Одежда матери-по-очагу состояла из обычных кожаных доспехов и синего плаща, накинутого на плечи. Рядом с Хулуной сидел не кто иной, как Фалкан. Его лицо было не менее хмурым. Сапфировые глаза буравили пришедших. Сартак даже замедлил шаг. Возможно, принца рассердило, что не он первый удостоился внимания предводительницы. А может, он был недоволен самим присутствием торговца при их встрече.
Придворный этикет остался далеко. Подчеркнуто не замечая адарланца, Сартак спрыгнул на первый уступ очажного амфитеатра и пошел прямо к Хулуне. Когда он был совсем близко, она поднялась и обняла принца. Объятие было крепким и недолгим. Ростом Хулуна почти не уступала Сартаку. Несарина залюбовалась ее сильными плечами и крепкой фигурой.
– Печаль все еще гнетет твои плечи. – Хулуна внимательно оглядела Сартака и рукой в шрамах провела по его щеке. – И тревога тоже.
– Я скучал по тебе, эдж, – произнес он, закрыв глаза и склонив голову.
– Льстец, – упрекнула его Хулуна, потрепав по щеке.
Несарина с большим удовольствием смотрела, как принц покраснел.
Пламя очага придавало седине в волосах Хулуны золотистый и красноватый оттенок.
– А вот и лучница с севера залетела в наши края. – Взглянув поверх плеча Сартака, она обратилась к Несарине и слегка кивнула гостье. – Я – Хулуна, дочь Докина, но ты можешь называть меня «эдж». Так меня здесь все зовут.
Едва взглянув в карие глаза Хулуны, Несарина поняла: эта женщина умеет подмечать почти каждую мелочь.
– Для меня большая честь встретиться с вами, – склоняя голову, ответила Несарина.
Мать-по-очагу долго смотрела на нее. Несарина не отводила глаз, стараясь не шелохнуться. Пусть Хулуна высматривает в ней все что угодно.
Наконец взгляд Хулуны переместился на Сартака.
– Нужно поговорить.
Несарина облегченно выдохнула, но не позволила себе даже слегка опустить плечи.
Сартак тоже испытал облегчение, было видно по его лицу. Фалкан молча наблюдал за ними.
– Думаю, эдж, такие разговоры лучше вести наедине, – сказал принц, косясь на торговца.
Грубостью это не назовешь, но и учтивостью не пахнет. Несарина не знала, относятся ли слова Сартака и к ней тоже.
– Тогда это подождет, – махнула рукой Хулуна. – Садись.
– Эдж… – неуверенно пробормотал Сартак.
Фалкан шевельнулся, показывая, что готов уйти. Но Хулуна зыркнула на него, молча приказывая оставаться на месте:
– Хочу, чтобы вы все слышали.
Сартак послушно сел. Легкое постукивание ноги подсказывало, что Фалкан все равно ему мешает. Несарина села рядом. Хулуна вернулась на прежнее место:
– В глубине наших гор пробуждается древняя злоба. Я потратила несколько дней, высматривая ее проявления.
– Эдж…
Чувствовалось, Сартак встревожен не сообщением Хулуны, а тем, что его мать-по-очагу странствовала одна.
– Не забывай, мальчишка: я еще не настолько стара, чтобы сульде падало у меня из рук. – Хулуна сердито посмотрела на принца.
Ни у кого бы и язык не повернулся назвать ее старухой.
– Что именно заставило тебя говорить о древней злобе?
Хулуна быстро оглядела зал – нет ли кого рядом.
– Что заставило? Разграбление гнезд рукков. Ночью оттуда украли яйца. Исчезло несколько птенцов. Бесследно.
Сартак вполголоса грязно выругался. Несарину удивило, что он позволяет такое в присутствии Хулуны. У нее самой от слов предводительницы свело живот.
– Расхитители гнезд десятки лет не осмеливались соваться в наши горы, – сказал принц. – Осмелели, значит. Но тебе, эдж, все равно не стоило гоняться за ними одной.
– Я искала не расхитителей. Нечто похуже.
Лицо Хулуны помрачнело. Несарину пронзила страшная догадка. Если валги добрались и сюда…
– Моя эдж называла их харанкаями.
– Это значит «тень» или «тьма», – шепнул Несарине Сартак.
Известие ужаснуло и его.
У Несарины бешено колотилось сердце. Значит, валги уже здесь…
– Но в ваших землях у этих тварей иное название, – продолжала Хулуна, глядя на нее и Фалкана.
Адарланец сглатывал. Несарина лихорадочно прикидывала: как поубедительнее соврать, что она впервые слышит о валгах, и не проболтаться.
Фалкан кивнул. Когда он заговорил, его голос был едва слышен сквозь треск пламени.
– Мы их называем стигианскими пауками.
У Несарины отлегло от сердца.
– Стигианские пауки – просто досужие выдумки, – сказала она Хулуне. – И паучий шелк – такая же сказка. Хоть бы кто его видел. Простите, эдж, но вы гонялись за призраками.
Фалкан смотрел на нее так, как взрослые смотрят на детей, несущих явную чушь.
– Позволю с тобой не согласиться, капитан Фелак.
Он полез к себе за пазуху. Несарина напряглась, рука потянулась к кинжалу на поясе.
Но адарланец достал не оружие.
В его руке был квадрат странной белой ткани величиной с носовой платок. Даже не белой, а переливчатой, похожей на свет звезд. Даже Сартак присвистнул. Если верить легендам, паучий шелк стоил бешеных денег.
– Паучий шелк, – объявил Фалкан. Помяв ткань, он тут же убрал свое сокровище обратно, добавив: – Прямо от пауков.
Несарина разинула рот.
– Значит, ты собственными глазами видел эти ужасы, – сказал Сартак.
– На Эрилее я заключил с этими тварями сделку, – поправил принца Фалкан.
На его лице вновь появилась мрачная улыбка. И тени. Множество теней.
– Это было почти три года назад. Кто-то назовет меня отъявленным глупцом, но в результате сделки я получил триста локтей паучьего шелка.
На один его платок в Рафтхоле можно было бы купить приличный дом. А на полотно длиной в триста локтей…
– Должно быть, ты богат, как хаган, – вырвалось у Несарины.
Адарланец пожал плечами:
– Я узнал, что истинное богатство – не в сверкающем золоте и не в драгоценных камнях.
– И чем же ты заплатил?
Несарина вспомнила: за свой шелк стигианские пауки брали не золотом и не драгоценностями. Осязаемые вещи им вообще были не нужны. Пауки требовали мечты, желания и…
– Двадцатью годами. Двумя десятками лет своей жизни. Мне не урезали ее на двадцать лет. Они забрали у меня лучшие годы.
Несарина пригляделась к адарланцу. Не мальчик, конечно, но и стариком его не назовешь. В волосах – ни единого седого волоса.
– Мне двадцать семь лет. А выгляжу я почти на пятьдесят.
Боги милосердные!
– Тогда что тебя принесло в Таванские горы? – не слишком учтиво спросила Несарина. – Собрался еще прикупить паучьего шелка?
Хулуна цокнула языком:
– Должна тебе сказать, девочка, что шелк производят только паучихи. И только у вас, на вашем континенте. Здешние не нашли себе достойного занятия. Харанкаи ничего не создают. Только разрушают. Они с давних пор живут в пещерах и на перевалах вокруг Дагульских гор. Так называется гряда к югу от нас. Расстояние немалое. И до сих пор мы соблюдали негласную договоренность: мы не летали над их владениями, а они не совались к нам.
– Тогда почему ты думаешь, что теперь они решили воровать яйца наших рукков? – спросил Сартак.
Он посмотрел на вход в пещеру, где несколько птиц дожидались хозяев, затем склонился, уперев локти в колени.
– А кто еще? – возразила мать-по-очагу. – Расхитители гнезд давно забыли дорогу сюда. Чтобы проникнуть в гнездо рукка, нужно сначала подняться высоко в горы. Кому такое по силам? Я несколько дней летала над их владениями. Там все в паутине. Она тянется с вершин и склонов до сосновых лесов в ущельях. Под нею не остается никакой жизни.
Хулуна повернулась к Фалкану:
– Смотри, как получается. Харанкаи вновь занялись разбоем, и именно в это время у нас в гнезде появляется адарланский торговец, пострадавший от их соплеменниц с Северного континента. Ему понадобились ответы. Я не верю в простое совпадение.
Сартак сердито посмотрел на Фалкана. Тот примирительно поднял руки:
– Я действительно пострадал от стигианских пауков… или паучих. Но я ничего не знал о харанкаях, а потому не мог ни разыскивать их, ни чего-то требовать. Почему я здесь? До меня доходили сведения о сокровищнице знаний, которая есть у вашей матери-по-очагу. Я надеялся получить ее совет, прежде чем отваживаться на какие-либо действия.
– И чем, как ты думаешь, тебе поможет ее совет? – спросила Несарина, искоса поглядывая на торговца.
– Я хочу вернуть свою молодость, – не поднимая головы, ответил он.
– Он продал все триста локтей паучьего шелка, но по-прежнему думает, что сможет вернуть время, – с усмешкой пояснила Сартаку Хулуна.
– Я на самом деле могу его вернуть, – почти выкрикнул Фалкан.
Хулуна сурово поглядела на него. «Не забывайся, где находишься и с кем говоришь», – предупреждал ее взгляд. Адарланец взял себя в руки и продолжал:
– У меня есть замыслы, которые до сих пор не дают мне покоя. Я хочу их осуществить, пока меня не одолела дряхлость. Мне говорили: единственный способ вернуть бездумно отданные годы – это убить паука, поглотившего их.
– Тогда что ж ты не остался на Эрилее? – удивилась Несарина. – Там бы и охотился. Зачем тебя понесло сюда?
Фалкан не отвечал. За него ответила Хулуна:
– Ему сказали еще кое-что. Убить харанкая способен только великий воин. Лучший из лучших. И незачем врать, Фалкан, что ты ничего не знал о здешних харанкаях. Пусть не много, но знал. Потом ты узнал о руккинах, живущих в отдаленном соседстве с этими тварями, и решил попытать счастья. Прежде всего узнать, что́ нам известно о пауках и возможных способах их уничтожения.
Чувствовалось, даже Хулуна была слегка ошеломлена такой стратегией.
– А еще Фалкан втайне рассчитывал найти какой-нибудь обходной путь. Более легкий способ вернуть свои годы здесь, чтобы не вступать с пауками в сражение у себя на континенте.
Что ж, для человека, свихнувшегося на мысли вернуть обратно годы жизни, замысел Фалкана звучал вполне разумно.
– Но каким образом все это связано с украденными яйцами и птенцами? – спросил у Хулуны Сартак.