– Каждый второй блогер что-нибудь да говорит о Башне! А больше всего нас на «Мимозе» обсуждают. Даже кадрик кто-то щелкнул через телескоп.
– Лишь бы снайпер не щелкнул, – пробурчал Карась.
– Да нет, нормальная такая фоточка. Все четверо тут – и вполне симпатичные. Так что не отвертимся, если что.
– Пишут-то что, балабол?
– Да они тут опрос проводят: спрашивают, кто и как относится к нашей акции.
– И как народ голосует?
– Пока еще немного проголосовало – тысяч семь голосов… Но около семидесяти процентов нас поддерживают, двенадцать против, остальным по фигу. Комменты читать?
– А есть интересные?
– Не особо. Кое-кто дебилами называет. Советует взорвать вместе с Башней.
– Вот же умники!
– Зато другие нахваливают, лайки ставят. И идею с флагом одобряют… Один оригинал готов десять косарей пожертвовать на наше лечение. Призывает скидываться. Пишет, что полисмены нас, точно, дубинками отметелят, когда спустимся.
– А вот фиг ему!
– Тут так и отвечают. Даже хуже. Короче, ругаются…
Добрые новости подоспели чуть позже. Это уже Жорка отзвонился – сообщил, что наконец-то снарядили коптер, запускать будут с крыши музея. Там и лестницу пожарную нашли неубитую, и кустики, что от посторонних глаз прикрывают. Причем похвастался, что группа поддержки уже больше сотни человек и все тащат – кто еду, кто бельишко. Даже палатку альпийскую притаранили – сверхкомпактную, теплую. Хозяин готов пожертвовать…
– Вот бы сюда это все! – простонал Славка. – Месяц бы продержались.
– В том-то и штука, что ничего этого сюда не протащишь. – Сержант кивнул на свой айфон. – Мне тут информашку нехорошую скинули: около часа назад группа активистов обратилась в администрацию с просьбой пустить к нам посыльных, чтобы принесли теплые вещи и горячей еды…
– Наивные! – фыркнул Карась.
– Да нет, они вроде и обоснование подобрали: вроде как мы бы и рады спуститься, но руки-ноги замерзли, можем сорваться.
– А что, грамотный ход! – Славка хохотнул.
– Ход-то правильный, только им отказали. Наотрез. А наши тайные союзники радируют, что прямо сейчас в мэрии идет заседание. Полиция, сотрудники МЧС и еще какие-то секретчики сидят, разрабатывают план, как спустить нас на землю.
– Ну-ка? Ну-ка? – Мы подались к Сержанту.
Он, прищурившись, всматривался в экран.
– Короче, один из предложенных вариантов – тупо тянуть время и ждать, пока мы тут совсем не задубеем и не сползем вниз.
– Круто! А если, действительно, сорвемся?
– Это наши проблемы. Нас ведь честно предупреждали. – Сержант поморщился. – По-любому для них это проще, чем штурм. А возможность штурма у них, кстати, тоже обсуждается.
– Ни фига себе! – возмутился я. – Мы что, террористы какие?
– Надо будет – запишут и в террористы.
– Интересно, как они себе это представляют? Я – о штурме? Что, прямо с автоматами атаковать будут? – Карась хищно оскалился. – А мы, значит, голыми руками станем отбиваться?
– Да глупость, конечно. Не станут они этого делать. – Голос Сержанта прозвучал не слишком уверенно. – Знакомые юристы объяснили, что сами сотрудники МЧС права на силовое задержание граждан не имеют. Теоретически это могут делать только бойцы СОБРа, да еще с горной подготовкой. Но таковых пока в наличии нет.
– Прямо как с немецкими егерями собираются биться.
– «Эдельвейс», – припомнил я. – Специальные егерские части, воевавшие на Кавказе.
Мы замолчали. Мысли, пусть и основательно подмороженные, продолжали толкаться в голове. В самом деле, мы-то ждали адекватной реакции, а кто сказал, что люди, посягнувшие на Башню, адекватны? Возьмут и вызовут спецов с горной подготовкой. А после штурманут полузамерзших обалдуев, и мы, понятно, отбиваться не будем – возьмут, что называется, тепленькими. Точнее – холодненькими. Спеленают веревками и спустят на глазах у всех. Ну и, конечно, за проявленный героизм получат по медальке и дополнительной премии…
Сунув руки под мышки, я зайчиком запрыгал вокруг выпирающего из дыры каркаса. Подумал, что надо бы полазить – вниз на полсотни метров и тут же наверх. Авось и согреюсь.
Коптер первым углядел глазастый Славка. Маленькая пташка оторвалась от крыши музея, тяжело поползла вверх и к нам. Ее основательно мотало – то ли оператор был неопытный, то ли безумствовал ветер.
– Черт! Не дотянет… – простонал Карась.
– Давай же, давай! – Я стиснул кулаки.
А Славка, сунув пальцы в рот, оглушительно засвистел.
– Ну же! Милая!..
Мы орали и улюлюкали, точно болельщики на стадионе, и коптер, словно слыша наши крики, подлетал все ближе и ближе. От ствола Башни его отделяло всего-то метров пятнадцать, а вот до Пятачка ему было еще подниматься и подниматься – этажей тридцать.
– Давай же, родненький, постарайся! – зарычал Сержант.
Но ветер неожиданно сменил направление, коптер накренило, и, ускорившись, он слепо боднул бетон. В стороны брызнули треснувшие лопасти, аппаратик, кувыркаясь, полетел вниз.
Карась громко выругался, мы подавленно молчали.
– Перегрузили, наверное…
– Не в этом дело. Ветер сегодня бешеный.
– Может, еще коптер достанут?
– Ага, у олигархов попросят! – процедил Сержант. – У тех, что Башню нашу купили. У них-то денежек много – на миллион таких коптеров хватит.
Он был прав. Коптер – да еще чтоб на двести метров поднялся – стоит недешево. Во всяком случае, для нашего брата. И этот, спасибо, пожертвовали. Небось самым теплым да вкусным нагрузили. Было до жути обидно. Точно нас лишили сейчас последней надежды.
Славка снова начал отжиматься, а я гусиным шагом пошел нарезать привычные круги. Даже подумал, что надо бы посчитать, сколько я их уже сделал. Пальцы рук периодически немели, и приходилось их оттирать. Про ноги я вовсе не думал. Все чаще поглядывал на Славку. Ему-то с его кроссовочками приходилось еще хуже. Вот уж не подозревал, что в октябре можно так мерзнуть…
– Антох! – сипло позвал Сержант. – А это, кажись, про тебя.
– Чего?
– Двигай сюда, говорю!
Точно колоды, переставляя одеревеневшие ноги, я приблизился к скрючившемуся у стены Сержанту. Он сунул мне к уху телефон, и я услышал женский голос – должно быть, репортаж журналистки.
– …Родственник одного из руферов согласился дать небольшое интервью. По его словам, сын Антон еще школьник, ему всего пятнадцать лет…
Блин! Это ж на самом деле про меня!.. А в следующую секунду сквозь завывание ветра я расслышал голос отца:
– Он сделал это, чтобы привлечь внимание общественности. Всего-навсего. Ничего преступного он не замышлял. Уверен, его товарищи также руководствовались самыми благими намерениями. Честно скажу: я горжусь своим сыном, горжусь этими ребятами…
На секунду мне стало жарко. Я жалобно заморгал. А Сержант уже ставил телефон на громкую связь.
– Это надо всем услышать…
Только отца уже не было, снова вещала журналистка:
– В соцсетях появилась информация о том, что засевшие на вершине телебашни активисты просят у сочувствующих забросить им теплые вещи с помощью квадрокоптера. Одна такая попытка была сделана, но перегруженный дрон не сумел подняться на нужную высоту. Управляемый на предельной дистанции аппарат ударился о башню и разбился…
– Это мы и сами знаем. – Сержант гулко раскашлялся и выключил телефон. – Скоро батарея сядет.
– Лишь бы мы не сели, – пошутил Карась.
– Типун тебе! – Сержант внимательно глянул на моего друга. – Славка, как ты там, есть еще порох в пороховницах?
Славка издал нечто нечленораздельное, энергично запрыгал на месте.
– Правильно! Прыгать и отжиматься! – скомандовал Сержант. – Двести приседаний, сто отжиманий. Помирать приказа не было. Не хватало нам еще заболеть…
Глава двадцать седьмаяМысли тревожные, думы тяжелые
(За 23 часа до катастрофы…)
– Смотри, что пишут… «По действующему законодательству телебашня не может быть включена в перечень объектов культурного наследия, так как с момента ее строительства прошло менее сорока лет». Здорово, да? Еще и проект, по их словам, не индивидуальный.
– Что это значит?
– Это значит – обыкновенная типовуха-новодел, которая ничего не стоит.
– Ничего себе типовуха!..
Споры на Пятачке продолжались. Жаркие слова тоже имели свойство согревать. Только ветра они не заглушали, и, прячась от него, я в очередной раз спустился на Ободок. Наматывая круги вокруг башенного ствола, вяло удивлялся тому, что высота меня уже совершенно не пугает. Лишь с подветренной стороны, где тугой воздух толкал в спину и грудь, я придерживался за стену рукой.
В очередной раз проходя мимо «стремянки», я вдруг ясно представил себе, как перелажу через перильца, берусь за мерзлый металл и, спустившись, зависаю на последней перекладине. Треть народа внизу тут же хлопается от ужаса в обморок, а все прочие устраивают бурные овации.
Картинка была вздорной. Да и не получилось бы у меня устроить подобный аттракцион. На этаком ветрище не вышло бы ничего и у Славки. Окоченевшие пальцы – опора ненадежная…
А внизу по-прежнему клубились толпы людей, и хорошо, наверное, что на таком расстоянии никто не видел наших озябших скукоженных фигур, наших синюшных лиц. А вот Алиса, будь она здесь, наверняка бы ощутила произошедшие перемены. Что там она в прошлый раз почувствовала? Напряжение с тревогой? Наверное, так оно и было, но отчего-то я не сомневался, что сегодня многое она бы «увидела» по-другому. Увидела, услышала и ощутила. Поскольку там, внизу, бо́льшая часть людей, без сомнения, нас поддерживала. Значит, и сюда, наверх, посылались вполне позитивные волны энергии. Жаль, таким образом нельзя было напитываться теплом. Природа определенно недоработала с человеческим организмом…
Созерцая сверху город, я мысленно прощался с ним. Улочка Степана Разина, здание мечети, треуголка музея, старые чапаевские особняки, знаменитая заброшенка в Зелёной роще – все это казалось отсюда пятнами и оспинами на рябом лице земли – может быть, не самом ухоженном, но все-таки до боли родном. Возможно, мой гиппокамп тоже научился что-то такое предсказывать, и какой-то своей частью я отчетливо вдруг осознал: всего этого – и именно с Башни – я больше никогда не увижу. Жуткое такое слово – НИКОГДА…