Башня рассвета — страница 90 из 121

Все смешалось: щелканье клювом, переливчатое мерцание качающейся сети, серые небеса, золотистые перья, вой ветра, пронзительные вопли испуганного птенца и рев Сартака.

Их скрутило и сильно ударило о камень. Несарина ощутила удар всем телом, вплоть до костей и зубов. Затем полетела кувырком. Тело Кадары изгибалось в дугу. Сартак скрючился над Несариной, пытаясь уберечь птенца в когтях рукки от последнего удара.

Потом раздался оглушительный грохот. Сильный рывок порвал кожаные ремни на седле. Несарина и Сартак оставались привязанными к седлу, когда их вместе вытолкнуло со спины Кадары. Лук вырвало из руки Несарины, пальцы ухватили лишь воздух.

Сартак развернулся, прижимая к себе Несарину и защищая ее своим телом, будто стеной. Небо и каменистая земля несколько раз поменялись местами. Сартак громко застонал, принимая на себя всю силу удара о сланцевые обломки. Несарине досталась только часть.

Несколько секунд вокруг не было ничего, кроме разлетавшихся обломков сланца. От стен перехода откалывались куски и падали с глухим стуком. Несарина не ощущала своего тела, кажется, даже перестала дышать.

Потом в уши врезался звук крыла, чиркнувшего по сланцу.

Несарина мгновенно открыла глаза и увидела, что все еще движется.

Рана на запястье была присыпана пылью и мелкими обломками. Боли Несарина не чувствовала, крови почти не замечала. Дыша сквозь зубы, она ощупью выпутывалась из ремней седла. Потом решилась поднять голову и оглядеться.

Сартак, в полуобморочном состоянии, очумело щурился на серое небо. Главное, он был жив и дышал. По виску стекала кровь. Щека и губы тоже были в крови…

Несарина чуть не вскрикнула. Наконец ей удалось освободиться от ремней, и она покатилась к Сартаку, тоже напоминавшему кожаный клубок.

Упав, он наполовину зарылся в сланец. Руки были в ссадинах, а ноги…

– Целы, – прохрипел он. – Не сломаны.

Он говорил это не столько для Несарины, сколько для себя. Ее пальцы почти не дрожали, пока она снимала с принца ремни. Толстые летные доспехи спасли ему жизнь, не позволив камням содрать с него кожу. Сартак принял удар на себя, повернув Несарину так, чтобы упасть снизу.

Несарина принялась откапывать его плечи и предплечья. Осколки впивались ей в пальцы. Кожаный ремешок, стягивавший ей косу, при падении развязался, и теперь волосы свисали, загораживая обзор и мешая следить за окрестностями.

– Вставай, – шумно дыша, сказала она. – Поднимайся.

Сартак вздохнул. Он лихорадочно моргал.

– Ну вставай же, – умоляюще произнесла Несарина.

Впереди зашевелились камни. Послышался сдавленный крик.

– Кадара! – воскликнул Сартак, вытягивая шею.

Несарина озиралась по сторонам, глядя на рукку и пытаясь найти свой лук.

Кадара упала локтях в тридцати от них. Она была целиком покрыта почти невидимым шелком. Призрачная сеть опутала ей крылья и мешала поднять голову.

Сартак встал на ноги, едва не поскользнувшись на вихляющем куске сланца. Рука потянулась за астерионским ножом.

Несарина тоже встала. У нее дрожали ноги и отчаянно кружилась голова. Она продолжала искать лук… Вот он, возле стены прохода. Целехонек.

Она бросилась за луком. В это время Сартак начал освобождать Кадару от паутины. На его руках и шее запеклась кровь.

– Потерпи, – приговаривал он, взмахивая ножом. – Сейчас я освобожу тебя от этой гадости.

Несарина повесила лук на плечо и только сейчас вспомнила про Фалкана. Она дотронулась до нагрудного кармана. Мышиная лапка надавила изнутри. Живой.

Не теряя времени, Несарина выхватила фэйский кинжал, врученный ей Бортой, и принялась тоже очищать Кадару от паутины. Нити были на удивление плотными и цеплялись к пальцам, сдирая кожу. Несарина неутомимо срезала кусок за куском, высвобождая крыло Кадары. Сартак трудился над вторым.

Лап Кадары они достигли одновременно. Когти рукки были пусты. Несарина вновь завертела головой, вглядываясь в развороченные кучи сланца.

Птенца отбросило в сторону. Даже когти Кадары не могли удержать его и разомкнулись при падении. Птенец лежал у самой кромки прохода. Он силился подняться и тихонько верещал.

– Вставай, Кадара, – дрожащим голосом приказал Сартак. – Поднимайся.

Мощные крылья сдвинулись. Рукка попыталась выполнить приказ хозяина. Несарина поспешила к птенцу. Серая пушистая головка была забрызгана кровью. В больших темных глазах – страх и мольба о спасении.

Дальнейшее произошло настолько быстро, что Несарина не успела даже вскрикнуть. Мгновение назад птенец разевал клюв, взывая о помощи – и уже в следующее отчаянно завопил. Из-за сланцевого столба высунулась длинная черная лапа и ударила птенца по спине.

Хрустнули кости, брызнула кровь. Несарина остановилась на бегу и, резко качнувшись, шлепнулась на задницу. Крик застыл у нее на губах. Она лишь смотрела, как вопящего, упирающегося птенца утаскивают за столб.

Крики стихли.

За свою жизнь Несарина навидалась достаточно ужасов. От некоторых ее выворачивало, иные не давали спать. Но видеть, как беспомощному, перепуганному птенцу рукки ломают кости и куда-то волокут… А потом эта тишина…

Несарина развернулась. Скользя на обломках, она побежала к Кадаре и Сартаку. Принц видел расправу над птенцом и требовал, чтобы Кадара поднялась в воздух.

Сильная рукка, способная часами летать без устали, безуспешно пыталась взлететь.

– Улетай! – орал на нее Сартак.

С пугающей медлительностью рукка встала на лапы, задев поцарапанным клювом кусок сланца.

Чувствовалось, что она может упустить драгоценное время и не успеет взлететь. А за соснами, опутанными паутиной, мелькали тени. И они приближались.

Несарина убрала меч и взялась за лук. Стрела дрожала, когда она целилась сначала в столб, за который уволокли птенца, потом в деревья, до которых было не менее трехсот локтей.

– Улетай, Кадара, – просил свою рукку Сартак. – Поднимайся в воздух!

Как она полетит в таком состоянии? Если и поднимется, то сумеет ли нести на себе всадников?

За спиной Несарины зашелестели обломки сланца. Звук доносился из каменного лабиринта.

Их поймали в сеть, чтобы затем атаковать с двух сторон.

В кармане зашевелился Фалкан, пытаясь вылезти. Несарина плечом загородила карман, нажав посильнее.

– Еще рано, – шепнула она. – Не сейчас.

Его магическая сила заметно уступала силе Лисандры. На этой неделе Фалкан несколько раз пытался обернуться рукком. Увы, обличье крупного волка было пределом его возможностей. На большее магии оборотня не хватало.

– Кадара…

Из-за деревьев вылезли первые пауки. Такие же черные и гибкие, как их соплеменница, убитая Кадарой в развалинах Эйдолонской башни.

Несарина выстрелила.

Паучиха с отвратительным криком повалилась на спину. Стрела угодила прямо в глаз. Несарина тут же вложила еще одну стрелу, отступая к Кадаре. Та попыталась расправить крылья и закачалась.

– Улетай! – снова закричал Сартак.

Ветер трепал волосы Несарины, разбрасывая груды осколков. Земля затряслась. Несарина не решалась обернуться. Ее внимание было поглощено второй паучихой, вылезшей из-за сосен. Несарина отпустила тетиву. Пение стрелы потонуло в хлопанье крыльев Кадары. Тяжелом, болезненном, но равномерном.

Несарина все-таки обернулась. Кадара поднималась в воздух – напряженно взмахивая крыльями и вихляя. Рукка торопилась преодолеть узкий проход. С перьев капала кровь, сыпались обломки сланца. В это время на склоне горы, почти возле вершины, появился харанкай. Тварь согнула лапы, намереваясь прыгнуть рукке на спину.

Несарина выстрелила вслед за Сартаком. Обе стрелы попали в цель: первая поразила глаз, вторая застряла в разинутой пасти паучихи.

Паучиха с воплем покатилась вниз. Кадара дала крюк, облетая ее, и чуть не врезалась в гору. Паучья туша упала в каменный лабиринт. Главное – Кадара была уже в серых небесах, изо всех сил хлопая крыльями.

Сартак повернулся к Несарине. Они оба смотрели на сосновый лес. Оттуда с шипением вылезло пять-шесть харанкаев.

У принца кровоточили раны. Он хрипло дышал, но это не помешало ему схватить Несарину за руку и шепнуть:

– Бежим.

И они побежали. Не к лесу, а в сумрак извилистого прохода между горами.

43

В Аксарский оазис Шаол отправился уже без постромок. Ему выделили черную кобылу по кличке Фараша. В переводе с халхийского это имя означало «бабочка». Еще во дворе, перед тем как тронуться в путь, Шаол убедился, насколько имя не соответствует характеру лошади.

Фараша была кем угодно, только не бабочкой. Она кусала удила, сердито била копытами и мотала головой. Словом, испытывала терпение Шаола, пока участники поездки неторопливо собирались и усаживались на своих лошадей. Слуги отправились в оазис днем раньше, дабы подготовить лагерь.

Шаол предполагал, что дети хагана дадут ему самую норовистую лошадь. Пусть и не жеребца, но не менее свирепое животное. Фараша и родилась свирепой. В этом он был готов побиться об заклад.

Но только пусть эти принцы и принцессы не ждут, что он сдастся и попросит другую лошадь, от которой будет меньше хлопот его спине и ногам.

Ириана хмуро поглядывала на Фарашу, поглаживая черную гриву своей гнедой. Обе лошади были красивыми, однако не шли ни в какое сравнение с потрясающим астерионским жеребцом, которого минувшей зимой Дорин подарил Шаолу на день рождения.

Праздник из иного времени и иной жизни.

Знать бы, что́ сталось с тем благородным конем? Шаол даже имени ему придумать не успел. Словно где-то в глубине души знал, сколь мимолетными окажутся те несколько счастливых недель. Остался ли жеребец в королевских конюшнях? Или приглянулся кому-то из ведьм? Самое страшное, если их жуткие драконы попросту сожрали коня.

Наверное, потому Фараше и было ненавистно само его нахождение в седле. Чуяла кобыла, что где-то на севере он бросил верного друга, и хотела ему отомстить.

Хасара дважды объехала вокруг Шаола на белом жеребце, сообщив ему, что эта порода – боковая ветвь астерионских лошадей. Утонченные очертания клиновидной головы и высокий хвост наглядно свидетельствовали о фэйском наследии. Но муникийских лошадей выводили для передвижения по пустыням. Идеальные животные для песков, через которые сегодня поедут участники празднества, и степей – древней родины хагана. Принцесса даже указала на небольшое утолщение между лошадиными глазами (на халхийском оно называлось джибба), говорившее об особом устройстве пазух. Это позволяло муникийской породе свободно дышать и неутомимо передвигаться по сухим, бесплодным пустыням континента.