Его голос был низким и грубым, когда Шаол произнёс:
— Если тебе удастся добиться успеха, мне придётся переносить такую боль. Не один раз.
— У меня есть травы, которые могут усыпить тебя, но с такой травмой… Думаю, что я буду не единственной, кто будет бороться против той магии. И если ты будешь без сознания… я боюсь, что он может попытаться сделать с тобой что-то. С твоей психикой или… разумом.
Её лицо побледнело.
Шаол сжал её руку:
— Делай всё, что потребуется.
— Будет больно. Как сегодня. Постоянно. Или даже хуже. Придётся прокладывать путь вниз косточка за косточкой, прежде, чем я доберусь до самого шрама. Буду бороться с тьмой и исцелять тебя одновременно.
Его рука сжала её руку еще сильнее. Такая маленькая — в сравнении с его ладонью.
— Я выдержу, — тихо сказал он.
— И ты, ты тоже должен будешь сражаться.
Он кивнул.
Ирэн продолжала:
— Всему живому необходимо питаться. Если эта тварь питается твоей жизнью… То ты был бы мёртв. — она указала не его тело. — Но ты жив. Значит, оно ест что-то другое. Что-то внутри тебя.
— Я ничего подобного не чувствую.
Она посмотрела на их руки, а затем чуть отстранилась.
— Возможно, нам стоит обсудить это.
— Что обсудить?
Она погладила его по плечу.
— То, что случилось — и чем ты можешь кормить эту тварь.
— Обсуждать нечего.
Ирэн долго смотрела на него.
— Думаю, обсуждать есть что. Последние несколько месяцев твоей жизни, например. Кажется… это было ужасное время. Ты сам говорил недавно, что нет никого, кто ненавидит тебя больше, чем ты сам.
— И ты так хочешь об этом услышать?
Она не дрогнула:
— Если это то, что понадобится для того, чтобы исцелить тебя и уехать.
Его брови поднялись вверх:
— Ну, хоть в чём-то мы с тобой схожи.
Лицо Ирэн было нечитаемой маской.
— Я предполагаю, что ты не хотел бы остаться здесь навсегда, когда на, как ты назвал, нашей родине, война.
— Разве это не наша родина?
Ирэн молча поднялась и схватила сумку:
— Я не хочу разделять слово «родина» с адарланцем.
Он понял о чём говорит девушка. Возможно, именно поэтому он всё еще не рассказал ей что именно это за тьма.
— И ты, — продолжила Ирэн. — Избегаешь этой темы. Тебе придётся поговорить об этом, рано или поздно.
— При всём уважении, это не твоё дело.
Её глаза испепеляюще посмотрели на него:
— Ты был бы удивлён, узнав бы, насколько сильно исцеление физических ран связано с исцелением душевных.
— Я принял то, что произошло.
— Тогда что в твоём позвоночнике?
— Я не знаю.
Ему было всё равно.
Наконец, она вытащила что-то из сумки и шагнула к нему. Желудок Шаола перевернулся.
Небольшой кусочек, который нужно было закусить в зубах, чтобы не кричать, был изготовлен из тёмной кожи. Неиспользованный.
Она предложила его, не сомневаясь. Сколько раз она передавала это другим пациентам? Было ли кому-то еще больнее?
— Когда захочешь рассказать, что произошло в последние месяцы, только скажи, — сказала Ирэн, поморщившись. — И я остановлюсь.
Шаол молча лёг на живот и сжал кожу в зубах.
* * *
Несрин смотрела на восход солнца.
Она нашла принца Сартака. Он стоял на открытой крыше, одетый в кожу.
Кадара была прекрасна.
Каждое из золотых перьев ракина сияло, как отполированный металл, перья на груди были такими белыми, как снег. И её золотые глаза уставились на Несрин — прежде, чем Сартак повернулся.
— Капитан Фалюк, — сказал принц в знак приветствия. — Вы рано.
— Шторм не давал спать. Надеюсь, что не побеспокоила вас.
— Напротив. — его губы растянулись в ухмылке. — Я собирался отправиться на прогулку.
Кадара щёлкнула огромным клювом, способным откусить голову человеку за секунду. Неудивительно, что принцесса Хасар опасалась птички.
Сартак похлопал по перьям ракина:
— Не хотите присоединиться?
После этих слов, Несрин почувствовала, как здесь высоко. И как будет страшно взлететь на Кадаре в небеса. Где ничего не удержит её от смерти…
Но у принца могла быть важная информация для них.
— Я не особо люблю высоту, принц, но это честь для меня.
Сартак приказал ей переодеться в запасную кожаную броню, сложенную в сундуке у дальней стены. Он вежливо отвернулся, когда девушка переодела брюки. Её волосы постоянно падали на плечи, но принц бросил ей кожаный ремешок, чтобы она стянула их в хвост.
— Всегда ношу запасной, — сказал он ей. Иначе ей пришлось бы неделю пытаться расчесать волосы.
Кадара опустилась, как курица, на крышу. Он забрался на неё за одно движение и протянул руку Несрин. Она осторожно положила ладонь на рёбра Кадары, удивляясь прохладным перьям, гладким, как лучший шёлк.
Несрин ждала, когда ракин нападёт, но Сартак поднял её в седло перед ним.
Сартак пристегнул их обоих в седло с помощью трёх кожаных ремней. Затем он прищёлкнул языком и…
Несрин знала, что не вежливо сжимать руки принца так сильно, что кости, вероятно, сломаются. Но она сделала так, когда Кадара расправила свои блестящие золотые крылья и прыгнула.
Прыгнула.
Её глаза заслезились, совсем не видя дороги. Ветер терзал её, пытаясь выбросить из седла, Несрин так сильно сжала Сартака за руки, что он усмехнулся ей.
Появились бледные здания Антики. Кадара была будто звезда, падающая с небес…
А затем ракин распустил свои крылья и устремился вверх, в небеса.
Несрин радовалась, что отказалась от завтрака.
За несколько взмахов крыльями, Кадара устремилась к горизонту, который окрасился розовыми цветами.
Антика под ними становилась всё дальше и дальше, когда они поднимались ввысь.
Несрин уже могла видеть оливковые рощи и пшеничные поля недалеко от города. Сельские усадьбы и небольшие городки, странные дюны северной пустыни. Яркую, реку, которая сверкала в восходящем солнце.
Сартак ничего не говорил.
Он позволил Кадаре нести их куда та пожелает. Ракин поднял их еще выше.
О, это чувство полёта! Свобода!
Совсем не бесконечное море, утомительные волны и тесный корабль.
Это как будто наконец вдохнуть воздух, которого так не хватало… Это было просто волшебно.
Какие красивые земли раскинулись перед ними! Земли, завоёванные чужой нацией, но любимые и ухоженные.
Её земля. Её дом.
Солнце и волнистые луга манили вдали. Дикие джунгли и рисовые поля на западе; песчаные дюны и пустыни на северо-востоке. Она никогда не видела ничего подобного. Весь мир перед глазами.
Несрин не могла понять, почему отец уехал.
И почему остался там, когда тень тьмы пала на Адарлан. Почему жил в том ужасном городе, где так редко можно было почувствовать свежий ветерок, который не пахнул Айвери или мусором.
— Вам не страшно? — спросил принц.
Несрин призналась на халху:
— У меня нет слов, чтобы описать это.
Она почувствовала улыбку Сартака рядом с её ухом.
— О да, это чувство незабываемо. И в самый первый раз, и в последующие.
— Я понимаю, почему вы захотели остаться в лагере. Но почему вернулись?
Тишина.
— Меня так легко читать?
— Так ты не хотел возвращаться?
— Некоторые считают, что дворец моего отца самый лучший в мире.
— Да, это точно.
Его молчание подтолкнуло её продолжить говорить:
— Дворец в Рафтхоле был не таким прекрасным. Он не был частью земель.
Сартак напевал какую-то песенку. Затем тихо сказал:
— Смерть сестры была очень тяжёлой для матери. Ради неё я и остаюсь.
— Мне очень жаль.
Некоторое время только быстрый ветер гудел в ушах.
Но потом Сартак сказал:
— Так что там с замком Рафтхола?
— Вы слышали, что с ним случилось — разрушение стеклянной части.
— Ах. Разрушенный королевой Террасена. Твоей… союзницей.
— Моей подругой.
Он наклонился вперёд, чтобы посмотреть в её глаза.
— Серьёзно?
— Она хорошая женщина, — сказала Несрин и действительно так считала. — Трудная, да, но… это можно сказать о любом человеке королевских кровей.
— И она убила бывшего короля Адарлана.
— Этот человек был монстром и угрожал всей Эрилее. Его Второй, Перрингтон, так и остаётся угрозой. Она спасает свои земли.
Сартак натянул поводья, когда Кадара начала медленно спускаться к долине реки.
— Она действительно такая сильная?
Несрин задумалась какой результат даст ответ.
— Они с Дорином обладают достаточно сильной магией. Но я бы сказала, что именно их интеллект является самым главным оружием. Без стратегии сила бесполезна.
— И опасна.
— Да, — согласилась Несрин, сглотнув. — Есть… Есть ли какая-то угроза во дворе, из-за которой нам нужно говорить на небесах?
Он вполне мог быть угрозой, напомнила она себе.
— Ты достаточно общалась с моими братьями и сёстрами. Видела, какие они. Если бы я договорился о встрече с тобой, это послужило бы сообщением. Я готов услышать твою просьбу, возможно, надавить на отца. Они будут учитывать риск и выгоду. Или попытаются присоединиться к моей стороне.
— А ты? Хочешь нас выслушать?
Сартак долго не отвечал.
— Да. Я бы послушал о том, что с вами обоими случилось. Я не так сильно влияю на отца, но он знает, что армия ракинов предана мне.
— Я думала…
— Что я его любимец? — он низко, горько рассмеялся. — Возможно, у меня есть шанс стать Наследником, но каган не выбирает его по любви. Тем не менее, я уверен, что большая часть его сердца принадлежит Дуве и Кашину.
Сладкая, милая Дува — понятно. Но…
— Кашин?
— Он предан моему отцу. Никогда не отступал, никогда не ошибался. Я делал иногда такое, чтобы получить то, что хочу. Но Кашин… Он может командовать, быть жестоким, когда потребуется, но с моим отцом всегда честен. Никогда не было более любящего и верного сына. Когда погибнет наш отец… я переживаю, что другие смогут сделать с Кашином, если он не подчинится, или, еще хуже, что смерть отца сделает с самим Кашином.