гических способностях. Позже, когда адарланский король несколькими указами «упразднил» магию и повел безжалостную охоту на бывших магов, она вообще запретила себе думать о подобных вещах. Несарина добросовестно училась стрелять из лука, владеть мечом и кинжалом, метать ножи. Она неутомимо упражняла тело, пока и оно не стало оружием. На вопросы отца и сестры, зачем ей все это, она давала один и тот же ответ: магия способна исчезать, а хорошая сталь никогда не подведет.
Сейчас, сидя на пронизывающем ветру, под ледяным дождем, успев забыть ощущение тепла, Несарина впервые пожалела, что не может пустить по жилам магический огонь. А еще лучше, если бы на вершину горы вдруг явилась какая-нибудь Огненосица, согрела бы их и раскинула над головами магический купол, загородив от разгулявшихся стихий.
Но где сейчас Аэлина – никто не знает. Во всяком случае, такие донесения получала Хасара. Несарина была склонна верить принцессе. Вопрос: что послужило причиной исчезновения Аэлины и ее двора? Грязные «моратские игры»? Или собственные замыслы террасенской королевы?
В Рафтхоле Несарина вдоволь насмотрелась на возможности Аэлины и узнала ее главную привычку: никого не посвящать в свои замыслы и ни с кем не советоваться. Скорее всего, королева исчезла сама, чтобы затем самой же выбрать место и время появления. И время будет выбрано с удивительной точностью. Это и нравилось Несарине в королеве. Аэлина строила долгосрочные замыслы и позволяла внешнему миру считать себя необузданной хвастуньей. А замыслы, о которых знала только она, потихоньку осуществлялись. Стратегия настоящего полководца: чем меньше знают о том, что ты вознамерился сделать, тем меньше возможностей тебе помешать.
И сейчас, слушая завывания бури и стук льдинок, Несарина думала: вдруг у Аэлины Галатинии сыщется в рукаве такая карта, о которой не знает даже ее двор? Только бы нашлась. Почему-то Несарине казалось, что от действий террасенской королевы зависит судьба всего мира.
Но магия однажды уже подвела целый континент. Несарина напомнила себе об этом под стук собственных зубов. Нужно искать способ победить Мората без магии.
Прошел не один час, прежде чем буря отправилась терзать другие части континента. Увидев, что Кадара отряхивается, Сартак поднялся. Они с Несариной получили дополнительную порцию холодного дождя, но жаловаться было бы несправедливо. Все это время рукка стойко принимала на себя основной напор стихий.
Их седло, конечно же, насквозь промокло. Несарине казалось, что она сидит в луже. Однако запасного седла у принца не было. Кадара взмыла вверх, навстречу расчистившимся небесам и холодным потокам ветра, дувшим с гор на окрестные луга и равнины.
Буря украла у них драгоценное время, вынудив устроить еще один привал с ночлегом. На этот раз Сартак выбрал небольшую рощицу с полянкой посередине. И опять – никакого огня. Даже маленького костерка, чтобы немного согреться. Несарина молчала, понимая, что принц вовсе не издевается над нею, а руководствуется соображениями безопасности. Холод поселился у нее в костях. Толстая подстилка не спасала от корней, врезавшихся в спину. На ужин – снова фрукты, вяленое мясо и успевший зачерстветь хлеб. Желудок Несарины сердито урчал, требуя более внушительной пищи.
Она была не вправе упрекать принца. Он и так отдал ей свое одеяло и предложил переодеться в сухую одежду. Его одежду. Несарина вежливо отказалась. Почему? Она отправилась в путь с человеком, с которым была едва знакома. Полетела на остроглазой рукке, где их спутником было сульде принца… Пустилась за тридевять земель почти с незнакомцем.
Раньше такие мелочи не слишком заботили Несарину. Служба в городской гвардии каждый день сталкивала ее с незнакомцами: разозленными, испуганными, подавленными. Приятные встречи можно было пересчитать по пальцам; особенно в последние полгода, когда тьма накрыла Рафтхол и устроила охоту в его подземельях.
Но что касается Сартака… Дрожа от холода и ворочаясь без сна, Несарина снова и снова обдумывала свое решение. Не слишком ли она поспешила? Союз с хаганом очень важен, и все же…
Сквозь верхушки тонких сосен пробивался серый рассвет. У Несарины ломило руки и ноги. Глаза воспалились после бессонной ночи. Кадаре, топтавшейся на месте, не терпелось поскорее оказаться в воздухе. Пока сворачивали лагерь и усаживались, они с Сартаком едва обменялись парой слов. Сегодня он рассчитывал добраться до гнезда руккинов.
Чем дальше на юг, тем холоднее становились ветры. Через два часа полета Сартак прошептал ей на ухо:
– Глянь-ка туда.
Его рука указывала на восток.
– Если лететь полдня, достигнешь северного края степей. Сердце Дарганца.
– Вы там часто бываете?
Сартак мешкал с ответом, будто она задала сложный вопрос.
– Они больше признают Кашана, – наконец ответил он. – И Тумелуну… признавали.
Интонация, с какой он произнес имя покойной сестры, говорила о многом.
– Когда-то руккины и дарганцы составляли единый народ. Мы скакали на муникийских лошадях, преследовали рукков и загоняли этих птичек вглубь Таванских гор.
Он махнул в направлении юго-востока. На горизонте высилась череда высоких зубчатых вершин. Кадара устремилась туда. Горы, кое-где покрытые снегом, перемежались лесами.
– Нам долго не удавалось приручить рукков. Жертвы были с обеих сторон. А когда это произошло, часть конников и их предводители не захотели возвращаться в степи.
– Теперь понятно, почему у вас так много схожих традиций. – Несарина взглянула на сульде, надежно прикрепленное к седлу.
Далеко внизу колыхалось золотое море иссохших трав, перерезанное извилистыми нитями рек.
Несарина быстро перевела взгляд на горы. Она почти свыклась с мыслью, что смерть летит с ними рядом, однако мысль не могла унять беспокойно урчащий живот.
– Да, – отозвался Сартак. – И потому на войне наши воздушные всадники часто объединяются с дарганцами. Способы сражения, конечно же, разные, но мы неплохо научились действовать сообща.
– Кавалерия внизу и воздушное прикрытие сверху, – подытожила Несарина, стараясь не высказывать особой заинтересованности. – А вы участвовали в войнах?
Принц опять помедлил с ответом:
– В таких, как бушуют на вашем континенте, нет. Наш отец старается убедить все земли, входящие в хаганат: верность вознаграждается, а сопротивление обрекает на смерть.
Спина Несарины покрылась ледяным панцирем.
– Меня дважды посылали напомнить эту простую истину жителям нескольких земель, где назревал мятеж.
Его дыхание согревало ей ухо.
– И потом, руккины тоже делятся на кланы. Иная вражда длится десятками лет, если не больше. Я научился обходить острые углы, не принимая чью-либо сторону. Приходилось и споры улаживать.
Он лишь не добавил, что порою улаживание не было исключительно словесным.
– Тебе в городской гвардии наверняка приходилось заниматься тем же самым.
– До таких высот я не доросла. – Несарина хмыкнула. – В основном несла службу на городских улицах. Повышения пролетали мимо.
– Я думал, с таким искусством стрельбы ты командовала всей рафтхольской стражей.
Несарина улыбнулась. Обольститель. Под суровой внешностью принца скрывался бесстыжий ухажер. Вопрос Сартака не был сложным. Ответ она нашла еще несколько лет назад.
– Адарлан не настолько открыт, как хаганат, если говорить о роли женщин в армии или городской страже. Мои навыки ничего не значили. Повышение получали мужчины, а моей участью год за годом оставался обход улиц. Что с городским дном, что с повздорившей знатью разбирались гвардейцы чином повыше. И конечно же, учитывалось адарланское происхождение.
Узнав, что Несарину снова обошли повышением, ее сестра начинала шумно выражать недовольство. Предлагала, даже требовала «поговорить с ними напрямую». Несарина не возмущалась и не спорила с сестрой. Посмей она что-то потребовать у начальства или даже повысить голос… Остальное зависело от настроения начальства. В лучшем случае она могла услышать: «Скажи спасибо, что тебя вообще приняли в городскую стражу». В худшем – от нее бы потребовали сдать меч, форменную одежду и проваливать на все четыре стороны. Почему она не уходила со службы? Не только и не столько из-за жалованья. Среди рафтхольских стражников было крайне мало тех, кто по-настоящему помогал попавшим в беду. А потому Несарина продолжала служить и не возмущалась, когда весьма посредственные ее сослуживцы-мужчины получали повышение.
– Да. Я слышал, адарланцы не очень-то благоволят к выходцам из других краев.
– Это еще мягко сказано! – вырвалось у Несарины.
Тем не менее отец твердо решил пустить корни в Рафтхоле, утверждая, что жизнь там дает больше возможностей. Даже когда Адарлан начал завоевывать соседние государства, отец не тронулся с места. А как мама уговаривала его вернуться в Антику – город, который она полюбила всем сердцем. Повзрослев, Несарина пыталась понять, что́ же двигало отцом. Возможно, упрямство. Возможно, желание выстоять наперекор тем, кто вновь устраивал гонения на чужестранцев.
Несарина искренне старалась не винить отца в последствиях его выбора. Правда, иногда она срывалась и выплескивала гнев. Сестра и здесь ее не понимала. Делара всегда любила Рафтхол, любила шумную, пеструю жизнь адарланской столицы. Ей удавалось расположить к себе адарланцев и победить их нетерпимость к «чужакам». Неудивительно, что замуж она вышла за уроженца Рафтхола. «Дитя Адарлана» – эти слова были вполне применимы к Деларе. Адарлана, каким он когда-то был и каким, возможно, станет снова.
Поймав быстрый воздушный поток, Кадара понеслась в его струях. Мир внизу слился в одну разноцветную полосу. Горы становились все ближе.
– Тебя когда-нибудь… – начал Сартак.
– О таком не стоит говорить, – перебила его Несарина.
Не стоит… особенно когда она и сейчас чувствовала камень, ударивший ей в голову, и слышала оскорбительные дразнилки адарланских сверстников. Детство давно прошло, а ощущения остались.