялся с ними так яростно и азартно, что, глядя на него, захотелось мороженого и мне. Хотя с чего бы? Мороженое я не любил с детства. Холодное, липкое да еще сладкое… После него и пить зверски хочется.
На спинах у нас покачивались школьные рюкзаки, а мне еще приходилось тащить и проволоку, выклянченную Славкой у нашего трудовика Дормидонтыча.
– «Будьте усердны и трудолюбивы! Цените каждую секундочку!» – вслух цитировал Славка нашего учителя. – А сам говорит и говорит, молотит и молотит! Хотел я ему ответить, но тебе же проволока нужна. Пришлось столбом стоять, болваном прикидываться.
– А чем тебе не нравятся усердие с трудолюбием? – лениво возразил я. – Нормальные качества.
– Нормальные? – возмутился Славка. – Усердие, если хочешь знать, – мачеха воображения. Это не я сказал – Стругацкие. Терпение и труд тоже всё переврут – любую красоту и любую инициативу!
– Тоже из Стругацких?
– Это уже мое! – сварливо отозвался Славка. – И точность вовсе не вежливость королей, поскольку заменяет глупцам мудрость.
– Чего ты разошелся-то?
– Так ведь слушать его пришлось битый час! А при таком напряге каждая минута за три идет! Глянь, у меня голова не поседела?
– Только чубчик! – хмыкнул я.
И Славка машинально ухватил себя за чуб, подергал, проверяя – на месте ли.
– Тебе-то хаханьки – ты во дворе ждал, солнышком наслаждался, а я кивал да улыбался. Даже физиономия теперь болит… – Славка ладонью провел по губам, точно стирал с них какую-то грязь. – А на стене у него, прикинь, слоган появился на английском: «A lazy man is the beggar’s brother». Представляешь?
– А что это значит?
– Значит то, что мы уже и здесь сдаем свои последние позиции.
– Я про перевод спрашиваю!
– Боже ты мой!.. Перевод прост: «Ленивый человек – брат нищего». Но не в этом суть. Ты видел концертную программу выпускников?
– А чего там смотреть?
– Вот именно, что нечего. Сплошные англицизмы. Еще и рекламу внизу прилепили от фитнес-центра: «Бодибилдинг», «Брейнбилдинг», «Боди-шейпинг» и так далее. У тебя мозги не вскипают?
– Да мне фиолетово.
– А мне нет. Потому что обидно за русский язык.
– Брось! Симпатичное оставим, шлак сольем. Сам же об этом говорил русичке.
– Может, и говорил, только что ты называешь симпатичным? Назови примеры!
Я задумался.
– Ну, хотя бы слово «чувак». Смотри, сколько поколений пережило. Плохо разве?
– А почему пережило? – тут же подхватил Славка. – Потому что это музыка улиц! Или, скажем, «конь педальный» – тоже будет жить, пока есть лошади и велосипеды…
Кусок мороженого вывалился у него изо рта, и Славка юрко скакнул на месте, спасая брюки.
– Нет, я все понимаю, раньше тоже такое было. «Флот» или «акварель» с «балетом» взяли извне – и ничего, прижилось. Причем не только из французского заимствовали. С кем контачили, у того и перенимали. «Помидоры» – из итальянского, «флирт» с «рецептом» – из немецкого, «сандалеты» – из греческого! Короче, все, что в тренде, то и брали.
– В тренде!.. – фыркнул я.
– Вот-вот! Еще одна словопуля! И таких пулечек посчитать – целый словарь наберется!
Я покосился на Славку.
– Сам-то ты словеса не придумываешь? Тоже, между прочим, по свету разносятся.
– Мое по школе разносится, на свет я не замахиваюсь.
– Ага, скромняга!.. Тебя послушать, так наших русских слов и не было вовсе. Всё от чужаков переняли.
– Здрасьте пожалуйста! – Славка даже глаза на меня вытаращил. – А я тебе про что толкую? Про то, что предалово это все! Предалово и продавалово! Потому что если берешь чужое, обязательно теряешь что-то свое!