– Уже половина второго, – сказал он и с вызовом добавил: – Как вы и приказывали.
– Я обедал с Патти, – начал Макгроу. Он владел собой, но не имел представления, как долго сможет сдержать желание грохнуть кулаком по столу и заорать.
– У меня был ленч с клиентом, – сообщил Поль. Он владел голосом под стать настоящему актеру. – Бизнес идет неплохо.
– В самом деле? – Старик взял со стола толстый конверт с копиями измененных чертежей, взглянул на него и резко отбросил его так, что тот отлетел Полю на колени.
– Тогда посмотри на это.
Он встал, подошел к окну и встал спиной к зятю. Тишину огромного кабинета нарушал только шорох бумаг в руках Поля, который, наконец, сказал: «Ну и что? »
Макгроу отвернулся от окна и стоял выпрямившись, заложив руки за спину:
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
– Я тебя не понимаю. Что я должен говорить?
– Ты произвел эти изменения?
– Разумеется.
– Почему «разумеется?» – Старик повысил голос.
Поль потер висок:
— Я не знаю, что сказать. Почему я не должен был их производить?
— Потому, – ответил Макгроу, – что ты не какой-нибудь электромонтер с почасовой оплатой. Когда кто-то говорит «сделай так», ты всегда вначале спросишь почему. Так что, – Макгроу запнулся, – говори честно, как и что.
В голове Саймона внезапно что-то блеснуло.
– Я попытаюсь, чтобы это не звучало невежливо, – сказал он, – но боюсь, тебе это не понравится.
– К черту, говори как тебе угодно.
Старик уже вернулся в свое огромное кресло и крепко сжал подлокотники.
– Ладно, – начал Поль, – Дело вот в чем. Если кто-то скажет «измени здесь», я, как правило, хочу слышать объяснения. Но когда скажет свое слово Иисус Христос – Бен Колдуэлл или его благословенный апостол – Нат Вильсон, то я только хватаюсь за пейсы и говорю: «Твоя воля, Господи! » И все сделано. Спрашивать: «Почему? » – мне и в голову не приходит: Я ответил на твой вопрос?
Макгроу неторопливо ответил:
– Перестань задираться как мальчишка. – Он посидел молча, задумавшись, все еще взволнованный, потом сказал: – Значит ты утверждаешь, что все эти изменения утвердил Нат Вильсон?
На лице Поля читалось удивление:
– Ничего другого мне и в голову не приходило. С какой стати?
– А поскольку ты видел, – продолжал Макгроу, – что эти изменения, как оказалось, позволяют тебе то тут, то там немного сэкономить, и в целом все выливается в неплохую сумму, это давало тебе повод не задавать лишних вопросов, не так ли?
– Мне кажется, ты сам говорил, что дареному коню в зубы не смотрят. – Поль похлопал по бумагам, лежащим у него на коленях. – Если они хотели в своей Башне такую проводку и я, как ты говоришь, мог на этом сэкономить, то зачем же мне возражать?
Макгроу не спешил с ответом:
– Нат Вильсон утверждает, что он здесь ни при чем.
Поль переменился в лице, но сказал только:
– Понимаю.
– Что ты понимаешь, а? Уилл Гиддингс тоже не верит, что изменения подписал Вильсон, и Бен Колдуэлл тоже.
– А чему верите вы, дорогой тесть?
В кабинете повисла мертвая тишина. Макгроу уставился на свои руки, неподвижно лежавшие на столе.
– Я думаю, что ты сам вырыл себе яму. – Теперь он глядел Саймону прямо в лицо. – Я думаю, что ты или жулик, или болван. У тебя роман с его женой...
– Это тебе Патти сказала?
Макгроу сидел молча, по-прежнему глядя на него.
– Ладно, – через минуту сказал Поль. – Это правда. – Он развел руками. – Ты этого не понимаешь.
– Не понимаю. И не прощаю.
Теперь в нем неудержимо поднималась слепая ярость:
– Я старомодный тупой работяга, а ты молодой, ловкий, образованный, из хорошей семьи и все такое, но при этом в тебе что-то гниет и воняет как падаль, что долго лежит на солнце.
– Выбирай выражения, я уже от тебя понаслушался...
– Ты еще вообще ничего не слышал, – сказал Макгроу. – Если посмеешь встать, пока я не кончу, я тебе голову оторву.
Он замолчал. Было слышно только его тяжелое дыхание. Он с трудом заставил себя не кричать:
– Зачем Нату Вильсону затевать эти изменения? Объясни мне. Он с них ничего не имеет. Он архитектор. Он и Бен Колдуэлл. Разумеется, главный Бен, но это ничего не меняет. Они оба утвердили проект электрооборудования, сделанный Льюисом. Зачем же Вильсону что-то менять?
Саймон сидел молча. Ему хотелось встать и уйти, но он боялся. Старик за столом внушал ему страх, и как Поль говорил Зиб, потому что он не просто угрожал, он на самом деле был способен прибегнуть к физической расправе.
– Я задал тебе вопрос, – сказал Макгроу.
– Ты задал мне их несколько.
– Тогда отвечай на все.
Саймон глубоко вздохнул:
– Нат Вильсон – выскочка.
— Что ты, черт возьми, хочешь сказать?
– Он меня терпеть не может.
Макгроу нахмурился:
– Почему? Потому что ты спишь с его женой, так что ли?
Саймон кивнул. Он решил, что будет лучше ничего не говорить.
– Я этому не верю, – сказал Макгроу. – Я его знаю. Если бы он знал о том, что ты вытворяешь за его спиной, то скорей всего он бы поговорил с тобой напрямую и лишил бы твою рекламную улыбку парочки зубов. Это...
– И он крутит с Патти, – сказал Поль.
Макгроу открыл, потом закрыл рот, но тут у него отвисла челюсть. Он попытался справиться с этим, однако рот продолжал открываться и закрываться, хотя из него не вылетало ни звука. Кровь отлила у него от лица. Макгроу начал лихорадочно хватать ртом воздух, но это не помогало Глаза у него вылезли из орбит. Он попытался поднять руку, но не смог и бессильно осел на кресле, все еще хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.
Поль быстро встал, мгновение постоял в нерешительности, потом подбежал к дверям, распахнул их и крикнул Лауре:
– Немедленно вызывайте «скорую». По-моему, у него сердечный приступ.
Возвращаясь после обеда с губернатором к себе в контору на Пайн-стрит, Гровер Фрэзи взял такси. Он знал Армитейджа давно и считал, что они, как обычно говорят, добрые друзья. Но в кругах губернатора, так же как и в кругах Фрэди, дружба была скорее красивым термином, не имевшим ничего общего с бизнесом. У бизнеса свои законы. И точка.
Если кто-то своим успехом принес вам пользу, вы на его стороне, если неудачу – нет.
Но он еще не потерпел неудачу. Пока нет. Однако в обозримом будущем его Башня будет зиять пустотой. В этом все дело.
Это можно свалить на общий застой в бизнесе или на власти в Вашингтоне с их политикой: шаг вперед – два шага назад. Но перекладыванием вины на других дела не по правишь. Объяснения помогают редко, и сегодня за обедом объяснения нисколько не изменили точку зрения губернатора.
– Вы сегодня на виду, Гровер, – сказал губернатор, – а таким достаются не только розы, но и шипы. Мне это знакомо.
Он размешивал в кофе сахар, кисло улыбаясь и наблюдая, как кружится жидкость. Наконец поднял голову:
– Насколько плохи наши дела? Назовите мне несколько цифр.
Он не отрывал взгляда от Гровера.
Фрэзи назвал ему цифры: процент сданных помещений, перспективы на новые арендные договоры, нынешние и предполагаемые доходы минус основные расходы по эксплуатации и текущие расходы. Неутешительные цифры.
– Но это ненадолго, – уверял он.
– Черта лысого, ненадолго! – Губернатор не повышал голос, но в нем зазвучал новый тон. – Безработица не снижается, инфляция нарастает. Я бы не сказал, что существует возможность кризиса на уровне тридцатых годов, но и не сказал бы что ни с того ни с сего все вдруг изменится, особенно в больших городах.
– Боб Рамсей...
– Боб Рамсей слышит голоса свыше. Я удивляюсь, почему бы ему давно уже не спуститься с ближайшей горы с новыми десятью заповедями. Он рассчитывает заставить весь штат работать на его город, но из этого ничего не выйдет. Он думает, что конгресс ляжет на спину, засучив лапками в воздухе от радости, что может дать ему карт-бланш, но этого тоже не будет.
Фрэзи в глубине души придерживался того же мнения, но ничего не сказал.
– Боб Рамсей любит этот город, – продолжал губернатор. – Это я признаю. И не дает ему развалиться практически голыми руками. Но дело в том, что все больше фирм переезжает отсюда в предместья, гораздо больше, чем перебирается сюда. Славные времена вашего города – большого яблока, центра вселенной – давно уже миновали, он потерял свою привлекательность. То, что осталось, стремительно превращается в город или для очень богатых, или для очень бедных, но ни одна из этих категорий не арендует помещений в небоскребах.
«Да, – должен был признать Фрэзи, размышляя в тиши своего кабинета, – Бент Армитейдж скорее всего прав. Как всегда прав».
На столе тихо загудел интерком, Фрэзи нажал кнопку:
– Да?
– К вам мистер Гиддингс, – раздался голос Летиции. – Говорит, по неотложному делу.
Вначале обед с Армитейджем, теперь Уилл Гиддингс, наверняка с новыми проблемами; бывают минуты, когда неприятности обрушиваются на человека со всех сторон.
Хорошо, – обреченно ответил Фрэзи. – Пусть войдет.
Гиддингс сразу перешел к делу.
– Пора вам тоже узнать, что происходит, – сказал он и бросил на стол конверт, набитый копиями измененных чертежей.
Фрэзи вытряхнул копии из конверта, просмотрел некоторые из них и удивленно взглянул на Гиддингса.
– Я не инженер, как вы, – сказал он. – Объясните мне, в чем дело.
Гиддингс начал рассказ, а когда закончил его, откинулся на спинку и стал ждать.
В громадном кабинете стояла тишина. Фрэзи медленно отодвинул кресло, встал, подошел к окну и долго смотрел вниз на улицу. Потом, не оборачиваясь, сказал:
– Вы, разумеется, ничего об этом не знали.
– Не знал, но это моя вина, так же как и сотрудников Колдуэлла – точнее, Ната Вильсона и Берта Макгроу. Все мы несем за это ответственность.
Фрэзи отвернулся от окна:
– И что теперь?
– Нужно все перепроверить, шаг за шагом, и выяснить, произведены ли изменения в действительности и какие могут быть последствия.